В города

Я ненавижу вспоминать моменты из прошлого. Но они сами лезли в голову — вырывали траншеи прямо в сознании и заливали туда жидкую боль. Перед глазами твоя улыбка, тёмные очки, в которых отражается яркое солнце. Южный берег Крыма затянул нас на две долгих недели. На две недели лютой страсти, жары и бесконечных поцелуев. Сука. Воспоминания о потерянном паспорте, каждодневных пьянках, отравлении, прогулках под луной. Воспоминания о твоей белоснежной спине, к которой никак не хотел «прилипать» загар. Воспоминания об острых зубах, что кусали мою шею и звонком смехе. Твоё несформированное детское тело постоянно мелькало перед глазами, загораживая палящее солнце. Оно снилось мне в эротических снах и, наконец, знойной ночью… На балконе нашего номера. Ты открылся мне так, как никогда раньше. Расслабился. Доверился. Напился в пизду. Ты мурчал, словно кот, щекотал мои нервы, требовал касаний, близости, нежности. Твердил об осторожности и я послушался. Я сдался. Я сделал всё так, как надо — без моральной травмы. Острые локти, что упирались в шезлонг. Тонкие и почти гладкие ноги. Испуганный, но одновременно знающий себе цену, взгляд. Ты произносил какие-то слова, не связанные по смыслу. То на русском, то на арабском; всё это смешивалось с украинским, принося мне эстетическое удовольствие. Ты умел выговаривать каждую букву до мурашек на коже. Умел подносить это со своим особым акцентом. Так, что у меня вставал. Я помню каждую деталь того вечера. Это было так давно, но кажется — совсем недавно. Чёрную футболку. Рёбра, что грозились порвать тонкую кожу при каждом вдохе. Разноцветные шорты. Босые ступни, которые касались моих губ, шеи и плеч. Мне нравились твои тонкие пальцы на ногах, которые проскальзывали мне в рот. Они были такими холодными, их хотелось согреть. Но я лишь продолжал кусать подушечки пальцев, наблюдая за тем, как тебя лихорадит. В девятнадцать лет ты впервые смог почувствовать полноту ощущений от оргазма. Ты смог насладиться моментами и узнать своё тело от и до. Тебя ведь воспитывали так, что нужно любить только душу. Но со мной ты полюбил и тело. И я ни капли не жалею о том, что я был первым человеком, который такое с тобой сотворил. Я не жалею о том, что это вообще случилось. Ведь тебе было хорошо. Тебе было очень хорошо: ощущать мои ладони, которые пиздецки медленно раздевали тебя, давая привыкнуть к ощущениям и не стесняться. Хотя, кого я обманываю? Краска с лица не сходила до самого конца. Тебе было жутко страшно, стыдно и интересно. « — Ты знаешь, что это? — шёпот. — Нет… — утробное рычание, а затем громкий и протяжный стон.» Это была простата. Да. Одно касание моего скользкого пальца и ты был готов кончить. Ты был готов визжать, как девочка. Ты был готов умереть прямо там от стыда и удовольствия. Было страшно, ведь согрешить не входило в твои жизненные планы. Дурачок. За две недели ты узнал столько, сколько тебе бы не показали ни в одном порно. И я горжусь этим. Ты был тем мальчиком, который справился. Который переборол стеснение. Ты был моим мальчиком. Какая-то отстойная музыка на улице, исходящая от немецких туристов, прибавляла шарма в ситуацию. Будто старый советский фильм. Будто всё должно кончится идеально. Должно, но не обязано. Дрожь в теле и адская температура, которая заставляла тебя сгорать, стонать и кусать костяшки пальцев. Мой умелый язык осторожно коснулся сначала лобка, перебирая светлые и мягкие волоски. Затем основания члена. Потом скользкой и влажной головки. Ты почти сошёл с ума. Ты почти кричал на весь район, когда я взял горячий орган на всю длину в рот. Ты чувствовал острые зубы, мягкий язык и неровное нёбо. Неровный пульс и пот, что стекал по лбу — ладонь гладила твой впалый живот, перебирала рёбра, ключицы пока мой рот доводил тебя до сумасшествия. Тебе хотелось большей близости. Ты плакал от недостатка тепла. Нужно было внутрь. На всю длину. До боли и скрежета зубов. Мгновение и ты уже лежал на животе, продолжая трястись от боли в низу живота, которая скручивала внутренности. Я долго. Очень. Мучительно. Бесконечно. Растягивал тебя. Так, чтобы всё прошло гладко. Так, чтобы ты смог насладиться мною, моим членом, моим теплом. Так, чтобы это было лучшее в твоей жизни. Почти не больно. Почти легко. Почти сразу. Перед глазами темнота и только твоё имя. Фади. Фади. Фади. Что с тобой стало? Где твои острые локти и леденец за щекой? Где твой детский смех и несформированное тело? Почему передо мной сидит наглая блядь, что курила уже третью сигарету. Ненавижу. Я ведь целовал эти губы. Кусал эти пальцы. Вылизывал дёсна на протяжении трёх лет. Где благодарность? — Ты знаешь, что я делал этот год? — кусаешь губу, прямо как тогда. Возвращаюсь в реальность. Питер, две тысячи шестнадцатый, тебе двадцать три, а мне тридцать. Свихнулись. Разошлись, как мосты. — Что же?.. — почти безразлично спрашиваю, продолжая наблюдать за дымом, что соскальзывал с твоих сухих губ. — Трахался, как кошка. С девушками. С проститутками. И знаешь, что ещё? — злобная ухмылка и окурок с треском опускается на дно пепельницы. — Мне понравилось. Что-то щёлкнуло в сердце. Что-то блядски сильно заболело. Что-то заставило мои глаза блестеть от слёз. Какая же ты тварь, Азима. Вырос, а врать не научился. Забыл мои сильные руки, что сжимали твои плечи? Забыл мой язык на зубах? Забыл мой запах и тепло? Нет, не забыл, поэтому и врёшь. У кого что болит… Тебе нужен секс, это видно по дрожащим пальцам и чрезмерной вульгарности. Нужен, как воздух. Нужна разрядка и спокойствие. Это нужно было в Минске. В Одессе. В Брянске. В Москве. В Волгограде. Тебе это нужно было постоянно. Ты — самый ненасытный мальчик, из тех, которых я встречал. Ты — самый сумасшедший и мерзкий. Ты — шалава, Фади. Блядь. Потаскуха. Проститутка. Шлю-ха. Поэтому я без возражений вгрызаюсь в твои эти сухие губы. Поэтому я смело стягиваю с тебя джинсы, потому что знаю — не стесняешься. Уже целый год не стесняешься, раздвигая ноги на вписках каждому второму. Абсолютно гладкий. Абсолютно зрелый. Абсолютно готовый к внезапному сексу. Ты изменился в худшую сторону, мудак. Снова воспоминания заставляют жмуриться, задыхаясь в слезах. Концерт, где ты слишком молод, чтобы уверенно вышагивать по сцене. Мнёшься на одном клочке площадки, дёргаясь под оглушающий бит. Тонкие ручки держат микрофон. Сухие, блять, губы выкрикивают злой, отвратительный, пидорский текст, а глаза горят от ощущения дебюта. Да, ты молодец. Ты весь вечер был молодцом, впервые попробовав горловой отсос. Кашель, избыток слюны, которая капала тебе на чёрную майку. Нехватка воздуха, боль. Но ты был лучшим. Ты был охуенным, чёрт возьми! А я охуенно вбивался в твои гланды, прижимал к себе, заставляя утыкаться носом в пах. Охуенно стонал и кончал в рот. А ты глотал. Всегда. Даже если не нравилось, всё равно глотал. Потому что мне нравилось. И сейчас нравится. Нравится твоё ублюдское тело. Голое тело. Использованное половиной Украины. Уже не настолько костлявые ноги обвивают мой торс. Издаёшь уже не настолько невинный и осторожный стон, когда я вхожу. Ты просто кричишь, как обычная дрянь, которую давно не воспитывали. Куда ты скатился? Где мой ребёнок, который боялся даже подумать о сексе? Где длинные ресницы и бесконечная наивность? Осталась там же, где и девственность. Я виноват в том, что испортил тебя. Я спровоцировал твой уход. Я заставил податься во все тяжкие. Ненавижу. — Я хочу… — протягиваешь, ощущая, как чувствительные стенки сжимаются от внезапного проникновения. — Хочу, как раньше. Желание — купить леденцов и спрятать бритвы. Ухмылка. Оргазм.