Тихое пламя

Я сам найду мою отраду. Здесь все мое, здесь только я. Затеплю тихую лампаду, Люблю ее. Она моя. Как пламя робкое мне мило! Не ослепляет и не жжет. Зачем мне грубое светило Недосягаемых высот? . . . . . . . Увы! Заря меня тревожит Сквозь, шелк содвинутых завес, Огонь трепещущий не может Бороться с пламенем небес. Лампада робкая бледнеет... Вот первый луч — вот алый меч... И плачет сердце... Не умеет Огня лампадного сберечь! 1901 © Зинаида Гиппиус

      – Тебе нужен парабатай, Джейс. Кто-то должен гасить твое пламя, пока оно не спалило тебя самого. Высокая брюнетка в полном боевом облачении сумеречной охотницы тяжело вздохнула, вырисовывая седьмое по счету иратце на сильном плече блондина, который сегодня в очередной раз рискнул жизнью, бросившись в одиночку в самое пекло битвы с высшим демоном.       – Оставь меня в покое, Изабель. Я в полном порядке, и нянька мне не нужна, – отчеканил светловолосый нефилим, вырывая у девушки руку с незаконченной руной и набрасывая футболку на свое стройное, хорошо сложенное тело, покрытое хаотичной россыпью застаревших белых шрамов и совсем еще свежих царапин и ссадин.       – Как же я устала бороться с твоим тупорогим упрямством, Эрондейл! Ты, конечно, полагаешь, что круче тебя лишь вареные яйца, что ты непобедим, неуязвим, недосягаем, неубиваем, но это всего на всего везение, Джейс! Однажды удача решит вильнуть задом, и тогда твою тушку проткнет какой-нибудь богомол или ибис, и некому будет тебя спасти, потому что мне за тобой не угнаться. После того случая с Клэри ты стал рассеянным и беспечным, отчаянным, безрассудным, будто намеренно ищешь смерти, играешь с погибелью в кошки-мышки!       – Хватит, Изи. Ни слова о Клэри и о моем безрассудстве в боях. Я сыт по горло этим праведным гневом. И ничего не хочу больше знать о твоих планах остудить мой, как ты выражаешься, «пыл». Так что отвали, сестренка. Ты временами бываешь такой жуткой занудой, вот бы только твои кавалеры прознали, как первая красотка Идриса может выносить парню мозг, мигом бы бросили так тебя обожать! – Джейс щелкнул надувшуюся нефилимку по носу, и, натянув кожаную куртку поверх легкой футболки, направился прямиком к выходу из Института с явным намерением смотаться подальше от решительно настроенной на скандал охотницы. Однако дверь вдруг неожиданно распахнулась, едва не сбив блондина с ног, и перед двумя удивленными нефилимами возникла высокая статная фигура затянутого в боевое облачение охотника, с клинком серафима за поясом и полным колчаном стрел на плече. Незнакомец был укутан в длинный темный плащ с капюшоном, из-под которого на мир уверенно и прохладно смотрели невероятной красоты каре-зеленые глаза. На чувственных губах мужчины играла легкая улыбка Джоконды, а линии его бледного точеного лица были так совершенны, что Джейсу на миг показалось, что ожила одна из древних статуй Разиэля, украшавших парадный зал церемоний в столице охотников - Аликанте.       – О Ангел, Алек, ты приехал! – Изабель бросилась гостю на шею с таким рвением, будто хотела задушить того в своих объятиях, что в принципе и принялась делать, повиснув на нем, как панда на ветке бамбука, обхватив ногами за поясницу, мурча и лепеча что-то восторженное и бессвязное куда-то в район шеи легко подхватившего ее на руки нефилима. Джейс никогда еще не видел свою сильную, жесткую напарницу такой взбудораженной и счастливой. Все это могло означать только одно – из Схоломанта вернулся ее старший брат, тот самый Александр Гидеон Лайтвуд, о котором ходило немало «легенд» и мечтали все парни и девушки Идриса, а Джейс заочно бесился уже только от наличия потенциального «конкурента» на звание «самого крутого нефилима столетия». И вот теперь Центурион на пороге родного дома, сжимает в объятиях сестру, и ледяные глаза цвета древесной коры смотрят, кажется, в самую душу, заставляя Джейса почувствовать, как небесный огонь больше не обжигает его изнутри, превращаясь из буйной и страшной стихии в послушное тихое пламя.