***
Все было готово. На корме спущенной на воду шлюпки стоял пузатый фонарь — так, на всякий случай. Толку от него в таком тумане маловато будет, но почему-то капитану было приятно смотреть на тусклое желтоватое свечение, пробивающееся сквозь охваченное латунным переплетом неровное стекло. Винни уже расположился на средней банке, из-под которой выглядывали заостренные карандашно носики деревянных колышков — рулевой прихватил с собою изрядную вязанку. А Фрэнк еще медлил на палубе, все не решаясь взяться за веревку спущенного штормтрапа*. Подошла Патрикевна, понюхала пряжку изношенных башмаков, тихонько фыркнула. Фрэнк оглянулся почти беспомощно — взгляд его был растерянным и, как показалось Джилл, испуганным. — Фрэнки, — сказала девушка тихонько, чтобы не услышали сидящие в шлюпке, — ну хочешь, давай, я пойду вместо тебя. Фрэнк покачал головой: — Нет, Джилл, что ты… — Да брось, давай, я сейчас скажу Роджеру, — она наклонилась над бортом, но тут ее бесцеремонно ухватили за шелковый подол, оттащили, и через пару минут Фумагалли уже сидел рядом с рулевым. — Что там, Фрэнки? — спросил капитан. Фрэнк шумно вздохнул, и сказал непривычно серьезно: — Капитан. Мне кажется, нам все же лучше дождаться солнца. Сакаи прикусил нижнюю губу. Да, солнца сейчас не хватало, он и сам про это думал — все время с тех пор, как они встали на якорь. Но в том-то и беда, что солнца у этих берегов можно было ждать не день и не два, это Роджер знал точно и не понаслышке. Нет, они все делают правильно. Хотя это и небезопасно. — Да, Фрэнки, — кивнул капитан. — Ты прав, как никогда. Лучше было бы дождаться солнца. А еще лучше было бы иметь на борту судового капеллана, запас серебряных пуль, полный трюм святой воды и пару-тройку монахов-экзорцистов. Поздоровее. Да где ж все это взять? Поэтому обходимся тем, что есть — две сабли, два кортика, да вот кольев Винни настрогал, осиновых. — Ну уж, капитан, — развел Винни руками, — откуда ж осиновых? Какое дерево попалось, из того и настрогал. Да не дрейфь ты, Франя. Может, оно нам и вовсе не понадобится. Рулевой сам не особо верил в то, что говорил, но уж больно непривычно было видеть скандалиста и задиру Фрэнка таким пришибленным — вон, аж кончик носа побелел. Хотелось его слегка успокоить, а там, глядишь, и сам немного взбодришься. Особой чувствительностью рулевой не отличался, но и ему сейчас было шибко не по себе. Туман еще этот… Давит прям, давит… И кто его знает, что в том тумане скрыто? Может, и прав Фрэнк, лучше бы им воротиться к себе да подождать ясного солнышка? Да как же сказать-то про такое? Фрэнк сокрушенно помотал головой: — Нет, Винни, даже не надейся. Понадобится. Еще и как понадобится. Уж можешь мне поверить. Ну да ладно, решили — так идем. Только, капитан. Надо бы нам обойтись без лишнего шума. — Согласен, — Роджер на секунду прикрыл глаза. Две неопределенные фигурки, одна отливающая бледным золотом, вторая — светло-серая и четвероногая, всплыли из глубины его сознания и взялись за руки. Пора. Капитан Роджер Сакаи отдал команду: — Весла на воду. Отваливай!***
Шлюпка плавно шла по темной воде, крепко спящей в уютной колыбели полного штиля. Весла ходили почти неслышно, с легким шелестом, неотличимым от обычных звуков спокойного моря, а вот уключины все же слегка поскрипывали — звук негромкий, но сегодня и он мог стать роковым. — Суши весла! — вполголоса скомандовал сидевший на корме Сакаи. — Ребята, слишком шумно. Рулевой наклонился через борт, черпнул полной горстью, плеснул в уключину, поводил веслом в воздухе — туда-сюда, вот, теперь совсем хорошо. Глянул на сидящего рядом Фумагалли и прошептал: — Франя, да очувствуйся ты! — потому что тот, вцепившись в весло, замер и не шевелился, будто к чему-то прислушивался. Винни ухмыльнулся и хотел было, по своему обыкновению, съязвить, но почему-то передумал, и вместо тычка локтем под ребра Фрэнка коротко и дружески, но все равно весьма увесисто хлопнули по плечу: — Не робей, слёток, небось, не пропадем. Ну, а коль пропадем — так не все же сразу! Даже шепотом рулевой умудрялся сбиваться на бас, а потому Фрэнк нахмурился и прижал к губам указательный палец: — Тсс! И вообще, — прошипел он тихо, но на удивление отчетливо. — Капитан, погасили бы вы эту свою лампаду, все равно ничего не видно, что с ним, что без него! — Так и его, поди, тоже не видно, — не удержался от смешка рулевой, — так уж пусть светит, все не так боязно! -Тссссс! — еще яростнее зашипел Фумагалли. — Раньше надо было бояться! Мы уже совсем рядом, я это чую! И правда, море, спокойное и почти неподвижное, тем не менее понемногу поднесло шлюпку к чему-то темному, высокому и большому, внезапно выросшему посреди тумана и воды по левому борту. Капитан Сакаи, спохватившись, прокричал шепотом: — Табань! Два весла нырнули в воду, притормаживая и без того небыстрый ход. Сакаи чуть двинул руль, и шлюпка слегка развернулась — они проходили под самым носом судна. Сеть под бушпритом была вся усеяна тяжелыми водяными каплями, которые то и дело срывались и падали в море с тихим дождевым шуршанием, правда, одна или две умудрились попасть сидевшему слева Фрэнку прямо по носу, но тот даже не охнул. Сакаи ухватил фонарь за теплый латунный бок и, раскачивая шлюпку, пробрался вперед. — Ну что, — прошипел Винни, — они? Шхуне, если это была она, судя по всему, было лет около семидесяти, по крайней мере, так определил ее возраст Сакаи — носовой фигуры у судна не было. Ни статуи именного святого, ни грудастой-глазастой и отнюдь не святой девицы, ни какой другой скульптуры. Мода на такие излишества миновала как раз лет где-то семьдесят пять назад, а потом, лет этак через десять-двенадцать, снова вернулась. Вот, видно, в этот промежуток шхуну и построили. Капитан полюбовался четкой, чистой и лаконичной линией корабельного носа, не оставшегося, тем не менее, совсем без украшения. Неведомый мастер приладил на форштевень вырезанные из дерева завитки океанской волны, из которых вырывалась и взлетала ввысь, к свету стремительная и долгоносая, с рыжим брюшком и пронзительно-синими крыльями птичка. Зимородок.** Ну что ж, для торговца — вполне подходяще. — Это они, — за пределами неровного круга слабого фонарного огня капитан смог наконец разглядеть славянские буквы из золотистого металла, закрепленные на борту шхуны. «Дмитрий». Шлюпка медленно обогнула цепь сброшенного якоря и проскользнула дальше, почти вплотную к судну. Роджер протянул руку и коснулся борта. …Прикосновение живой горячей плоти, такое незначительное и легкое, пробежав по деревянным нервам старого судна, пробудило от крепкого дневного сна одного из обитателей трюма. Но этого никто не заметил... Роджер левой рукой придерживался за мокрый корабельный бок, а сам прислушивался что есть сил. Похоже, что обитатели шхуны, кто бы они ни были, действительно спят — ни звука не доносилось с палубы — ни голоса, ни шороха, ничего. Слышался только едва уловимый плеск весел и такое же тихое шуршание волны, поднятой пришельцами и разбивающейся о русский борт. И — никаких огней, ни на мачтах, ни на носу. Сакаи оглянулся на своих матросов. Фрэнк вроде бы немного успокоился. Это хорошо. Но лучше все-таки вести себя потише. — Винни, — скомандовал Роджер по-прежнему вполголоса. — Давай! Рулевой встал на ноги, качнув шлюпку, размахнулся, раскрутил в воздухе крепкий пеньковый трос — и на палубу шхуны с легким звяканьем упала трехлапая и когтистая абордажная «кошка». Винни выбрал конец, дернул хорошенько — путь наверх был проложен. Сакаи вздохнул поглубже и ухватился за шершавую веревку, ведущую его — куда? К славе и богатству? Или к ужасной и бесславной гибели? Но как узнаешь, если не попробуешь? Капитан, подтянувшись на руках, уперся ногами в скользкое дерево, делая первый шаг навстречу неведомой судьбе. И тут сверху раздался жуткий, леденящий душу вой: — УУУУУУУЫЫЫЫ! Так и не успевший шагнуть в неведомое капитан Роджер Сакаи повис на тросе, не в силах пошевелиться. — УУУУЫЫЫ! — выла белая мгла; звук, изломанный туманом, искажался и дребезжал: — ЫЫЫЫУУУУ! УУУУУ! — и затих, оборвавшись внезапно коротким всхлипом. Капитан Сакаи разжал руки и кулем свалился обратно в шлюпку. — Что это? Что это, черт побери? — как и прежде, капитан говорил шепотом, только уже не заботясь о секретности, а просто потеряв от ужаса голос, и смотрел на своих матросов. Винни мотал белобрысой головой, не в силах вымолвить ни слова, а Фрэнк, выпучив глаза, хватал воздух ртом и держался за сердце, а потом выдавил хрипло: — Капитан… Думаю, так воет сам… граф, когда выискивает новую жертву! Наверное, Он нас почуял! Рулевой, хотя и держался молодцом, тоже испугался, не меньше других. Но он ни за что и никогда бы в этом не сознался, а потому попытался скрыть страх за привычной насмешкой — глаза его сузились, взгляд, насколько мог, стал ехидным, и, усмехнувшись криво, Винни спросил: — Франя, прямо-таки сам граф? А может, это птица какая неведомая, а? — Не знаю, — растерянно сказал Фрэнк. — Какая же? Нет, так воют только дети ночи. Хотя… Капитан, вы когда-нибудь слышали, как выпь кричит? Роджер с трудом поднялся на ноги, шлюпка снова качнулась: — С ума я с вами сойду! Фрэнки, ну какая тут, к чертям собачьим, выпь? Фрэнк, бледный, как полотно, тоже привстал и вытянул шею, прислушиваясь. Ничего. — А по-вашему — что это? — спросил Фрэнк. Сакаи помолчал. Как ни обидно, но скорее всего штурман прав, и это действительно голос того самого клыкастого господина из Залесья. Роджер вдруг поймал себя на мысли, что и он, боевой морской офицер, капитан корабля, держатель каперского свидетельства*** Ее Величества, благородный муж, наследник традиций самураев и крестоносцев, равно владеющий сабельным и рукопашным боем, и потомственный оборотень, точно так же, как суеверный до смешного Фрэнк, не решается сейчас назвать пассажира русской шхуны по имени, даже мысленно. А тому, видно, и дневной свет не помеха — дети ночи, как же! До чего же не хватает сейчас солнца! Чертов туман! Неужели из-за такого пустяка сорвется верное дело? А что дело — верное, Роджеру теперь было совершенно ясно. Он скрипнул зубами. — Я не знаю, что это, — сказал он резко. — Но не позволю напугать себя какой-то неизвестной твари, голосящей из тумана. В конце концов, выть мы и сами мастера! Винни! — кивнул он рулевому. Рулевой неопределенно повел плечами, но при этом подтянул трос, проверяя, все ли в порядке. Пенька дернулась натянутой струной. — Капитан, вот я не знаю, — несчастным голосом говорил тем временем Фрэнк, — я не знаю, что это может быть, но мне страшно. Мне очень страшно, капитан. И мне не стыдно вам об этом сказать! Может, ну их к дьяволу, сапфиры эти? Сакаи помедлил еще немного. Вой не повторялся. — Так. Я пойду и осмотрюсь, — сказал капитан. — Спокойно! — остановил он дернувшегося было возразить Фумагалли. — Спокойно! На палубе большой опасности быть не должно, а дальше я не полезу. Если все тихо, я позову — смотрите в оба, не засните тут! — Заснешь тут, как же, — проворчал рулевой. — Ты вот что, капитан, давай-ка вдвоем, что ли? Одному-от неспособно как-то! Роджеру очень хотелось согласиться. Но для тихой разведки рулевой был немного тяжеловат. Вот если дело дойдет до открытого боя, тогда да. Тогда самое время звать Винни. Хотя если дойдет дело до открытого боя, Винни вряд ли успеет прийти на помощь. Ну так и зачем рисковать двоим? А в тихом бою Сакаи и сам справится — получше многих. — Нет, Винни, — сказал капитан. Придешь, только когда я позову. Фрэнки в резерве. — А если не позовешь, капитан? Капитан не ответил. Он проверил обе сабли, закрепленные крест-накрест за спиной, и кивком головы указал вниз, на банку. Винни понял и протянул Роджеру вязанку остро заточенных деревянных кольев. Роджер выбрал парочку покрепче и, как ему показалось, поосиновей, чем остальные, и, больше не промолвив ни слова, полез по веревке вверх. ____________________ *Штормтрап — разновидность верёвочной лестницы c деревянными ступеньками (балясинами), опущенная по наружному борту или подвешенная к специальному приспособлению («выстрелу») и служащая для подъёма на корабль (судно). **Зимородок — симпатичная птичка, немного крупнее воробья. Живет на суше, но питается рыбой и прочими водными жителями, за которыми охотится, ныряя в воду и взлетая обратно прямо из-под воды. Символизирует изобилие и богатство, причем не только материальное, но и духовное. Отличный символ для честного торгового судна. ***Каперское свидетельство — официальный документ, разрешающий частному судну на законных основаниях (в отличие от пиратов) атаковать и захватывать суда, принадлежащие неприятельской державе; с 1856 года, когда семью европейскими государствами была подписана Парижская декларация, к которой позже присоединились и другие державы, началась отмена каперства.