***
Мне нравится наблюдать за тем, как ты по-детски ступаешь голой ступней на горячий песок и подскакиваешь от неожиданных перепадов температуры. По-удобнее разместившись на шезлонге, вытянув ноги, я могу спокойно наблюдать за твоим поведением. Ты не видел ярких красок еще с жизни в Дамаске. Сейчас же твоему счастью нет предела. Сухой воздух в дали от пляжа нагрел твою белоснежную кожу почти до красна. Невыносимая жара заставляла тебя ускориться и скорее забежать в холодную воду по пояс. Прохладные капли остужали твою нагретую спину. Представляю это блаженство. Секунда и ты скрываешься под водной гладью, задерживая дыхание. У меня есть время, чтобы вдохнуть плотный воздух и немного расслабиться перед тем, как снова увижу тебя. Перед тем, как сердце начнет вырываться из грудной клетки. Вдоволь наплескавшись в соленой воде, ты подходишь ко мне, загораживая палящее солнце. Детская улыбка, мокрые плечи и просьба купить мороженое. Воображение рисует самые пошлые картины. Самые тайные фантазии вырываются наружу, заставляя меня глупо улыбнуться и кивнуть.***
Как смешно — будто в самом развратном аниме, ты слизываешь мороженое со своих тонких пальцев. Оно слишком ожидаемо капает на твои мокрые ключицы, ноги и живот. В кафе ни души, и я могу спокойно сесть рядом с тобой и, как бы невзначай, вытереть его с твоего тела. Это действие вызвало у тебя лишь стеснение и легкую дрожь. До этого мы сторонились друг друга, избегали прямых взглядов. И только сейчас ты решился взглянуть на меня в такой близости. Представляю, что творится в твоей голове. Любовь к мужчине, а тем более любовь к его телу — грех. Я знаю, как важна для тебя религия, но меня это абсолютно не смущает и мои пальцы скользят по твоей коленке, вытирая остатки мороженного. — Антон, — голос дрожит, — я хочу напиться. И я прекрасно знаю причину. Воспоминания. Прошлое. Жизнь в страхе и невозможность отгородиться от этого. Одобрительно киваю, понимая, что это мой шанс заполучить твое холодное арабское сердце.***
Отправив тебя в номер, заказал нам вино и фруктов. Оригинальнее ничего не нашлось, поэтому я подумал, что этот вариант самый лучший. Поставив на поднос все необходимое, поднялся в номер, прислушиваясь к звукам. Ты в ванной. Невольно ухмыляюсь, представляя, с каким стыдом ты смываешь со своего тела соль, песок. И с какой осторожностью намыливаешь хрупкие плечи, шею, острые ключицы, вечно впалый живот и тонкие ножки. Не решаешься коснутся члена, стыдливо отводя взгляд. Я знаю все это, представляю. Слишком четко представляю. Выходишь из душа: распареный, покрасневший, мокрый… В одних шортах чуть выше колена. По груди стекают капли воды, вызывая желание слизать их. Но я лишь открываю бутылку вина, наливая его в стеклянные стаканы. Усаживаешься на двухместную кровать, наблюдая за моими накачеными руками. Тебе хочется как можно скорее почувствовать на языке кислый привкус и тепло в желудке, которое залечит душевные раны. Протягиваю тебе бокал, наблюдая за тем, как ты жадно вливаешь в себя алкоголь, проливая часть на бежевую простынь. Ты был слишком неаккуратный. Слишком влажный. Слишком девственно чистый. Слишком желанный и ранимый. Мне страшно коснуться тебя, страшно разрушить психику, которая и без того пострадала. Облизываешь пухлые губы, сводишь с ума. Неосознанно заигрываешь, смотря то мне в глаза, то на стену позади. — Иногда мне кажется, что этот кошмар никогда не закончится… — вздыхаешь, снова выпивая бордовую жидкость, пытаясь расслабить напряженное сознание, — Просыпаюсь по ночам, в ожидании взрывов, сирены и криков матери… Первая слеза скатилась по щеке. Затем вторая, третья и вот, ты, что есть силы, утыкаешься носом в мою футболку, сцепляя тонкие ручки за спиной. Что-то очень острое и тошнотворное щемит в груди, заставляя меня все-таки расстаять и обнять в ответ. Стало еще хуже — я думаю о сексе в то время, когда тебе невыносимо больно. Тебе невыносимо страшно. Ты умираешь. А я просто наслаждаюсь твоей болью. Тону в горьком океане покрасневших глаз. Я ненавижу себя. Ненавижу тебя. Сука. — Это пройдет, — пытаюсь поддержать, понимая, что получается хуево, — ты же понимаешь, что война закончилась? Поднимаешь на меня свои серые глаза. — Нет, Антон… Она не закончилась, блять, — всхлипываешь, — она преследует меня всю жизнь. Куда бы я не поехал — повсюду смерть. Эти слова слишком сильно ебашут по сердцу. Лезвием. До крови. Блять. — Это паранойя, — все еще пытаюсь выдавить из себя хоть какую-то поддержку, — ты просто оказался не в том месте, не в то время. Молчишь, испытывая мое терпение. Молчишь, выжигая своим взглядом мое сознание. — Поцелуй меня. Это прозвучало слишком жалостливо. Как мольба о помощи. Как будто этот поцелуй мог спасти твою жизнь. Мог вытащить из самых страшных кошмаров и воспоминаний. Не могу. Не в силах пошевелиться, сделать хоть что-то. В своих мечтах это было так легко. Это было приятно, нежно и абсолютно непорочно. Я даже мог представить себе вкус твоих губ. Но сейчас… Когда все происходит на самом деле. Когда ты в паре сантиметров от меня и всю нашу судьбу решает одно касание губ, я просто понял, что не могу сломать тебе жизнь. — Пожалуйста, Тони, не заставляй меня вставать на колени. — снова слезы. Двусмысленность. Да, Фади, пожалуйста, встань на колени. Не могу смотреть на твои слезы. Большим пальцем вытираю их, сжимая остальными шею. Обжигающее дыхание и между нами не остается свободного пространства. Спустя столько лет, я могу почувствовать твой вкус. Могу вдохнуть твой запах невинности. Могу прикусить эти, до онемения пальцев, соблазнительные губы. Могу выебать скользким языком рот, исследовать десна и каждый неровный зуб. Могу углубить поцелуй до рвотного рефлекса, разжимая челюсти до боли. Ты хнычешь и отвечаешь. Неумело, неуверенно скользишь языком по моему, вдыхаешь воздух через нос, сильнее прижимаясь. Далее в последний раз коротко и влажно целую, отстраняясь. Твои большие глаза полны возбуждения. Полны страстью и желания обрести защиту. Я смогу. Я дам ее тебе.