Рукопись, найденная в Смолевичах

Русская шхуна «Дмитрий» 25-27 июля 18….года Бискайский залив Фиолетовая зверушка почему-то очнулась посреди дня, прянула прижатыми к голове ушами и попыталась встряхнуться, но ей это не удалось. Было очень тесно, прямо повернуться негде. Кролик попробовал встопорщить уши – они уперлись в низко нависающую над головой доску. Попробовал распрямить задние лапы… ну хоть одну… нет, и лапы тоже уперлись в прочную деревянную преграду. Кролик затих. Полежал немного, шевельнул мерцающими в потемках усами и учуял что-то еще. Что-то темное носилось над палубой «Дмитрия», проникало внутрь судна, металось в сумрачной сырости трюма… Недоброе. Кролик обеспокоенно заскреб всеми четырьмя лапами, но дерево было крепким и когтям почти не поддавалось. Мохнатый упырек снова притих, прислушиваясь и принюхиваясь. Пахло дурными снами. Дневными кошмарами веяло на судне, захлестывало тоской, накрывало отчаянием. Кролик утроил усилия, выскребая по дереву глубокие борозды. Надо было выбраться, вмешаться, разогнать непрошенных гостей, тем более, что явились они к Вожаку. А это – непорядок. Кролик сжался в тугой и плотный комок, напрягся что было сил и резко выгнул спину, одновременно оттолкнувшись от пола всеми четырьмя лапами и всхлестнув хвостом. Резкий треск дерева – и кролик оказался на свободе. Еще бы! Наверное, на свете и нет такой преграды, которая смогла бы задержать надолго лилового кролика, видящего цель и не видящего препятствий. В эту секунду один особо злостный кошмар слился в тяжелую ртутную каплю ужаса и устремился в самую нижнюю часть шхуны. Рассиживаться стало совсем некогда – кролик подпрыгнул и кинулся на подмогу Вожаку. По пути он пробил брешь еще в какой-то хлипкой помехе, не обратив на нее особого внимания, кубарем скатился, наступая себе на уши, по крутому трапу в трюм и остановился резко. В трюме никто не спал, доктор хлопотал возле Вожака, сидящего в гробу с ошарашенным видом, протягивая тому какое-то хитрое снадобье, рядом озабоченно топтался плотник, хотя, кажется, он-то чем мог помочь? Кролик обеспокоенно огляделся. Ага, хозяин тут, с ним все в порядке, да и кошмар уже развеялся и улетучился. Вернулся в эфир, или откуда они там приходят? Ничего, теперь так запросто не заявится, есть кому пугануть, уж будьте спокойны! Кролик постоял на месте, обнюхал пол, а потом улегся и задремал у основания грот-мачты. И вот прошла ночь, рассвет занялся, перерос в жаркий день, который в положенное время склонился к вечеру, а эмиссар все спал глубоким и спокойным сном без сновидений. Вампиры поднимались, готовясь к новой трудовой ночи, стараясь без необходимости не переговариваться и вообще всячески соблюдая тишину. Никто из них не смог вспомнить, когда именно на крышке эмиссарова гроба возникло тихое сиреневатое свечение. - Рулевой, смотрите-ка, - удивленно прошептал доктор, - кролик-то ваш как сюда проник? - Не знаю, - так же вполголоса ответствовал взъерошенный спросонок Лендер. – Мы же вместе с вами его заперли в рундуке на баталерке, вы еще сами и замок подергали, прочный ли… Надо же, выбрался. Эй, кроля! Кролик лежал, свернувшись клубком, словно причудливый экзотический венок, присланный на похороны богатым дядюшкой покойного из тропических колоний. На зов хозяина он ответил тихим урчанием и приподнял голову. В мрачном и сыром воздухе трюма глаза его светились угрожающе и размыто, будто огонь далекого маяка в тумане. - Кроля! – снова позвал Теодор, подходя поближе. – Пойдем, ушастый, не мешай капитану. Кролик не двинулся с места, только вдруг угрожающе оскалился и взъерошил шерсть на загривке – за спиной рулевого пробудился магистр. Крышка откинулась как обычно, с резким деревянным стуком, так что все присутствующие – и Лендер, и доктор, и три барышни – слаженно повернулись и хором прошипели «Тсссс!», приложив к губам указательные пальцы. Магистр осмотрелся, недовольно хмыкнул и раскрыл рот, явно намереваясь угостить присутствующих еще одним шедевром своего красноречия, но тут взгляд его упал на искрящийся фиолетовым меховой шар в головах капитанского гроба, и Вольдемар, не проронив ни звука, взвился в воздух и исчез из трюма меньше, чем за пару секунд. - Ишь ты, - рулевой одобрительно потрепал зверька по загривку. – Ну ладно, охраняй тогда. И если кто сунется капитана будить – куси его! Кролик довольно заворчал и умостился поудобнее. Вожак спит. Вожак должен отдохнуть. И никто не смеет нарушать его покой. Лиловый кролик был в этом уверен. Ну а раз так, то и не нарушит. Пушистый хвост с фиолетовой кисточкой на конце огладил темные доски, сбивая с них осевшую пыль, и успокоился, свисая с боку крышки подобием роскошной траурной ленты. Июльская ночь стояла над Атлантикой темным куполом, усыпанная бесчисленными брызгами звезд, местами стекающимися в созвездия, а впереди и чуть справа по борту сияла ясная и неумолимая Полярная. Низко, почти над самым горизонтом, выставил свой хвост Скорпион – все рыщет и рыщет по небу в поисках Ориона, да все никак найти не может. Орион приходил к осени, стоял над миром до весны и умудрялся убраться за окоем как раз тогда, когда Скорпион только начинал карабкаться на небосвод, упорно преследуя свою жертву, а та лишь поправляет колчан на плече, затягивает туже пояс и спокойно уходит по своим небесным делам. Может, он даже и не догадывается, что его преследуют – мало ли кто там бродит по небу без дела? Ярче всего сиял Орион в начале января, рассекая косматую темноту зимних ночей, в одну из которых на свет появился будущий Охотник. Он очень немного знал о себе, но день рождения – так уж получилось – знал точно. Третьего января Орион всегда был на посту, и Охотник привык считать его своим приятелем. Смешно, конечно, но все равно – больше рассчитывать было не на кого. А сейчас Орион был далеко. Жаль. Так больше и не встретятся они, два охотника. Когда тот вернется, этого уже не будет. Молодая ночь взрослела на глазах. Пан Вениамин задумчиво смотрел на плещущую за бортом мглу. На небе перемигивались звезды, на корме ожесточенно шебуршали уцелевшие пока еще кролики, а на мостике звучали голоса. Доктор прислушался. Ну, конечно, кому же там быть. Штурман и рулевой. Слышно было в основном Лендера: - Нет, ты пойми. Шхуна наша хороша, но… тиховата на ходу. Хотя, конечно, мне-то жаловаться не на что. Я больше ста лет моря ждал. - А ты чем занимался-то? – спрашивал штурман почти неразличимо. - Так, по мелочи, у озера одного обретался, лет этак с семьдесят. Или восемьдесят, я особо не подсчитывал. Леман, знаешь такое? - Где-то в Альпах? - Ну точно. Так это, считай, повезло, вода там большая, серьезное озерцо. Но все равно, от берега до берега под парусом – всего за час, от силы – за два. Хотя там и шторма бывают, не хуже, чем на море. Да и ветра там знатные. Когда фён приходит с гор, еще ничего, а вот биза - эх, лихой ветерок! А народ от него шалеет, кто рассудком послабее – так и свихнуться недолго. Зато весело с ним – нам можно даже не прятаться особо, за бред сойдешь или за сон дурной, - рулевой помолчал, потом усмехнулся. – Была у меня там одна история во время бизы, свел знакомство с местной знатью. - Ну, и как голубая кровь на вкус? – в голосе штурмана прозвучала легкая и необидная насмешка. - Да ладно, голубая… Такая же, как у всех прочих. Возни только больше. Да и вообще, я там чуть не попался. Вениамин усмехнулся – похоже, это «я чуть не попался» у Лендера было чем-то вроде фамильного девиза. Скрипнул, поворачиваясь слегка, штурвал, и рулевой спросил: - А ты, приятель? Слышал, ты из московских? Вот где побывать не довелось пока. Как там у вас? Говорят, холода по зимам страшные, аж медведи замерзают? - Это уж как водится, некоторые – так прямо на лету, - штурман отвечал серьезно, так что Вениамину на секунду представился помрачающий разум образ медведя на раскидистых, в алых розах, крыльях и с сосулькой на черном носу, и он тряхнул головой, отгоняя несуразное видение подальше. - Да ладно, - недоверчиво засмеялся рулевой. – И как вы там пробиваетесь – у живых-то, поди, кровь в жилах стынет. Это ж все клыки пообломать можно. - Зимой холодно, летом жарко, в общем, как везде, - рыжий явно не собирался вдаваться в подробности. – Так что там у тебя за история-то? С голубой кровью? - Да вот, ты понимаешь… - Лендер приумолк, видно, собираясь с мыслями. – Есть там одно местечко – вот так скалы нависают, а с другой стороны – вода, и дорога на юг прямо по полке между скалами и озером. А совсем рядом от берега – огромный валун, прямо-таки остров. И замок там, во весь этот островок. Старый жутко, невесть сколько ему лет, развалился давно наполовину, но не заброшенный. И вот как-то осенью живые, как водится у них, по какому-то дурацкому поводу там праздник затеяли. И тогдашний граф прикатил, вместе с женой. И так ее расписывали, что куда деваться. Уж до того, говорили, хороша, что прям глаз не оторвать. Ну как было не взглянуть! Взглянул. И, знаешь, не врали, вправду хороша была. Они как к замку подъезжали, уже смеркалось. А ветер все воет, воет. Ну, я к толпе пристроился… Доктор прикрыл глаза и попытался представить себе эту картину, что ему удалось с невероятной легкостью. Пан Вениамин слушал неторопливый рассказ молодого вампира и видел слегка размытые в сгущающихся влажных сумерках контуры старой крепости, видел многочисленные ее башни и башенки, вокруг которых зависали на секунду-другую несущиеся в порывах бешеного ветра рваные осенние облака, мечущийся в узких стрельчатых окнах красноватый свет, чувствовал смолистый запах факелов, слышал топот шагов, треск дерева и стук колес по каменистой узкой дороге. Ждали графа с супругою. Карета подъезжала, вдоль дороги толпился народ. Чуть поодаль от кучки поселян стоял, прислонившись к пятнистому стволу платана, рослый чернявый парень, похожий на местных жителей не больше, чем сурок на кота. В другое время к нему бы давным-давно подошли, заговорили, расспросили, подобрали, обогрели… а еще скорее - задержали и проводили, это уж как водится. Но вот уже неделю шел через горы самый дурной северный ветер – черный биз, приносящий облака, ливни, туманы, ночные кошмары, приступы черной меланхолии, повышенного аппетита и склонность к мелким пакостям. Поэтому никто толком и не понял, то ли видели незнакомца, то ли не видели, то ли показалось, что видели. Карета подпрыгнула на ухабе, изнутри раздались слова, звучащие совсем не аристократично. Парень скрестил руки на груди, слегка склонил голову и вопросительно уставился на занавешенное штофом оконце. И словно в ответ на это нехитрое движение из окна выглянула пудреная дамская головка. Парень одобрительно кивнул – молва не врала. Графиня была хороша. Он слегка улыбнулся уголком рта. Мадам безразлично скользнула взглядом по серым скалам, по собравшейся толпе, по платану… и дернулась, словно ее белого ушка случайно коснулись раскаленные щипцы для завивки. Пару секунд вглядывалась она в сгустившийся под кроной старого дерева полумрак, потом откинулась назад на сиденье. Смуглый незнакомец улыбнулся шире и понимающе покачал головой. Когда через мгновенье мадам выглянула снова, под платаном уже никого не было. Никто не услышал, как мелькнул в порыве ветра темный крылатый силуэт. Вениамин вздохнул. Да, рулевой им попался одаренный. Талант, можно сказать. Не только суда водить, но и девиц за нос! Да еще и мышью летучей перекидывается. Такое сочетание способностей нечасто встречается. Сам доктор, к примеру, летать в полном смысле слова так и не научился, в нетопыря или, скажем, неясыть какую превращаться не умел, управлять погодами и бури вызывать тоже. Был у него, правда, один скрытый и весьма особый талант, но давненько уже не пригождался за ненадобностью. Да оно, может, и к лучшему. Талантливый Лендер меж тем продолжал свой рассказ: - Заглянул я в зал – там столы накрыты, все сидят, лопают. Чесноком прет, ну да меня этим не испугаешь. Ну, я отошел от шума подальше, встал у стены у какого-то облезлого гобелена с жуткими рожами... …Молодая графиня вела себя странно. Нет, она ничем не нарушала приличий, вела оживленную беседу с пожилым настоятелем собора Святого Франсуа, была подобающе приветлива со всеми, охотно (даже чересчур охотно) выпила местного вина и почти искренне его похвалила. Все шло как должно, но все же, все же, все же... Графиня явно пребывала в смятении. То и дело вскидывалась она, словно прислушиваясь к беззвучному зову, а потом разочарованно опускала плечи. Померещилось. Снова померещилось, как и давеча, на дороге. Почти неразличимый в сумерках силуэт, гренадерский рост и кудри черные до плеч…Это все биз виноват, несносный горный ветер. Пятая перемена блюд. Перепелка с каштанами в вишневом соусе. Графиня взяла со стола полный бокал, отпила. Местным винам, конечно, не сравниться с французскими. Не глядя, передала опустевший бокал назад и разжала руку. Звон разбитого стекла не услышал почти никто – в зале было шумно, гости болтали, смеялись, но муж – господи, какой же смешной у него парик! – заметил, нахмурился и укоризненно свел брови. Лакей собирал осколки с каменного пола щеткой на короткой деревянной ручке. Вот и все, мой супруг, экие пустяки, не стоят ни вашего гнева, ни вашего повышенного внимания ко мне. «Ко мне, ко мне, ко мне», - словно набатом отозвалось в голове. И голос – как будто знакомый. «Иди ко мне!» Графиня вздрогнула. Кусок перепелки плюхнулся всем своим вишневым соусом прямо на мятный шелк нового платья. - Ах, мадам, какая жалость! Наверняка след останется! – пожилая горничная была искренне расстроена. В комнате, отведенной под гардероб, нашлись, разумеется, и щеточка, и сода, и ветошка, чтобы затереть пятно, но муар, пропитавшийся перепелиным жиром и ягодным соком, был загублен безвозвратно. Ах, как жаль, платье совсем новое, и мадам так радовалась, когда его доставили. – Пропало платье, мадам! - Жанна, - голос мадам звучал непривычно сосредоточенно. – Здесь невыносимо душно. Мне просто необходимо глотнуть свежего воздуха. - Да, мадам! – Жанна с готовностью отложила щеточку и поднялась, шурша камлотовыми складками полосатой юбки. - Не беспокойтесь, Жанна, я хочу побыть одна. - Но, мадам… О, да, конечно, мадам. Каменные ступени почти стесались. По лестнице вверх. Голоса пирующих ниже этажом все глуше. Окна в галерее местами выбиты - ох, какой ветер! В конце галереи дверь. Сюда? В небольшом помещении пусто, только колышется от залетевших обрывков ветра полинялый старинный гобелен. И – никого. Графиня прошла вдоль стены, пытаясь рассмотреть спрятавшийся в выцветших нитях затейливый сюжет. Темно. Ничего не разобрать. В дальнем углу сгустились совсем уже ночные тени. Зачем она здесь? Вспомнить бы… Холодно. Пусто. «Обернись!» - шепнула пустота. Он шагнул вперед из ниоткуда, из синей мглистой тени, подошел ближе. - Что ж ты так долго? Я почти соскучился, - и голос тот самый, завораживает, обволакивает и не позволяет сопротивляться. Черные волосы, черные глаза, и непонятно, откуда взялся, словно самого принесло черным ветром, и их обоих сейчас подхватит и унесет прочь. - Кто вы? Я вас знаю? – последние крупицы здравого смысла не желают сдаваться без боя. Тихая усмешка в ответ: - Я - вас знаю, - и пылающей дорожкой след острого когтя вдоль белой пудреной шейки… Воображение сегодня не желало оставлять доктора, рисуя картинки одну ярче другой. Видно, звезды в этих широтах способствуют причудливым играм разума. Пан Вениамин усмехнулся, вспомнив свой небогатый опыт и, чего греха таить, слегка завидуя. А история рулевого текла своим чередом: - Да, какая-то там шпалера висела обтерханная. Позвал, услышала графинюшка и вышла ко мне. В общем, там жилых-то помещений не осталось почти, только кордегардия да службы. А так – пустые комнатушки. Думаю, ага, вот эта как раз годится – два выхода, если что. Окна там крошечные, на них рассчитывать не приходится. Ну и… - Ох, милый, как занятно! – внезапно прозвенело хрустальными колокольчиками. - Мари, и ты тут? – рулевой вдруг почему-то слегка смутился. - Ну а как же? Обожаю амурные истории, да еще из первых рук! Но продолжай, милый! На самом же интересном месте! Это так романтично! - Да уж, романтики через край… Ну, в общем, когда граф спохватился, было уже поздно. Но он как чуял – не слуг послал жену искать, сам пошел. И почему-то священник с ним. Где мадам? А мадам полуголая в пустой комнате – и кровь ручейком по шее. Заметь, не голубая! И это уже на горный ветер и галлюцинации не спишешь. Штурман тихо засмеялся: - Ну, а ты где? - И я там, где ж мне быть? Они меня сначала в полумраке не заметили, да и то сказать, мадам так живописно выглядела, что все внимание на себя отвлекла. Но тут народ подбежал. Короче, увидели меня. А я тоже… не вполне одет. И рот в крови. И тут поп выскакивает – смелый дедок оказался. Прет вперед, ничего не боится, - ну а что ему, сзади толпа с факелами и у каждого клинок наизготовку. Он эдак крест на груди нащупал, перед собой выставил и вопит: «Изыди! VADE RETRO!” Ну, я и изошел! Во вторую дверь. А там – отхожее место. Четыре стены и две дыры в полу. А священник, ты понимаешь, упрямый попался – все неймется ему. Нет, подойти-то, конечно, не решается, поди-ка, сунься. Но и отступать не собирается. И вот - что ему в голову взбрело? - снимает с шеи цепь со своим наперсным крестом и каааак зафигачит в меня – а я только перекидываться начал! И цепь эта меня прям и спеленала. Ни туда и ни сюда. - И как же ты, милый? - Как был, так и сиганул… - Куда? – в два голоса спросили Мари и штурман. - Туда! Отхожее же место! Еще повезло - замок над водой стоит, так что прямо в озеро дыра. А высоко – саженей пятнадцать. И снова повезло - из цепи выпутался, пока падал. Как - сам не знаю, перекинулся у самой воды, аж по волне крылом. Как долетел, уже плохо помню. - Это тебе действительно повезло, - заметил штурман. - Я смотрю, неспокойная у тебя жизнь после смерти. - Она и до смерти шебутная была. Матушка, бывало, все мне твердила: «Ох, Теодорхен, боюсь, не доживешь ты до старости!» Права оказалась – я и не дожил. Снова скрипнул, поворачиваясь, штурвал, и Лендер продолжил: - Забавно, ага. А вот потом мне туго пришлось. Граф ведь дело так не оставил. Что там с женой его потом случилось, я не выяснял, не до того было. Он же охотников кликнул. Вот это, я тебе скажу… - горько вздохнув, рулевой помолчал. - В три дня прибыли. Там по старым городкам наших было еще пятеро – всех извели. А я ушел. Как - сам не знаю. Повезло! Сидел в горах полсотни лет, чуть травой с тоски не оброс. Такая уж там тишь, да гладь, аж тошно. Колокола жуть как замучили – эхо в горах далеко разносится… Так что, когда депешу от Его Сиятельства получил, обрадовался страшно. Даже не поверил сначала – трехмачтовая шхуна, экипаж и пассажиры – все свои, таиться не надо. Правда, удивился немного, как это мы без матросов пойдем, с парусами работать кому-то надо, сам же понимаешь. Но и тут все устроилось как нельзя лучше, спасибо нашей добрейшей Мари, она одна со всем управляется, любо-дорого смотреть. Звон хрусталя слился с веселым женским смехом: - О, Теодорхен, спасибо, милый! - Да чего там, Марихен, чистая правда! Не справились бы мы без тебя. А так – хорошо идем, жаль, тиховато. Вот кабы был у нас клипер - там можно приличную скорость развить, почти полет. Ну да ладно, может, еще и взлетим когда. А пока – не взлетим, так поплаваем. - А пока – курс держи! Норд-норд-ост. - Точно так, господин штурман! Где тут у нас Полярная? Есть норд-норд-ост! Шхуна, слегка рыскнув на волне влево, ринулась вперед, и доктора едва на расплющило об ограждение борта. Он чертыхнулся, подвисая над палубой и уцепившись за попавшийся кстати леер. С трудом вернувшись в вертикальное положение, он уже собрался, наконец, высказать Лендеру, что не стоит так уж стремиться быть на свете всех быстрее, но тут заметил, что разбушевавшиеся с вечера кролики снова замолкли и сидят в своих попахивающих клетках тише воды, ниже травы. И тут же из люка выскочил светящийся сиреневым призрачный ушастый силуэт. - Капитан проснулся! – немного торжественнее, чем обычно, возгласила Мари.