Рукопись, найденная в Смолевичах

01 мая 18.. года Побережье Далмации День выдался жаркий. Дорога, оставив позади небольшой приморский городок и пару деревушек, добежала до крутого холма, обогнула его и разошлась двумя неравными частями — широкая устремилась дальше вдоль побережья, а узкая свернула влево, незаметно забирая в гору, теряя понемногу уверенность, и в конце концов превратилась в обычную каменистую тропу, пробирающуюся под боком пока еще невысоких скал. Возле старой оливы тропа, видно, совершенно растерявшись, внезапно оборвалась — дальше была лишь поросшая пока еще свежим и зеленым кустарником невеликая пустошь, в глубине которой время от времени взблеивали невидимые козы да бренчал жестяной колокольчик. Всадник, одетый в серое, придержал коня и, не оглядываясь, поднял вверх правую руку, затянутую, несмотря на зной, в тонкую кожаную перчатку — дал знак к остановке. Его сопровождали двое пеших — на первый взгляд, братья-близнецы: высокие, худощавые, с покрытыми жесткой дорожной пылью бесстрастными лицами. — Первый, прими повод, — коротко сказал маленький серый человечек. — Останемся здесь до заката. Можно отдыхать. Лошадь дальше не пройдет, а сам он уже не настолько молод, чтобы карабкаться в гору по самому солнцепеку. Да и к чему торопиться? Времени у них больше, чем достаточно. Древнее оливковое дерево давало довольно тени, чтобы в ней разместились все четверо, включая коня. Маленький серый человечек отхлебнул из фляги. Последнее селение они миновали меньше часа назад, и вода, набранная из глубокого деревенского колодца, сильно нагреться еще не успела. Двое провожатых тоже попили, каждый из своей фляжки. Если бы их увидел кто-нибудь посторонний, то решил бы, что двигаются они под какую-то слышную только им команду — так отлаженно подняли фляги две правые руки, и так же одновременно и дружно опустились. Можно было поручиться, что оба они сделали одинаковое количество глотков и что воды во фляжках осталось поровну. Но посторонних на пустоши не оказалось, козам было неинтересно, а маленький серый человек к подобному давно привык. Поэтому он спокойно уселся там, где тень была погуще, прислонился головой к узловатому масличному стволу и прикрыл глаза. Тренированное сознание сквозь туман полудремы отмечало все значимые звуки. Вот переступил с ноги на ногу, зашуршал сорванной травой и фыркнул привязанный с другой стороны дерева конь. Вот зазвенели один за другим вспугнутые прибытием маленького отряда кузнечики. А коз слышно не было, видно, ушли куда-то дальше в бурьян. Время от времени человечек в сером размыкал ресницы и оглядывал своих спутников. С ними все было в порядке. Они выполняли команду «Отдыхать», как и следовало, по очереди. Первый бодрствовал сидя, внимательно наблюдая за пустой поляной. Второй, пользуясь случаем, спал, свернувшись на опавших листьях оливы. Это было правильно. Через два часа он проснется сам, без понуждения, и сменит Первого, а тот ляжет и тут же заснет, так же крепко и безмятежно. Все шло заведенным порядком. Человек в сером разрешил себе чуть крепче смежить веки и тоже уснуть. В конце концов, команда «отдыхать» относилась и к нему. Этой ночью предстояла сложная работа и очень непростая встреча, способная лишить сна многих и многих — но не его. Волноваться загодя о том, что еще не произошло, было бы непозволительной роскошью и напрасной тратой времени, которое лучше потратить на дополнительный отдых и восстановление сил. Он проснулся, как и приказал себе, незадолго до заката, когда удлинились тени, то есть как раз вовремя. Скоро стемнеет, а им еще нужно добраться до места. К тому же излишне долгий сон, тем более на закате, расслабляет и лишает воли. Человек в сером шевельнулся и почувствовал, как рядом пробудился кто-то еще. Первый — шел его черед спать. Второй был тут же, но не сидел смирно, как ожидалось, приглядывая за безлюдной поляной. Он стоял возле дерева, положив ладонь на шершавую кору нижней ветки, и вглядывался в сложный узор переплетающихся ветвей и узких листьев старой оливы. Это было неправильно. Нарушение. Опять. Человек в сером поморщился недовольно. Ничего страшного не случилось, на отдыхе подобное поведение было вполне допустимо, но все же… Сидеть бы Второму смирно подле спящего Первого. А может быть, дело в том, что Второй подспудно раздражал человека в сером? Уже который раз. Уже который год. Словно что-то было не так с этим бойцом, недавно вернувшимся в ранг охотников. Человек в сером заставил себя подавить вскипающее раздражение — оно было недостойным проявлением нерациональных чувств. Если уж злиться, то на самого себя. Провожатых в рейд он не выбирал, их назначил закон живой очереди. И если личная неприязнь к рядовому бойцу настолько сильна, что может помешать выполнению задания, то следовало бы побеспокоиться об этом до выхода из Обители. Но повода придраться Второй не давал никогда, работал не хуже других. И не лучше. Так что задачу свою и в этот раз выполнит как должно. Маленький отряд собрался быстро. Перекусили наскоро: пресные лепешки с тонкими ломтиками вяленого мяса, по глотку воды; оправились, отойдя в кусты. Перевязали наново коня — ему предстояло ждать здесь до рассвета. Вскинули на плечи вещевые мешки. Готовы. В трех шагах за оливой в скале обнаружились грубо вырубленные высокие ступени. Подъем оказался проще, чем ожидалось, и, казалось, и получаса не прошло, как путники стояли перед полуобвалившейся аркой из дикого камня. На уцелевшем куске стены скалился облупленной мордой крылатый лев — когда-то здесь были ворота, закрывавшие путь в маленькую горную крепость. В быстро густевших сумерках прошли они по щербатой узкой мостовой — вокруг были лишь развалины. Полуразрушенные дома с провалившимися крышами, обсыпавшийся каменный обод колодца, крошечная церковь со сбитым набекрень крестом — похоже, когда-то здесь шел бой, и крепость не выдержала осады. Проросшая бурьяном улица очень скоро закончилась мощенной булыжником площадью — тоже маленькой. В углу ее стояло, наверное, единственное уцелевшее здание — то ли высокий дом, то ли низкая башня, опоясанная рядом похожих на бойницы окон под плоской крышей. Три широкие ступени поднимались к плотно пригнанной к косяку деревянной двери — видно, кто-то приглядывал за одинокой башней, не давая ей рассыпаться по камешку. Но никого не было в давным-давно заброшенной крепости — ни огня, ни движения, только пахла горько помятая сапогами пришельцев полынь, пробившаяся сквозь выбоины мостовой, да цикады стрекотали оглушительным хором посреди спустившейся ночи. До назначенного часа было еще далеко. Но они уже пришли. Человек в сером точно помнил полученные инструкции. Он подошел к каменному крыльцу, наклонился и приподнял лежавший слева от нижней ступени плоский булыжник почти правильной овальной формы. Под булыжником нашелся ключ. Со скрежетом повернулся он в темном глазке замочной скважины, и дверь открылась. Человек помедлил, раздумывая о чем-то, и приоткрыл дверь чуть шире — пахнуло застоявшимся холодом, словно дверь открывалась не в уходящую в небо башню, а в глухое подземелье. Внутри было не просто темно — казалось, там, свернувшись клубком, спит сама чернота. Человек оглянулся. На маленькой площади, залитой тусклым светом убывающей луны, стояли двое его подчиненных. Чернильным стремительным росчерком мелькнула летучая мышь. Цикады все пели и пели. Пахло полынью и еще какими-то цветами — кажется, из развалин церквушки торчал кособокий куст одичавшего белого шиповника. И тут… Он не смог бы объяснить, что случилось. Цикады замолкли разом, и настала мертвая тишина. Свет луны померк, будто его закрыла плотная грозовая туча, ночная тьма уплотнилась, обвиваясь вокруг каменной башни, и что-то шлепнулось на ступеньку, слегка задев человека по носу. Он зажмурился невольно и поразился повисшему вокруг полному безмолвию. Потом глянул под ноги — на крыльце валялась дохлая летучая мышь. И в это мгновение что-то изменилось неуловимо, и ночь стала прежней. Он вскинул голову — небо оставалось ясным. Никакая туча не могла бы пронестись с такой невероятной скоростью при полном отсутствии ветра. Луна висела на том же месте куском разбитой тарелки, и где-то поодаль робко цвикнула цикада. А под крышей башни вспыхнули желтым огнем загоревшихся свечей маленькие, похожие на бойницы окна. — Первый снаружи, — скомандовал негромко человек в сером и распахнул дверь, — Второй за мной. Внутри оказалось просторно и пусто. Окон в помещении не было — их отсекал от нижнего яруса высокий каменный потолок. Через квадратную дыру в потолке падал свет, рассеявший непроглядную прежде темноту, к дыре вела деревянная лестница. Ни звука не раздавалось сверху, ни шороха. Но было ясно — там ждут. — Остаешься здесь, — понизив голос почти до шепота, сказал человек в сером. — Не спать! Поскрипев ступенями, проворно поднялся он к светящемуся отверстию в потолке и исчез из виду. А еще через мгновение раздался тяжелый глухой удар, дыра в потолке закрылась. И наступила тьма.

***

Комната пылала. Свечи были расставлены повсюду: на полу, на длинных лавках, тянущихся вдоль всех четырех стен, в проемах подслеповатых окошек, на тяжелом круглом столе, стоящем посреди комнаты в окружении нескольких резных кресел с прямыми спинками. Огромные алтарные, витые венчальные, связанные пучками иерусалимские, тоненькие, словно карандаши, и толщиной в руку, они горели янтарным светом, наполняя воздух легким потрескиванием и отчетливым запахом мёда, а по стенам плясали, наступая друг на друга, тени. Комната была пуста. Но за тенями, казалось, кто-то есть — кто-то почти неслышно перешептывался, перебегал из угла в угол, усмехался, оставаясь при этом незримым. Человек в сером молчал. Он хорошо знал привычки хозяина — не дело гостя заговаривать первым. Следует быть терпеливым и ждать, пока к тебе обратятся. Расчет оказался верен — вскоре молчание нарушил тяжелый низкий голос:  — Отрадно видеть, что вы приняли на себя труд явиться загодя. — Не в моих правилах заставлять себя ждать, — учтиво склонив голову, ответил человек, обращаясь к пустому пространству. — Цепные псы Европы — всегда начеку, всегда наготове… Проходите же! Вот кресло, садитесь. Вы постарели, мой друг. Что, много работы? Голос доносился словно сразу со всех сторон и в то же время ниоткуда, слова как будто сами возникали в сознании человека в сером, проникая в его мысли и запечатлеваясь навеки. Человек в сером присел на край ближайшего кресла: — Не стану отрицать. — Что, признаюсь, меня несколько удивляет. Не так уж много осталось в Старом Свете вампиров — настоящих, породистых. Strix Nobilis, так сказать. Мельчает племя! Стариков почти уж и нет, а молодежь… Не та пошла. Размаха нет, нет фантазии. Все больше шушера какая-то попадается, да всякая тварь могильная примазаться норовит. Человек кивнул согласно: — Точно так. Но ведь и мелкая шушера хлопот предоставляет преизрядно, а вреда нанести способна поболее иного древнего. Работы хватает. — Да вы не чинитесь, друг мой! Усаживайтесь поудобнее, располагайтесь. Чувствуйте себя как дома! Как вам наше сегодняшнее освещение — не правда ли, красиво? Человек улыбнулся вежливо и слегка откинулся в кресле. Как же, устроишься тут. Кресло с прямой высокой спинкой напоминало скорее орудие изощренной пытки — сидеть в нем можно было лишь выпрямившись по струнке, при этом в спину упирались многочисленные завитушки искусной резьбы, а ребристая узкая доска сидения впивалась в задницу не хуже непородистых, но вредных упырей. Но придется потерпеть. Хозяин, старый черт, питает необъяснимое с точки зрения рационального мышления пристрастие к внешним эффектам — вот и свечей запалил, иному городу на год хватило бы. Но впечатляет, ничего не скажешь. Хотя вряд ли это все затеяно только лишь для красоты: ведь сотня-другая горящих свечек отлично отвлекает на себя внимание. Странное чувство, что за трепещущими тенями и огоньками свечей происходит какое-то постоянное движение, не покидало. Кто-то или что-то таилось там, среди мерцания. Кто-то или что-то не сводил с человека пристального взгляда — он чуял это и знал, что не ошибается. Ну что ж, придется выдержать роль до конца. — Красиво, — сказал человек и положил одну руку на подлокотник. Удобнее не стало. Зато за порогом света кто-то захихикал явственно и ехидно. Усмехнулся и хозяин: — Огонь не зря называют живым — смотрите, сколь причудлив его танец. Одно из самых древних и простых, а от того изысканных удовольствий — смотреть на пляшущий огонь, не правда ли? Человек в сером кашлянул: — Несомненно. Но все же, полагаю, вы пригласили меня сюда не только для того, чтобы полюбоваться на пляску свечного огня? Хозяин вздохнул с сожалением: — Разумеется. Даже я не могу позволить себе подобную роскошь. Ну что же… В комнате стало сумрачно. Все свечи разом погасли, исходя струйками голубоватого дыма, остался гореть лишь один стоящий в середине круглого стола тяжелый канделябр на шесть свечей. В соседнем кресле сидел мужчина средних лет и средней наружности. Ничего не было в нем особенного, разве что черные усы, длинные и тщательно ухоженные, были вызывающе старомодны — сейчас так никто уже не носит. Человек в сером поспешно встал и поклонился. — Ну полноте. Оставьте церемонии и садитесь. Человек вернулся на свое неудобное сиденье, отметив мельком, что кресло под хозяином преобразилось и стало совсем другим — просторным, низким, с мягкой обивкой и широкими подлокотниками. — К делу, друг мой. У меня есть к вам поручение — необычное, довольно важное и не самое простое. — Тем интереснее, — ответил человек в сером. — Прекрасный ответ! Итак. Предстоит вам следующее. Нанять здесь в одном из портов парусное судно без команды…

***

— …Времени у вас достаточно, но затягивать с исполнением не стоит. Человек в сером утомленно молчал — миновало два длинных часа, наполненных долгим и сложным разговором. Нужно было осознать и принять сказанное, уточнить еще множество деталей, но при этом ни словом, ни взглядом, ни вздохом не намекнуть, что у него возникли большие сомнения в истинности упомянутой хозяином цели предприятия. Иначе — кто его знает, послужит ли защитой многолетнее знакомство и взаимное уважение. Человек в сером искренне и глубоко уважал своего собеседника, но это не значит — доверял ему. Он посмотрел на хозяина и вздрогнул невольно — хозяин тоже смотрел на него. В упор, не отрываясь. — Я вижу, у вас есть вопросы. Спрашивайте. — Вы собираетесь перебраться в Англию? — осторожно начал человек в сером. — Не исключаю такой возможности. Хозяин поднялся на ноги, прошелся по комнате и остановился у одного из окон. — Люблю эти места, — глядя в темноту, сказал он задумчиво. — Жаль, вам не довелось видеть эту крепость в ночь ее последнего боя. Страшное, но величественное зрелище, друг мой. Они стояли до последнего. Бакул* был завален турецкими трупами под самый парапет. Но турки были сильнее. На рассвете седьмого дня осады они прорвались за стены — просто вскарабкались по телам своих покойников. И к восходу солнца дело было кончено — десяток отрубленных голов на пиках посреди этой площади… Но знаете, — хозяин повернулся к гостю, — почему-то уже через неделю турки отсюда ушли. Не успев даже похоронить всех своих павших. Странная напасть — они стали умирать посреди ночи. Каждую ночь по несколько человек… — Эпидемия? — В некотором роде, друг мой. Никто не стал выяснять истинные причины — каждый хотел уцелеть. С тех пор крепость пребывает в запустении, вот уже сколько веков. А я люблю бывать здесь — изредка, в начале лета, когда цветет белый шиповник. Хозяин оторвался от созерцания ночи за окном и повернулся к гостю. — Здесь никогда не бывало тихо. Ни одного спокойного века, да и год не каждый. Горячая кровь у этого края. Но грядущее… Грядущее и вовсе взорвет Балканы, как прямое попадание ядра — пороховой склад. Ниспровергатели уже родились. У этой эпохи тяжелая поступь, друг мой. Человек в сером ждал продолжения. Но хозяин молчал. Потухшие свечи одна за другой начали вспыхивать снова, отгоняя скопившийся сумрак в дальние углы. В комнате стало почти уютно — гость вдруг понял, что сидеть ему стало удобно. Кресло под ним преобразилось, даря отдых уставшей спине. — Значит, мы нанимаем судно без команды, — заговорил наконец человек в сером. Хозяин, отметив это «мы», снисходительно улыбнулся в усы: — У меня есть кандидатуры на основные вакансии, — он слегка прищелкнул пальцами. — Список перед вами. Перед гостем развернулся на столе небольшой пергаментный свиток с коротким списком — всего четыре имени. — Можете добавить кого-то по своему усмотрению, — предупреждая вопрос, сказал хозяин. — Но большой команды не понадобится. Недостаток команды восполнится с помощью сверхъестественных сил. — И где же взять мне эти сверхъестественные силы? — гость пробежался по списку. — Да, эти господа нам известны, но с одной кандидатурой, боюсь, будут затруднения. Неразрешимые затруднения — его упокоили чуть больше месяца тому назад. — Вот как? — голос хозяина не дрогнул. — У меня нет известий. И кто же это? — Номер четвертый. — Да? Ну, что же делать. Мы перенесем эту потерю. На редкость легковесный был персонаж. Однако ваши молодцы не дремлют… И как вы только с ними управляетесь, ума не приложу. Ваши братья-иезуиты вам и в подметки не годятся. — Они не братья нам, — сдержанно ответил человек в сером. — Они лишь взяли за основу нашу методу подготовки новициев. И, осмелюсь сказать, основательно ее испортили излишним вниманием к вопросам души. Ненужное и вредное веяние. Недопустимая роскошь! Мои люди не ходят к исповеди. Разум их чист и открыт, они всегда готовы выполнить поставленную задачу и не знают ни страха, ни сомнений. — Ну-ну, полно, друг мой, не горячитесь. Вам ли не знать — я не осуждаю ваши методы. Но, мне кажется, понимаю, почему старик Игнасио** в свое время пошел другим путем… Впрочем, вернемся к делу. Сверхъестественными силами я с вами поделюсь. Скрытые за переливами света тени зашевелились, налились плотью и захихикали — в этот раз совершенно отчетливо, не скрываясь, и несколько рук сразу вытолкнули на середину комнаты объемный деревянный ящик. Он прокатился по полу, в недрах его что-то звякнуло битым стеклом, когда ящик остановился у самых ног хозяина. — Вот, прошу. Дух весьма своенравный, но вынужденный подчиняться силе хрустальной сферы. Для него невозможного мало. Правда, порою бывает невыносим. Но это уже вопрос личной приязни. Насколько я знаю, будущий капитан — признаться, я рад, что ваши молодцы до него так и не сумели добраться — сможет найти с духом общий язык. И кстати, захватите еще вот эти свечи — как личный презент капитану. Горят неугасимо, не чадят, не коптят. Ему понравится, я знаю. В этом мы с ним схожи.  — Ну что? — хозяин вернулся в свое кресло и уселся, вольготно закинув ногу на ногу. Гость понял, что официальная часть приема подходит к концу. — Прошу прощения, ваше сиятельство, — сказал он поспешно. — В случае, если я сочту необходимым добавить в команду кого-то на свое усмотрение… Боюсь, путешествие для него закончится слишком скоро. — Ах, да. Вот, возьмите — черный мешочек на длинном кожаном шнурке закачался над столом в вытянутой руке хозяина. — Этого будет достаточно. Гость осторожно взял амулет. Под плотной тканью прощупывалось что-то небольшое и острое. — Значит, по рукам? Хозяин протянул гостю раскрытую широкую ладонь. Человек в сером замер. Хозяин ждал терпеливо, улыбаясь радушно и широко. У гостя по спине побежала струйка холодного пота. Напряжение росло — огоньки свечей застыли в воздухе неподвижно, и за миг до того, как стало бы слишком поздно, человек в сером пожал протянутую ему руку. Она была ледяной, словно могильный камень — и еще долго после того, как они разорвали рукопожатие, рука человека в сером оставалась онемевшей и мертвой. — Прекрасно! — улыбка хозяина стала еще шире. — Ну, а теперь можем и обмыть сделку. По старой доброй традиции. Возьмите же бокал! Стеклянный бокал на толстой ножке возник на столе, уже наполненный. Свечные огоньки отражались в нем багровыми каплями. — Ну? Что же вы? Не робейте! — сказал хозяин. — Не бойтесь, это вино. Из старых запасов. Человек в сером пригубил: — Ммм… действительно! Отличное вино. У вас прекрасный вкус. — Ну, еще бы, — усмехнулся хозяин. Вино потекло по жилам, даря спокойствие и расслабляя. Человек в сером сделал большой глоток. — А вы? Неужели… Вы тоже будете пить вино? Хозяин покачал головой: — Нет. Я не изменяю старым привычкам. Я обмою нашу сделку позже, чтобы не смущать собеседника. Хотя, признаюсь, соблазн велик. Человек поперхнулся, закапав алым свои серые одежды. — Ну, а что вы хотите, друг мой? Против природы не пойдешь. Тем более, когда гость столь любезно предоставляет на выбор сразу два кувшина. И если бы не закон гостеприимства, я бы выбрал того, что ждет внизу под лестницей. Гость отер грудь рукавом, оставляя длинные влажные следы. Решать нужно было быстро и безошибочно. Его хозяин не тронет — он хозяину нужен. Но кроме хозяина есть еще трое, шепчущихся за тенью свечных огней. Вечная свита. Он слышал их ясно, и холодные тонкие пальцы то и дело касались мельком его шеи. И если присутствие хозяина сдерживало их, пока идет беседа, то что помешает этим тварям взять свое после завершения разговора? Человек в сером был согласен с хозяином: против природы не пойдешь. Значит, нужно идти на жертвы. И жертвовать тем, кто наименее ценен. — Почему именно его? — спросил человек в сером и поставил бокал на стол. Вина ему больше не хотелось. — Ну, это же очевидно. Он младше. А кровь не вино. Чем она моложе, тем изысканнее букет. Хотя у ваших людей, друг мой, все смазано, все неясно. И букет обычно скромный — нюансов мало, доминирует, как правило, одна нота. Послевкусия никакого. Но вот этот ваш питомец — не часто встречаются такие в наших южных краях. Дает надежду на интересные вкусовые вариации. Так что не обессудьте — при всем моем расположении к вам я выбрал бы именно его. Человек в сером помолчал, надеясь, что облегчение не слишком явно проступает на его лице. — Из уважения к хозяину дома, — сказал он наконец. — Только из уважения к хозяину дома.

***

Ночь близилась к концу. Глухая темнота нижнего яруса башни слегка рассеялась — видно, кое-где между камнями попадались трещины и выщербленная штукатурка. Егерь велел не спать. Но егеря здесь не было. А потому Второй спал, сидя у изножья лестницы и прислонившись спиной к лестничной балке — едва егерь ступит на верхнюю ступеньку, дерево задрожит, даст сигнал, и Второй проснется. Так оно и вышло. Егерь спускался долго — ему мешал объемный ящик, который пришлось переставлять со ступеньки на ступеньку, и когда он достиг пола, Второй уже стоял на ногах — сна ни в одном глазу. Второй шагнул вперед, собираясь принять ящик на руки. Но егерь, отдуваясь, помотал головой: — Открой дверь. Первый столбом стоял на крыльце. Еще не рассвело, но небо уже заметно посветлело. Егерь вышел. Второй занес ногу над порогом, но тут егерь обернулся и сказал: — Ты остаешься. Жди внутри. Второй повиновался безропотно и безмолвно. Шагнул назад. Наверное, нужно будет подняться наверх еще за чем-нибудь, что не удалось забрать сразу. Дверь закрылась. А через секунду в скважине заскрежетал ключ, запирая дверь на замок. ____________________________ * Бакул - старинное название подъемных ворот у кордегардии (караульни). ** Игнасио Лопес де Лойола, Игнáтий Лойо́ла (ок. 23 октября 1491, Аспейтия — 31 июля 1556, Рим) — католический святой, основатель ордена иезуитов.