Вторая жизнь.

— Лучше привязать, — Джеки предпочитал быть беспомощным и зафиксированным. Тогда ощущения менялись, боль переплавлялась в удовольствие. В таком состоянии он мог, не дотрагиваясь до члена, кончить от порки. Инесса тоже про это помнила. — Ты кое о чем забыл, дорогой, — от этого «дорогой» сидевшего рядом с ней Корнелиуса чуть не передернуло, но женщина все списала на трепетность неофита. — Подойди ко мне, — она ленивым жестом вытащила из лежавшей на диване сумочки некое приспособление, которое оказалось стальным размыкающимся кольцом большого диаметра, и пережала им мошонку и крепко стоявший член Джеки у самого основания. — Вот теперь располагайся поудобнее, — довольно улыбнулась она. «Как же сложно без магии!» — обычно от одного взмаха волшебной палочки узлы на запястьях и щиколотках наказываемого завязывались сами собой. А сейчас Слагхорну пришлось все сделать руками. «Вот, мазохисты — лентяи, лежат, расслабляются» — Инесс наблюдала за стараниями Горация. «А садисты трудятся, аки пчелки. Привязывают, на коленях для этого вокруг нижних ползают, девайсами машут», — красиво смотрящаяся со стороны сессия всегда требует от верхнего хорошей подготовки, в том числе и физической. Это женщина знала по собственному опыту. Как после проведенной порки у садиста болят мышцы предплечья. Тем временем, Слагхорн изучающим взглядом осмотрел лежавшего на животе, привязанного к ножкам кушетки Джеки. Подошел, задрал короткую все еще надетую на нижнего юбчонку, закрывая ей область почек и часть спины, глядя на белые, немного раздвинутые в стороны ягодицы юноши. — Что же, приступим к Вашему воспитанию, — Гораций произнес ставшую для него привычной за полвека фразу, даже не задумываясь, насколько возбуждающе она звучит для окружающих в контексте происходящего. Коротко замахиваясь, он несильно и не больно постучал по ягодицам, разгоняя в них кровь, «разогревая» их. В ответ на что Джеки тихонько застонал и постарался прогнуться в пояснице, чтобы сильнее выпятить попу. — Я вижу, Вы готовы, молодой человек, — ротанговая трость рассекла воздух и ровно легла поперек белых половинок, оставляя розовый, постепенно исчезающий след. Слагхорну стало очевидно, что перед ним лежит человек, которого пороли часто и регулярно. Были у бывшего декана Слизерина подобные хулиганы, которых приходилось наказывать каждую неделю. Если во время первой экзекуции на коже быстро возникали гематомы, ссадины и кровоподтеки, то после четвертой или пятой порки такого уже не было. Чтобы оставить синяк или наливающийся лиловым продольный след на подобной «пробитой» попе, надо было очень постараться, но ни к чему подобному Гораций не стремился. Он не любил делать кому-то больно, считая наказания досадной и, увы, вводящей его в грех сладострастия, навязанной обязанностью. Хотя, со злостными нарушителями дисциплины и лентяями особо не сдерживался, они ему изрядно досаждали. Не сдерживался он и с Джеки. Бил размеренно, спокойно, опуская трость на все же порозовевшие, а затем заалевшие, налившиеся лиловым от порки ягодицы. Нижний во время экзекуции начал громко стонать и ерзать по кушетке, но это было больше похоже на стоны удовольствия, чем на мольбу о помощи. — Хозяйка, пожалуйста, — проскулил Джеки в какой-то момент. — Неужели ты хочешь кончить? — Инесса склонилась над молодым человеком и оттянула его голову назад за волосы, сжимая их в кулаке. Вид у женщины был возбужденный, глаза блестели. Корнелиус взирал на супругу со смешанным с ужасом вожделением. — Ты должен кончить за десять ударов, — она отвязала Джеки от кушетки и заставила встать на диван в позу, которую вежливо называют колено-локтевой. Слагхорн в это время хорошо разглядел голый пах и ровный, большой, налившийся кровью до лилового состояния с пережатыми у основания стальным кольцом яйцами член молодого человека. В туалетной кабинке было как-то не до этого. Инесса освободила Джеки от ограничителя и приказала пажу подлезть под живот нижнего, но не сосать, а лишь в последний момент втянуть в рот его член и проглотить сперму. Горация это возбуждало, сильно. Он был не в Хогвартсе, а вокруг него не было студентов. Поэтому он дал себе волю. Он порол спокойно, сильно, медленно, любуясь тем, как во время его ударов мелко дрожат мышцы на ногах и ягодицах Джеки, наслаждаясь звуками сладострастных стонов, вырывавшихся из его груди. В какой-то момент нижний напрягся, застонал, вцепившись пальцами в обивку дивана, замер на какое-то время, спуская в рот другому нижнему, а затем обмяк, словно из него вытащили все мышцы. Тут же со всех сторон раздались аплодисменты, а Слагхорн пришел в себя. Он был с эрекцией, в магловском клубе для извращенцев, который держала его бывшая ученица, и мог в любой момент на глазах у всех превратиться в толстого старика. Выслушав одобрение своих действий и признание профессионализма, как верхнего, из уст завернувшей в теплое одеяло лежавшего в прострации на диване Джеки миссис Фадж, Гораций взял потерявшего, судя по его поведению, впавшего в прострацию после увиденного Корнелиуса под локоток. Директор Хогвартса рассыпался в благодарностях, клятвенно пообещал бывшей мисс Квинси посетить со своим другом следующую вечеринку, вывел мистера Фаджа на улицу, отошел от клуба на безопасное расстояние и, убедившись, что за ними не следят, аппарировал с Корнелиусом из ближайшего закоулка к границе Хогвартса. Гораций довел несчастного мужчину до своего кабинета, где они друг другу клятвенно пообещали ничего друг про друга никому не рассказывать, напились самого обычного огневиски и завалились спать на одну кровать. Проснувшись утром без малейших признаков похмелья, Министр Магии и Директор Хогрвартса со смешанными чувствами обнаружили, что их юная внешность никуда не исчезла. Тогда они наскоро оделись и решили позвать к себе того, у кого Слагхорн изъял бутылку, чтобы выяснить, что они все-таки выпили. Когда вместо одного мистера Гонта-Риддла в апартаменты директора поднялись двое молодых людей — Том и Гарри Поттер, у Корнелиуса нехорошо засосало под ложечкой. Он понял, что это неспроста.