***
Среди трех конфиденток графа Эржебета была самой младшей и, как она сама считала, самой любимой. По крайней мере, когда им троим нужно было уломать Сиятельство на какое-нибудь приключение, порою опасное, как те недельные римские каникулы в казармах Швейцарской гвардии, прямо под носом у Папы, или просто малоразумное, вроде визита в венскую Оперу под видом живых, обычно посылали её. И пусть ехидная Кларисса твердит себе, что Сиятельство уступает ослиному упрямству, чтобы не тратить время и нервы. Ясно же, что все дело в её, Эржебетином, тонком умении, почти искусстве угадывать малейшие изгибы переменчивого настроения Сиятельства. Она как никто умела найти к графу нужный подход, беззастенчиво этим своим умением пользовалась и весьма им гордилась. В этот раз, правда, уговаривать Сиятельство не пришлось. Наоборот, это он потратил почти трое суток, чтобы убедить своих компаньонок, что полуразрушенная крепость, затерянная где-то в далматинской глуши, вдалеке от столиц и блеска, ничуть не хуже нового варьете, которое с помпой собирались открывать в Париже как раз этой ночью, и что развлекутся они тут почище, чем на улице Тревиз. Отправляться в Далмацию Эржебете не хотелось, но она согласилась первой — просто из вредности, исключительно назло этой дуре и снобке Клариссе, уже накрахмалившей свои поношенные панталоны и предвкушающей тот особый привкус крови, который отличает парижан от прочих смертных. «Ах, эта полынная горечь!» — восклицала Кларисса, в экстазе закатывая глаза и почти цепляясь клыками за кончик носа. «Это непременно нужно попробовать всякому порядочному вампиру!». Роза привычно помалкивала: ей по большому счету было все равно, куда они в этом году отправятся. Лишь бы там было достаточно людно, шумно и непристойно — чем разухабистей хмельная толпа, тем проще найти жертву. Эржебета никогда ее не понимала. Какой интерес в том, чтобы подвалить к размякшему и бесчувственному пьяному телу, почти лишившемуся души? Досыта и без усилий напиться горячей крови, конечно, хорошо, но разве сравнится это с тонкой игрой, с изощренной охотой, когда тебе нужно сначала найти избранника, позвать его, отбить от стаи, заманить в укромное место и там… Нет, не наброситься, заливая все на сажени вокруг фонтаном крови из разодранной аорты, а — соблазнить. Довести до такого состояния, чтобы он сам, сам молил о первом укусе, сам просил продолжения, требовал осушить его до последней, самой драгоценной капли, чтобы и мертвый продолжал бы смотреть уже невидящими обожающими глазами на свою внезапную возлюбленную и повелительницу… Их традиционные «выходы в свет» год от года, май от мая становились все проще, все обыденней. То ли это мир менялся, обрастая железными ребрами прогресса, то ли они сами старели и теряли вкус к забавам. В последний раз Сиятельство вообще забыл про приближающееся первое мая, а когда напомнили, развел руками: простите, дамы, наверстаем в будущем году. Поспорив пару недель, дамы выбрали Париж — давненько уже они там не бывали, говорят, город теперь не узнать. Списались с прежними парижскими знакомцами, а Кларисса, подвывая от восторга, расписывала Эржебете и Розе, как чудесно будет провести пару-тройку дней в катакомбах. И вот — нате вам! Вместо роскошного пира на ночных бульварах им предстояло сопровождать графа на какую-то там встречу, несомненно, важную, но до скрежета клыков скучную, да еще и тащить за ним увесистый деревянный ящик. Перемещать его в эфире было так несподручно, даже втроем, что на самом подлете к башне, уже в крепости, они столкнулись с зазевавшейся летучей мышью. Впрочем, та сама была виновата, не соблюдала дистанцию! За что и поплатилась. Роза расстроилась. На платье осталось похожее на кляксу пятно, а ведь Сиятельство заверил, что сразу после встречи они отправятся прямиком в Триест, наверстывать прошлый год — как раз открылся летний сезон, собралась лучшая кровь Европы, куда там затхлым погребам залитого дешевым абсентом Парижа. Но еще прежде, чем встреча кончилась, дамы едва не разругались вдрызг! А все потому, что эта ломака Кларисса слишком уж неравнодушна к молоденьким мальчикам, едва шагнувшим за порог юности. Хотя Кларисса и уверяла, что Эржебета все придумала. Да как вы могли подумать, фыркала Кларисса, да вы только посмотрите на него, кто ж на такое польстится? Тощее, пылью покрытое создание, а под пылью — рожа красная, как у запойного пьяницы, да еще и нос облупился! А сама все облизывалась украдкой, и язык ее удлинялся и удлинялся, и глаза ее светились дьявольским распутным огоньком - Эржебета сразу его приметила. Роза тоже заинтересовалась и сказала, что красная рожа — это нестрашно. Это ненадолго, пара-тройка недель, много — месяц без солнца, и он побледнеет до приличного состояния. Но проверить это вряд ли получится, раз это тощее создание явилось сюда вместе с маленьким серым человечком, который зачем-то так нужен Сиятельству. Тогда Кларисса заявила, что она как раз приискивает такого вот, светленького, чтобы завести, наконец, себе фамильяра*. И вроде бы даже Сиятельство ей разрешил. Уже давно. Тут Роза, даром что флегма и вообще туго соображает, не выдержала и расхохоталась так, что чуть не вывалилась из тени прямо под ноги графскому собеседнику. Фамильяра, вы подумайте! Клариссочка, скажите уж прямо, тянет вас на молодое мяско! И нечего дуться! Да и всех нас тянет, правда же, Эржебетка? Смотрите, как красиво пульсируют его вены — даже под загаром видно! А раз так, то Эржебете и уговаривать графа — пусть сторгует им этого худосочного, а то когда они еще до Триеста доберутся, так и ноги протянуть можно. Ведь это Эржебета у них мастер уговоров. Эржебета меж тем и сама уже изнывала от нестерпимого желания познакомиться с молодым человеком поближе. Очень близко. Ей, впрочем, все равно было, каков он из себя. Главное, молод, жив и наполнен горячей кровью. Вот только делить его с компаньонками она не собиралась. Еще чего! Ей и одной мало будет! Уговорить графа оказалось несложно. На все — про все ушло каких-то три минуты, пока гость с опаской угощался вином из старинных графских запасов. А вот чтобы отвлечь внимание этих двух охочих до свежатины дурочек, пришлось импровизировать. Хорошо было то, что Сиятельство, едва маленький серый человечек спустился вниз, тут же разложил на столе бумагу, достал из воздуха перо и чернила и сел писать какие-то письма — видно, совершенно неотложные. Заинтересуйся граф юным пленником сам, дамам бы ничего не перепало, ни единой капельки, ни из вены, ни из артерии. Но Сиятельство знай себе задумчиво покусывал кончик черного пера. Эржебете удалось разглядеть, да и то только краем глаза, начертанное на верху листа: «Любезному другу моему Станиславу…». Кларисса и Роза меж тем уже свесились в дыру над ведущей вниз крутой лестницей, отклячив свои пятисотлетние задницы — так и бы и поддала обеим, чтобы не пялились, куда не следует. Но она сдержалась. — Тощеват, конечно, — бормотала Роза, приглядываясь, — но жилистый… — Так это и хорошо, — шептала Кларисса, и кончик ее длинного черного языка шевелился где-то возле переносицы, — я, например, жирное не люблю, да и для печени это вредно… Смотри, сюда идет. Нет, передумал. Но ты погляди, Розочка, как он двигается! Будто и не человек вовсе. Ах, какая пластика… Пора было действовать, и Эржебета сказала: — Девочки, мне нужен ваш совет! Девочки не ответили, а Кларисса похотливо застонала. — Девочки! — Эржебета не вытерпела и с размаху шлепнула обеих по задницам, выбив два изрядных облака пыли, а из Розы еще и моль. — Ты что, с ума сошла, дрянь чахтицкая**? — подпрыгнула Кларисса. Роза тоже глянула неодобрительно, но сказать ничего не сказала. — Девочки, мне нужен ваш совет! — упрямо повторила Эржебета. — Что, прямо вот сейчас? — губы у Клариссы тоже почернели, то ли от вожделения, то ли от злости, но Эржебету этим не напугать. А «дрянь чахтицкую» она еще припомнит. — Я решила поменять имя! — заявила она громко. Сидящий за столом граф хмыкнул, но промолчал, лишь сильнее заскрипело перо. — Да! — решительно подтвердила Эржебета и, задумавшись на секунду, ляпнула: — Хочу быть Инессой! — Почему же Инессой? — удивилась Роза. — Неужели непонятно? — ехидно спросила Кларисса и сама ответила: — Потому что звучит красиво! По-иностранному! — Да, — кротко потупив взор, ответила Эржебета, лихорадочно вспоминая, что там это имя значит, если оно вообще что-то значит. — А еще потому что значение его совершенно совпадает с моим характером. «Инесса» значит — невинная… Роза и Кларисса переглянулись и разом засмеялись. — Ну, уж если подбирать по характеру, то тебе больше подходит… ну, скажем, Павсикакия, — сказала Кларисса. — Но оно же значит «Прекращающая зло», — удивилась Роза. — Зато по звучанию соответствует! — прошипела язвительно Кларисса. — А, — Роза кивнула понимающе, — а можно бы еще Сосипия. Или Хтония. Или Гематогения… — Нет такого имени! — фыркнула Кларисса. — Есть, — сказала Роза. — Означает оно… запамятовала я… Кроветворящая, что ли? — Кроветворящая, как же! И вообще — нет такого имени! — Есть! — Нет! Вот и хорошо. Милые девочки, все делают как надо. Какие же они… предсказуемые! И Эржебета (или уже Инесса?) бесшумной тенью скользнула вниз, не касаясь ступеней и одновременно на лету развоплощаясь до почти прозрачного состояния. Не надо пугать мальчика раньше времени! Роза опомнилась первой: — Ты подумай! Ах ты… Инесса недоделанная! Пока мы тут ей имена перебираем, она уже там! — Что? — вскинулась и Кларисса. — Ну как же так… Влад! Вла-а-ад! — Ну что еще? — недовольно отозвался граф. — Ты посмотри, что творит эта выскочка! Она же его сейчас соблазнит в одно лицо! — Не думаю, — сказал Сиятельство. — Впрочем, пусть попробует — мне кажется, проще было бы совратить протазан. Или аркебузу. — Почему ты так думаешь? — Да потому, — граф умокнул перо в чернила, — что это охотник. И прошу вас — дайте мне хоть минуту покоя! — Пойдем, посмотрим? — предложила Роза. Кларисса недолго думала: — Идем! На чужой позор и поглядеть приятно!***
Мальчик был хорош. Вблизи он оказался выше ростом, чем виделось сверху, немного постарше и вовсе не такой уж тощий. А главное — он был удивительно спокоен. Другой бы на его месте орал, метался, колотил кулаками в запертую дверь, звал бы на помощь. Этот, правда, в дверь тоже колотил. Точнее — бил. Ногой. Прицельно. Но при этом не волновался, не спешил. Кровь под обожженной солнцем кожей текла чуть быстрее, сердце немного ускорилось, но и только. Соблазнять такого — одно удовольствие. И даже вопрос чести. Эржебета зажмурилась, представив себе, как разорвет ворот его запыленной рубашки, а под ней — сквозь бледную, не тронутую загаром, украшенную россыпью золотистых веснушек кожу проступают изысканной синевой вены. Истинно голубая кровь… — Ах! — выдохнула она, не в силах сдержаться. Мальчик долбить в дверь ногой перестал, зато бросился копаться в заросшем паутиной камине. Эржебета с любопытством следила, что это он там делает. И то, что он делал, ей не понравилось совершенно. Мальчик оказался еще и образованным! А когда он склонился над полом с целой флягой порченой воды, она чуть не вскрикнула с досады — похоже, он собрался изгадить ей все веселье? Ну уж нет! Мальчик создавал защитный круг, быстро и уверенно. Но Эржебета была быстрее — прямо за спиной мальчишки проскользнула она внутрь творимого круга с незамкнутой пока стороны и прижалась к двери. Мальчишка замкнул круг, плеснув как следует водою на стену. Эржебета поморщилась — так сильно завоняло серебром. Но деваться некуда, придется потерпеть. Зато теперь никто не сможет ей помешать. Они заперты на ночь. Вдвоем. Вампирша захихикала от удовольствия. В этом есть некоторая пикантность. Они заперты. Никто не сможет войти в этот круг, и мальчик достанется ей целиком, ей одной. А остальные могут лишь наблюдать и завидовать. Прямо как королевская брачная ночь в окружении любопытных придворных! К тому же девственник — при мысли об этом аж клыки заломило. Она терпеливо дождалась, пока ее новобрачный закончит свои приготовления — тщетные, милый мальчик, тщетные, ты уже ничем не сумеешь воспользоваться! — и продолжит выламывать дверь. Не смогла отказать себе в удовольствии немного постоять у него за спиной, наблюдая. Дождалась, пока он ударит трижды — символично же! Оправила свой убор — вуаль, оборки, белый шелк, погребальный веночек, все в полном порядке. Пора. — Ждал меня, сладенький? Он вздрогнул и замер. Но не обернулся и не ответил. И тогда она положила руку ему на плечо и сама содрогнулась от пронзивших пальцы горячих токов живой крови. Ах, как же Эржебета соскучилась по этому ощущению, уже начала забывать, как это прекрасно! Она медленно вела рукой по спине, оглаживая пальцами каждый позвонок и шептала, шептала что-то, сама толком не понимая, что говорит.Он не шевелился и был по-прежнему чутко спокоен, а ей так хотелось, чтобы он поддался чарующим звукам ее голоса, ответил ей и расслабился наконец и повернулся к ней для первого поцелуя. Ничего, еще немного, и он сдастся, станет податливым и мягким… — Повернись ко мне, охотник, — шептала Эржебета, — посмотри на меня… Он повернулся. Серьезное худое лицо, одна бровь рассечена косым коротким шрамом. В общем, ничего особенного. Но какое это имеет значение? Специально, чтобы досадить Клариссе (ведь наверняка та сейчас подсматривает, кусая пальцы до самых локтей, да сделать ничего не может) Эржебета взъерошила его густые волосы, накрутила одну прядь на палец и потянула к себе: Ну же, улыбнись, — и улыбнулась сама. И он сдался. Тонкие губы дрогнули, он повел головой, высвобождаясь. Шагнул назад, ближе к стене. — Уже готов прилечь, сладенький? — тихо говорила Эржебета. Ей почему-то очень хотелось услышать его голос, а он все молчал. Ну ничего, скоро застонет и не умолкнет уже до самого конца, умоляя ее не останавливаться… Парень вдруг согнулся резко, словно сломавшись в талии, тут же выпрямился: перед самым носом Эржебеты возник кривой и неказистый крест, слаженный на скорую руку из двух обгорелых палок. Эржебета отдернулась инстинктивно и зашипела, оскалившись во всю пасть. Ах, значит вот как? Значит, он только притворился, а сам собирается махать у нее перед носом этой копченой деревяшкой и орать непонятные ему самому заклинания? Дурак, ублюдок, тварь! Он не стал ни размахивать крестом, ни орать заклинания. Он воткнул крест ей под ребра заточенным нижним концом и тут же без замаха с силой ударил в лицо левой рукой. Как будто попала под кузнечный молот! Эржебета заорала, ухватившись за торчащее из живота деревянное перекрестье, а дерево обжигало ей руки, словно горячие уголья. Она схватилась за лицо — лица не было, под руками расползалась мертвая гнилая плоть. Охотник ударил снова — Эржебету отнесло на сажень вбок и вверх, и последнее, что она ощутила — как впиваются ей в язык ее собственные выбитые верхние клыки. Мертвое тело повисло в пустоте, не в силах ни упасть, ни преодолеть невидимую границу, проходящую по мокрой линии на полу, и воздух вздрогнул и как будто пошел невидимыми кругами, словно стоячая вода, в которую бросили камень. Охотник перевел дух, поправил сбившуюся черную тесьму на левой ладони, повернулся к двери. Бить нужно по возможности в одну и ту же точку, так быстрее достигнешь результата. Дверь начала поддаваться — косяк возле замочной скважины пошел длинной трещиной, еще немного, и… Вторая вампирша устроилась вниз головой на стене за пределами ограниченного кругом пространства, распластавшись, словно чудовищная ящерица. Узкие щели зрачков пылали алым огнем, и длинный черный язык то и дело мелькал среди оскаленных острых клыков. — Мы здесь, — прошипела она и облизнулась. — Мы подождем. Вода вот-вот высохнет. Он оглянулся. Еще одна тварь сидела на ступеньках на самой середине лестницы и наблюдала за ним издалека. Сколько их тут всего? Мелкие камешки валялись на полу тут и там, их набралась целая горсть. Он размахнулся как следует и зашвырнул их в самый дальний угол комнаты. Сидящая на стене вампирша проводила их завороженным взглядом, застыла на секунду — зрачки расширились и стали на миг круглыми. Извиваясь голым чешуйчатым телом, с мерзким шуршанием она спустилась на пол по-прежнему головой вниз и невероятно быстро уползла, оставляя на камнях липкий слизистый след. Вторая попробовала пересчитать камешки, пока они летели, но ей, видно, это не удалось. Упыриха перевалилась через край лестницы и звучно шлепнулась на пол — словно шматок сырого теста на разделочную доску, и поспешила в дальний угол, откуда тут же послышались шорох, возня и шум борьбы. — Моё! — булькала одна. — Нет, моё, отдай, шлюха! — шипела вторая. Значит, их двое. Огонь удалось разжечь лишь во второго удара, но когда шум в дальнем углу стих и две твари, собрав все камешки, вернулись и в ожидании застыли у защитной черты, он был готов. Черта кое-где была растоптана его собственными сапогами, и в этих местах вода уже почти совсем просохла. Он перевел взгляд с одной вампирши на другую и метнул горящий факел в ту, что была одета. Старые тряпки вспыхнули словно порох. От дикого крика у него зазвенело в ушах. Полыхающая фигура рванулась вверх, одним неимоверным прыжком достигнув сразу середины лестницы, метнулась было к светлому проему в потолке, потом обратно, упала на пол и с рычанием бешено завертелась в пыли, стараясь загасить пожирающий ее огонь. Теперь у него остался только нож. Голая чешуйчатая тварь щурилась выжидающе, предусмотрительно отойдя от круга на пару человеческих шагов. Крики и пылающий за спиной костер ее ничуть не тревожили. Но они потревожили другого — того, кто все это время был наверху. Посреди комнаты возник ниоткуда сгусток мрака, очертаниями напоминающий человеческую фигуру. И сразу затихла полуобгорелая туша на полу за бывшим камином — пламя на ней в миг погасло, а недвижно висящий в воздухе труп в замызганном белом платье наоборот, зашевелился. — Я же просил меня не беспокоить! Оставшаяся невредимой вампирша осклабилась еще сильнее, почтительно отползла в сторону. Охотник атаковал первым. Бросился вперед, покинув ставший бесполезным охранный круг, и опять ударил с левой, метясь в горящие во тьме кроваво-красным глаза. От него отмахнулись, словно от назойливой мухи — таившийся в коконе мрака слегка повел рукой, и охотника отбросило обратно к стене, с силой впечатав спиной в дверь. И дверь, крепкая, сколоченная из толстых досок, схваченная железными полосами, не выдержала напора. Вынеся косяк и обрушив свод проема, вылетела напрочь, с грохотом упала на мощенную камнем площадь перед башней, освещенной ярким солнцем наступившего утра. Охотника отшвырнуло чуть дальше. Он упал навзничь прямо в куст белого шиповника, проросшего сквозь разрушенную оградку крошечной крепостной церкви — как на горячие гвозди. И потерял сознание. _________________ *Фамильяр - волшебный дух-спутник, помощник ведьмы или колдуна, нередко выполняющий, помимо магических заданий, также и работу по дому. **Чахтице - деревня и замок в Западной Словакии, замок служил местом последнего заточения серийной убийцы графини Елизаветы (Эржебет) Батори; одним из ее прозвищ было "Чахтицкая пани".