Рукопись, найденная в Смолевичах

8 августа 18.. года Мэйтленд Парк Роуд, Лондон 2 часа пополуночи Темная августовская ночь стояла над городом, густея как черничное желе. В доме было тихо. Так уж получилось, что почти все его многочисленные обитатели разъехались кто куда еще в начале мая и не вернулись до сих пор. И дом, небольшой, но довольно изысканный и на удивление просторный особняк, рад был этому чрезвычайно — неплохо порою дать отдых дверным петлям и ступеням лестниц, распрямить потолочные балки и просто послушать тишину. В кабинете за рабочим столом красного дерева в покойном кресле, закутавшись уютно в шотландский плед, сидел человек постарше средних лет, смуглый, темноглазый, с черными волосами и роскошной бородой, изрядно тронутыми сединой. Кому-то могло бы показаться, что человек заснул прямо за столом — свет в кабинете не горел, плотные шелковые гардины были тщательно задернуты, так что, скажем прямо, темнота стояла кромешная. Но человек не спал. Он работал. На столе возвышалась высокая стопка газет самого разного толка, от уважаемых «Таймс», «Дейли Телеграф», до полных сомнительных слухов «Пэл-Мэл», «Пенни» и «Полицейских новостей с картинками» — подборка весьма странная, особенно если добавить к ней «Бакалейщика», «Мальчиков Англии» и «Церковные времена». Не будет преувеличением сказать, что перед хозяином дома (а это был именно он) лежали все до единой газеты и журналы, вышедшие в Лондоне к седьмому августа 18… года; человек читал их внимательно, один за другим, все подряд, от начала до конца, отбрасывая прочитанное на пол — там уже образовался целый ворох измятых страниц. Опять ничего! Человек досадливо стукнул кулаком по столу. Опять ничего. А ведь времени прошло довольно. По его расчетам, все уже должно было свершиться — все то, что даст ему окончательную и полную свободу действий. В том, что расчет его был верен, человек не сомневался. На кого и рассчитывать, как не на старых друзей? Забавная вещь дружба. Необъяснимое притяжение людей, не подкрепленное ничем, кроме обоюдной симпатии. И на какие только жертвы не идут во имя дружбы, забывая о себе. Один, к примеру, всю жизнь отдает ненавистной службе в конторе хлопкопрядильной фабрики, чтобы добыть денег, причем не для себя, а для товарища с обширным и постоянно растущим семейством. Ренту ежемесячную обеспечить. Вот уж воистину — дорогой друг! Другой же по первому зову готов отправиться в дальний и опасный путь, не несущий никакой для него выгоды. Подумав об этом другом, человек невольно поморщился. Этот другой — вообще случай особый и история давняя. И вот вроде пустяк, а до сих пор цепляет, как заусенец на неправленном лезвии ножа. История давняя, а вспоминать все равно неприятно. А раз неприятно, то он и не будет! Тем более, что ему и так есть о чем подумать. Но упрямая память, свернув на окольную дорожку, уже вела его за собой. Человек в кромешной тьме прикрыл глаза и снова, словно воочию, узрел перед собою другую ночь, прошитую насквозь жарким южным ветром, полную стоящих низко над землею крупных мерцающих звезд. Мощеный мелким речным камнем двор полнился шорохом частых шагов. Две черные тени метались от одной каменной стены к другой, перемещаясь с невероятной скоростью, и свет месяца, повисшего в небе желтой чесночной долькой, то и дело отражался короткими бликами от мелькающего в темноте металла. Во дворе, заключенном в тесные объятия облупившихся монастырских стен, шел поединок. Дрались на саблях. Раз за разом скрещивались клинки со звоном, и раз за разом атакующий отступал под ответным натиском своего противника. Опытный глаз заметил бы в этом некоторую странность: зачем, скажите на милость, снова и снова отбивать атаки нападающего, направляя свой удар точнехонько в клинок противника, если можно ударить всей силой прямо в супостата, одним махом завершив бой победой? А защищающийся поединщик мог бы сделать это с легкостью: соперники были почти равны по силе, и ни один не уступал другому в умении. Почти. Ответ на этот незаданный вопрос был прост: это был дружеский поединок, затеянный забавы ради, а потому продолжался он уже очень долго, так что даже бывалый фехтовальщик успел бы устать. Если бы был человеком. Эти двое давно уже не были людьми и устать не могли. Но один из них успел немного заскучать. — Ну что, — отразив очередную атаку, спросил он у своего соперника. — Не будет ли на сегодня? Соперник же мотнул упрямо головой и оскалился недобро сквозь черные усы, обнажив необыкновенно длинные и острые клыки. — Пан Станислав утомился? Мечтает вернуться к недочитанной книге? Знал бы вас хуже, принял бы за монаха! Что там у вас сегодня? Абеляр? Элоиза? Фэт Фрумос и дева Илиана? Вопросы свои он сопроводил новым нападением, ринувшись вперед со страстью крестоносца, узревшего в мареве пустыни стены Иерусалима. Тот, кого назвали паном Станиславом, с легкой усмешкой и вроде бы как не прикладывая никаких усилий, встретил атаку вертикальным блоком, молниеносно сменив его ударом горизонтальным — и глядь! Уперся острием сабли прямо в горло своего соперника. — Некий Франциск Виллон, французский поэт из новых, — ответил он спокойно. Поединок закончился. — Опять! — возопил побежденный. — Этот ваш польский крест*! Я уверен, именно в нем все и дело! Пан Станислав пожал плечами. — Нет, это невероятно! — не успокоился побежденный. — Давайте еще раз. Я настаиваю! В позицию! Следующий поединок завершился быстро: видно, пану Станиславу и впрямь не терпелось вернуться к недочитанному пергаменту, недавно привезенному из Парижа. Приняв на середину лезвия атакующий удар, он отступил и, повернувшись вполоборота, потянул на себя руку с саблей, и сабля противника, просвистев над его головой, со звоном упала на скользкие камни двора. На все про все ушло меньше минуты. Победитель, взмахнув саблей, отсалютовал побежденному, и слегка улыбнулся: — Отомстите мне за шахматной доской, ваше сиятельство! Человек, уютно закутавшийся в плед посреди кабинета в ночном Лондоне, открыл глаза. Ни разу! Ни разу не удалось ему одержать верх в поединке на саблях! Ни разу за почти полвека, что провел чертов Стах у него под присмотром в заброшенном монастыре на острове посреди Снаговского озера! А ведь он, Влад, не где-нибудь — у османов рос, вот уж кто великие мастера сабельного боя, и учеником он был не из последних. А вот поди ж ты… Ни разу не смог одолеть этого захудалого шляхтишку. И самое неприятное во всем этом было то, что Стах своим победам и значения-то особого не придавал. Каждый раз одно и то же: ухмыльнется коротко, отсалютует клинком, поклонится — и всё. Будто и не было ничего. Будто бы и не унизил он снова своим умением господаря Валашского, великого вампира Влада Цепеша, прозванного Дракулом. Наглец! И к титулам безо всякого почтения! Нет, Влад, конечно, сам просил драться честно, не играть в поддавки. Но неужели же нельзя было догадаться и хоть немного подыграть? Из вежливости, из благодарности за гостеприимство? Да нет, куда там. Прям пан Станислав как палка. Как древко копья. Если слово дал не подыгрывать, так и не жди от него другого. Ну что ж… За то и поплатился. Умение держать слово — редкий в нынешние времена дар. Или проклятие? Зато уж можно быть уверенным, что, дав слово доставить магистра с попутчицами из Варны в Британию целыми и невредимыми, пан Станислав держать его будет до последнего, а если понадобится — и сам костьми ляжет, защищая своих подопечных в пути от всех возможных и невозможных невзгод. А ведь как раз и придется Станиславу лечь костьми. Лечь костьми на дно морское, потому что ни на шаг не отступится даже перед во сто крат более сильным противником — или Влад его плохо знает. А противник в этот раз будет — непобедимый. Об этом Влад позаботился лично. Вообще все очень удачно складывается. Вражда двух великих, Цепеша и Авертаха, это раз. Вражда застарелая и непримиримая, такая, что заканчивается только смертью — одного, а то и обоих. Ну, в нашем случае о смерти говорить поздно, а вот об уничтожении — самое время. Эта самая вражда заставит Авертаха бросить все свои дела и отправиться по морю в поисках столь неосторожно пустившегося в плавание Дракулы, которому, представьте себе, прискучило почему-то торчать век за веком в дремучих валашских лесах. Ему и правда — прискучило, и давно! Жизнь вампира… или как это назвать? Житье? Бытие? Как ни назови, при всех своих немалых преимуществах существование довольно скучное! И, видно, так думал не только он. Тот же лорд Авертах — тоже ведь не сидит в своей родной Ирландии под ореховым кустом. Нет, рыщет по морям, по волнам, грабит корабли. Копит капитал. Делом занят! И это совершенно правильно. Потому что… Ну вот обратили тебя. Умереть ты толком не умер, и впереди у тебя — целая вечность. И чем ее занять прикажете? Главная беда — и поговорить-то толком не с кем. Общаться с себе подобными? Нет уж, увольте! От местных балканских кровососов Влад уже в первую сотню лет по потолку бегал — иногда в буквальном смысле слова. Все эти упыри, стригои, босоркои и вурдалаки, которых в родных его землях в изобилии водились (почему, кстати, неизвестно — климат, что ли, такой?), оказались народом вздорным, мелочным, завистливым. Хуже мух осенних! Так что изо всех многочисленных кровопийцев Влад раз и навсегда сделал выбор в пользу обращенных, то есть хоть и бывших, но людей. С ними, по крайней мере, можно было поговорить. Люди как таковые вообще сильно его привлекали. Источник пищи, так сказать, и духовной, и физической. Тем более, что самые интересные собеседники могли и задержаться при нем на пару-тройку веков. Пока не наскучат. И тут, кстати, необходима осторожность. Он вот по первости отдавал предпочтение полу женскому — молодой еще был. Глупый. Одну за другой обратил трех дам, думал, на время. А развоплотить их, когда надоели, уже не смог. Привык! Так и прижились при нем и стали его неразлучными спутницами, все три. Ссорятся иногда, да так, что кровавые ошметки по углам летят, но потом ничего. Мирятся. Точнее, мирились. Потому что в это свое приключение он устремился в полном одиночестве, оставив дамам четкие инструкции, что делать и куда отправиться, чтобы в свое время сыграть в его новом предприятии свою роль. Переехать куда-нибудь с родных Балкан Влад решил уже давно. Сил он набрал достаточно, золота накопил — сверх меры. И покорны его воле многие и многие обращенные, не говоря уже об упырях и вурдалаках, стригоях и босоркоях. Самое время выйти в свет. В буквальном смысле. Хватит в погребах сидеть! Насиделся уже. Лондон подходил для его целей как нельзя лучше. Здесь у них — туманы и дожди. Плотный лондонский туман стал ему дополнительным подспорьем в непростой период перехода от тьмы к свету. Итак, все складывалось удачно. Застарелая вражда Цепеша и Авертаха не оставляла лорду-адмиралу выбора. Прослышав о переезде Дракулы на Британские острова, он непременно пустится вдогонку. Не прослышать Авертах ну никак не мог: стараниями надежных людей об этом знали все плавающие и путешествующие, имевшие хоть какое-то отношение к миру тьмы и сумерек. Влад подозревал, что адмирала известили даже о расчетном времени прибытия русской шхуны в окрестности Бреста. Не только адмирала. Там, у Бреста, «Дмитрия» поджидали многие, уж больно громкая слава шла о несметных сокровищах Дракулы. Верные люди и тут постарались (степень их верности измерялась с точностью до грамма, поскольку оплачена была чистым золотом из запасов его сиятельства по текущему курсу Лондонской фондовой биржи в эквиваленте страны оказания услуги). Шансов у этих ожидающих не было никаких: против лорда-вампира ни один из них не выстоял бы. Те, кто рискнул бы ввязаться в драку, нашли бы последний приют на дне обширной Брестской бухты — и поделом! Не лезь, куда не просят. А те, кто благоразумно отошел в сторону, увидели бы бесславный конец русского «купца». Не вступить в бой шхуна не могла бы — таков уж ей достался капитан. Выстоять в бою надежды у них не было, даже если бы на шхуне оставалось хоть какое-нибудь оружие. То есть отошедшие в сторону стали бы очевидцами, или, выражаясь емким языком полицейского протокола, свидетелями гибели судна со всей его командой и пассажирами. «Да, » — болтали бы потом в портовых кабаках от Марселя до Абердина. «Сгинул-таки кровосос Цепеш. Кончилась эпоха! Уходит старая гвардия». Он и сам собирался сходить как-нибудь в прибрежный кабачок, выпить чего-нибудь… освежающего, послушать пересуды. Может быть, узнал бы о себе что-то новенькое. Ужаснулся бы. Или посмеялся. Как посторонний. Потому что с этого момента история Цепеша, графа Дракулы, господаря Валахии, великого вампира старого мира, не имела бы никакого отношения к пассажиру, прибывшему в Лондон из Бремена в каюте первого класса на пароходе «Адлер», принадлежащем немецкой судоходной компании «Норддёйтчер Ллойд», за три дня до выхода старой посудины под российским флагом из болгарской «Варны». Никакого отношения! Влад Цепеш вместе с тремя неизменными и сопровождающими его повсюду дамами-ассистентками был бы мертв — на этот раз окончательно и бесповоротно. А пассажир, покинувший в летних сумерках гостеприимную палубу «Адлера», отправился дальше в жизнь, интересную, полную новых грандиозных планов, которые, если все сложится, изменят мир навеки. Навсегда. Крови придется пролить немало. Но не вампира пугать кровопролитием. Зато он наконец-то будет свободен. Первый тревожный звоночек раздался как раз из Брестской бухты. Потому что ни в расчетное, ни в какое другое время «Дмитрий» туда не пришел. Надежные люди сбились с ног, но следов русского так и не нашли. Искать пришлось ему самому, через тьму и тени. Делать это было нежелательно: неизвестно, на кого там, во тьме, можно наткнуться, а потом и слухи пойдут, что вовсе Дракула и не погиб, вот, видели его, бродит по тени, вполне себе осязаемый, еще и бороду зачем-то отрастил… Но выбора не было. «Дмитрий» обнаружился у берегов Корнуолла. В общем, это было логично: по легенде, созданной специально для двух дураков, честного Станислава и чванливого упыря Вольдемара, именно туда шхуна в конечном итоге и направлялась. Видно, не такой уж дурак был пан Станислав, не растерял еще чутье в своем полесском захолустье. Засада в Брестской бухте сорвалась. Вожделенная свобода несколько откладывалась. Задержать шхуну до прихода Авертаха помог туман, нагнать который пришлось опять-таки лично Владу. Все приходится делать самому. Ничего не поделаешь. Не хотелось, чтобы тщательно разработанный план срывался из-за ерунды. Туман получился просто загляденье — сказался недолгий еще, но бесценный опыт пребывания в Лондоне, в избытке предлагающий наглядные материалы. Плотный, густой, как гороховый суп. Теперь «Дмитрию» деваться было некуда. Но почему-то то и дело побрякивал второй тревожный звоночек: по всем расчетам Авертах уже был на месте. И бой уже должен был состояться. А известий о нем — нет. Но ничего. Нужно просто подождать. Еще немного. Совсем чуть-чуть. Потусторонними средствами получения информации он решил пока больше не пользоваться. Обойдется человеческими. Новости о морском бое в мирное время обязательно появятся в газетах. Нужно набраться терпения. Свежие газеты будут уже утром. Ведь все так удачно складывается. Скрипнула дверь. — Ты что, опять заснул за столом? — раздался ворчливый женский голос. — Разве так можно? Нельзя же столько работать! Немедленно отправляйся в постель! Домоправительница Ленхен. Верная и очень толковая. И неизбежная. Неотъемлемая часть семьи человека, место которого он занял. Кем притворился, или, скорее, в кого вселился. Этот человек был занятная личность! Необыкновенно сложились звезды при его рождении — это, собственно, во многом определило выбор. Полное кольцевое затмение солнца — не тот знак, от какого можно отмахнуться. Сокрушитель старого мира, созидатель нового. Могучий разум! Как раз то, что нужно. И так удачно совпало, что обладатель этого могучего разума вот уже много лет жил именно в туманном Лондоне. А не в солнечной Италии. Это ли не удача? Еще одно счастливое совпадение. Правда, к могучему разуму, как выяснилось, прилагаются геморрой, болезнь печени, зубная боль, воспаление глаз, невралгия всей левой части головы, ревматизм в правой руке, сильнейший фурункулез, куча детей — и Ленхен. Немолодая, некрасивая… И если с болезнями он, в силу своей истинной природы, справлялся легко, то с Ленхен сладить было просто невозможно. Проще подчиниться. Невольно вспоминаются старые подруги Эржбета (она же Инесса), Розочка и Кларисса, они хоть и вздорили порою не на шутку, но все равно его слушались. А тут… — Я сказала — спать! И немедленно! — Иду, Ленхен. Уже ложусь. Не ворчи. Ленхен ушла, и в доме снова воцарилась тишина. Вопреки обещанию, ложиться он, конечно, не стал. Прихотливая мысль его метнулась вдруг к пассажирам обреченной шхуны. Он и сам не знал, зачем дал им это задание. Впрочем, триста экземпляров, пусть и рукописных, могли бы быть весьма полезны в предстоящей работе… Русский перевод вышел только этим летом, тираж невелик. Ну вот, он уже начинает мыслить категориями своего нового тела. Бытие действительно определяет сознание! Он даже не сразу вспомнил, что все эти экземпляры должны погибнуть вместе со шхуной, и даже мимолетно пожалел о них — а ведь могли бы пригодиться товарищам в России… Однако пора бы ему подкрепиться. По-настоящему, как следует. Как раз время — обойдя дом ночным дозором, Ленхен будет крепко спать до самого утра. Беззвучно ступая, он дошел до окна и отдернул шторы. Привычно перекинулся через подоконник, припал всем телом к стене и уже через пару секунд стоял на вскопанной клумбе. Можно было бы полететь, но хотелось как следует размяться, поэтому через высокий забор он перебрался точно таким же манером — распластался по камням и пополз, извиваясь как ящерица. Вот еще одно из преимуществ Лондона, особенно его восточной части: народу здесь много, никому ни до кого нет дела. Очередной обескровленный труп какой-нибудь проститутки, найденный поутру где-то в Уайтчепеле, не вызовет особой суматохи. Может быть, его и вовсе не заметят. Люди тут мрут как мухи. _______________ * Фехтование "на крест" (krzyżowa sztuka) - полулегендарная техника т.н. "крестового" сабельного боя, распространенная на территории Речи Посполитой; основным визуальным ее отличием является движение оружия по кругу и крест-накрест. Название само по себе и крестообразное движение клинка вполне могло быть деморализующим моментом для вампира Цепеша (но при этом совершенно не пугало вампира Станислава, чему автор не может найти объяснения)