Тихое пламя

       С прибытием Центуриона все в Идрисе будто с ума посходили. Девушки старались надеть свои лучшие наряды и глупо хихикали всякий раз, случись старшему сыну Лайтвудов пройти мимо них и улыбнуться, чуть приподняв краешки пухлых губ, а парни из кожи вон лезли, чтобы подстраховать его на тренировке или при случае завести беседу с загадочным парнем из Схоломанта. Изабель без умолку щебетала о том, как скучала, не выпуская локоть брата из крепкой хватки своих коготков, Мариза готовила праздничный ужин, а Роберт просто смотрел на сына с такой безмерной гордостью в глазах, что абсолютно уверенный в любви приемных родителей Джейс начинал ревновать и беситься. Алек его раздражал. Невозмутимый, вежливый и бесстрастный Центурион как должное принимал поток всеобщего восторга, снисходительно позволяя окружающим тихо млеть в своем присутствии и бурно себя обожать. При этом сам он был совершенно спокоен и всецело погружен в свои мысли. Со всеми достаточно мил и приветлив, ко всем одинаково безразличен. И к Джейсу Эрондейлу в том числе, отчего того ощутимо ломало. А еще Джейс не мог на него не смотреть, пытался, но глаза будто тянуло магнитом – к его волосам, носу, скулам, губам – все это было красивое слишком. Настолько, что просто хотелось пялиться, залипать – как он смеется над шутками Изи, треплет Макса по волосам, гладит Чечра и хвалит Маризу за вкусный любимый им с детства пирог – с начинкой из сладкой вишни. У Лайтвуда длинные бледные пальцы, отросшая челка и шрам на брови – и смотрит он будто сквозь Джейса своими глазами осенней листвы, и пламя внутри Эрондейла восторженно замирает. Нефилим хмурится и списывает все это на усталость и стресс. В конце концов, он сам привык быть в центре внимания, а теперь этот ледяной принц наверняка отобьет всех девчонок, раз даже Черч, подлый предатель, залез к нему на колени и сладко урчит. Коты и девчонки всегда заодно – коварные вредные твари.        Джейс не решается лишний раз подойти, да и Алек не ищет с ним встреч. Кажется за все время, что Лайтвуд был в доме, они разве что за обедом парой обмолвились слов, когда нефилим передал ему соль, и пламя внутри него сладко затлело. Центурион сутками пропадает в архивах Библиотеки, о чем–то подолгу беседует с Ходжем, а вечером тренируется в общем зале. Там они видятся чаще всего, когда отрабатывают удары и разминаются на тренажерах. Джейс считает себя богом спарринга, ему равных да просто нет, если дело касается ближнего боя, в котором он чувствует себя непобедимым. И когда старший Лайтвуд, двигаясь плавно и грациозно, легко блокирует его атаки, а после, отвлекший на ложный выпад, ставит подножку и валит на пол под дружный ржач всех, наблюдающих эту картину, Джейс понимает, что просто пока что не встретил достойного спарринга с ним. И пламя внутри превращается в сонм теплых искр, когда нефилим подает ему руку, все также бесстрастно и ровно смотря на него и промолвив, что рад быть с ним в паре, и было прикольно.       Блондину ужасно неловко за промах, он злится и куксится, сидя на мате, и смотрит, как Алек отходит к мишеням, стоящим в углу их спортивной площадки. Он следит за тем, как изгибается высокое стройное тело Центуриона, напоминающее кипарис, как красиво напрягаются мускулы его рук, натягивающие тетиву старого лука, как темнеют ореховые глаза, сосредотачиваясь на цели, и как метко въезжает стрела в сердцевину одной из мишеней. Что выстрел, что лучник достойны оваций. Джейс заворожено смотрит, как Лайтвуд меняет стрелу, как сливается с ней в одном целом, и жалеет, что нет под рукой у него ни альбома, ни акварели. Он хотел бы его рисовать или просто снимать на камеры примитивных, чтобы после разглядывать, не таясь, сколько хочется - без перерыва. Сам блондин в этих стрельбищах не силен, он сроднился с клинком серафима, а еще он прекрасно метает ножи, полагая что лучники – белоручки, чистюли, все бояться запачкаться кровью с ихором, предпочитая лишь дальние рубежи. Это не для него. Слишком ровный баланс, слишком долгий прицел, слишком тонкий расчет. Джейс – другой, он горячий, взрывной, в нем пылает небесный огонь и желание всех защитить. Что в словах, что в делах - с плеча рубит. Алек – это речная вода, что прохладой своей пламя жаркое студит. И Джейс хочет нырнуть в него с головой, растворившись в глазах цвета зелени с корой древесной, ощутить, как становится легче дышать от освежающих прикосновений.        «Ты просто сходишь с ума, Эрондейл», – говорит он себе, когда Алек снимает футболку, и стирает с груди своей капли пота, которые хочется слизывать языком. «Ты просто долго не трахался, Джейс», – говорит он себе, когда представляет, какой на вкус может быть руна на шее брюнета. «Ты просто е*бнулся, Моргенштерн», – говорит он себе, когда думает, что их спальни напротив друг друга. Среди нефилимов нередки такие «союзы». В касте воинов иметь любовника одной с собой расы и крови – «престижно». Но Ангел свидетель, Джейс никогда не рассматривал это касаемо себя лично. Он трахал девчонок, а на одной из них чуть было и не женился. Пока как-то вечером Клэри не заявила, что все прошло, и теперь она будет с другом «из примитивных». Джейс пил три дня, а потом были битвы – много и слишком, хотелось забыть. Как любил, как лелеял надежды, как потом не имел представления зачем жить... Ну а парни его никогда не цепляли. Особо настойчивых он отбривал то сарказмом, то фирменным хуком справа. И был уверен, что все так и будет - девчонки и битвы, а внутри – только буйное жгучее пламя. Только вот он случился - недостижимый, холодный,красивый, и нефилим ощутил вдруг, как пламя - послушным ему и совсем тихим стало.        «Это временный бзик, все пройдет. Тебе просто нужна разрядка», – Джейс был уверен, что это поможет, когда прижимал к стене ночью парня, который давно флиртовал с ним и строил глазки. Высокий, темноволосый, если фантазию подключить можно даже и руну на шее представить тоже. И Джейс представляет, сдирает с парня штаны, наскоро плюнув на пальцы, растягивает проход, кусает в загривок, почти проникает в горячее тело, как мальчик под ним вдруг протяжно скулит, и Джейс понимает, что он не сможет. Не так и не с ним. Лайтвуд не станет вот так вот скулить, сам скорее его разложит. Эрекция быстро спадает, становится стыдно и очень тошно, но бросить парня сейчас нельзя, поэтому Джейс ему быстренько дрочит, пока тот не кончит с протяжным всхлипом. Блондин целует его в плечо и пулей летит в свою комнату – в душ, на повороте врезаясь в Центуриона, и пламя лижет его, щекочет. Алек приподнимает бровь, оглядев его мокрую челку, залитую спермой руку, после кивает ему головой, и спокойно куда-то уходит. Джейсу кажется, что он или сгорит от стыда или замерзнет от льда в глазах Лайтвуда этой ночью.