Гардаросс: Истории

— В этом году ещё тёплое лето, да, малой? — майор медленно шёл вдоль невысокого диоритового парапета. Сержант согласно кивнул, продолжая выгребать лопатой снег со сторожевой башни вниз. После обучения солдат первым из ученической роты изъявил желание продолжить службу на границе — на почти что самом спокойном месте. Как менее опытного, его назначили на отрезок под названием «Адамово ребро». Солнечные лучи то и дело пронзали мрачные комки туч, резко, безжалостно. Словно нож в руке неугомонного маньяка, беспорядочно вонзающийся в мягкую плоть. Бывшие ранее обычным явлением, они теперь представляли собой одно из мистических таинств природы. Молодой сержант облокотился на железный стержень лопаты и замер, завороженный яркими лучами, полосами освещавшими снежную равнину. В такие моменты его воображение всегда рисовало пышные поля ржи — он до сих пор мало понимал, что такое рожь, — и зелёные хвойные леса, которые он видел в учебниках. А ещё он слышал, что когда-то были цветы и пчёлы, и вообще много разного и удивительного. — Эй, чё встал? — грузный майор подтянул ремень на животе и бережно, как только позволяли его полные, неуклюжие пальцы, достал кручёную папиросу из помятой пачки. — Снег сам себя не сбросит. Громко сплюнув, он уже собирался прикурить, как вдруг что-то привлекло его внимание настолько, что густые брови сошлись на переносице, а огонёк от спички обжег облезавшие от холода пальцы. Его заинтересовало появляющееся чёрное пятно по ту сторону ограждения. Силуэт всё больше выплывал из-за горизонта, идя меж скелетов деревьев и покачиваясь на безветренной пустоши, как от сильнейшего урагана. — Слышь, — майор убрал спички в карман, так и оставаясь с незажженной сигаретой во рту, — принеси-ка винтовку. Сам же он прислонил бинокль к глазам, пытаясь рассмотреть фигуру. — Что-то видите? — Твоё посвящение в рыцари, — ухмыльнулся майор, — обычай, так сказать. В стране, где не было искусства, а цели сомкнулись в дрожащих муках лишь на добыче пропитания и выживании, одним из развлечений были эти самые обычаи. В данном случае: посвящение в ряды через спусковой крючок. Взяв Драгунова в руки и отдав потёртый бинокль солдату, майор пристально всмотрелся в профиль молодого парня, пытаясь уловить тонкие грани страха в его синих, внимательно смотревших в окуляры глазах. — Она как будто идёт к нам за помощью, — подавляя грусть в голосе, вымолвил тот, продолжая смотреть на изнеможённое, но красивое, по его меркам, лицо вдалеке. — Верно, с одной стороны, — ответил майор, а затем, чуть помедлив, добавил: — Они знают, что к нам можно прийти за быстрой смертью.  — Думаете? — на лице девушки сержант видел лишь безумную растерянность, страх и мольбу, но никак не ожидание пули в голову. По виду сложно было сказать, больна она или нет. Её чёрные глаза, обрамлённые тёмными кругами, тонули во впалых глазницах, а кожа ярко белела на фоне серого снега, не как у остальных мутантов. — Знаю, — ответил майор и взял бинокль у растерянного солдата, всучив ему взамен винтовку. Повесив бинокль на шею, майор оперся спиной о камень, чтобы наконец-то завершить любимый ритуал, который, как штамп, должен был отмечать каждый час его жизни. С наслаждением закурив, майор с интересом повернул голову к салаге, еле удерживающему на своих худосочных плечах Драгунова. В душе солдата бушевала буря страстей. Вроде его учили убивать и в теории, и на практике. Но на учениях они уничтожали заражённых — выродков, а не людей. А здесь молодая девушка, всё ближе и ближе подходившая к воротам. Сержант смотрел в прицел, решая, куда лучше выстрелить, чтоб наверняка. И только его дрожащий палец был готов нажать на курок, как девушка упала навзничь. На секунду он снял прицел, но затем опомнился и снова приложил к нему свой зоркий глаз. Девушка медленно встала на колени и аккуратно отряхнула с живота налипшую массу снега. Её руки бережно окутали округлый живот, а голова горестно упала на грудь. Пепельный снег постепенно начал покрывать чёрные волосы несчастной, создавая мрачный, но пышный ореол, так удачно дополняющий столь жуткую картину её мучений. Сержант замешкался, увидев, что она беременна. Это в корне меняло ситуацию. Для него, но не для майора. Он сглотнул появившийся щекотливый ком в горле и сфокусировался на прицеле, стараясь, чтобы его дрожащие руки не сильно выдавали в нём тюфяка перед командиром. Его решение было молниеносным, как и пуля, вылетевшая из длинного дула. Одно мгновение — и девушка упала навзничь, сбрасывая снежный нимб с головы. — Ну наконец-то, — майор снова взял бинокль и с прищуром всмотрелся в стёкла, покрытые мелкой паутиной трещин. Бордовая лужа крови медленно впитывалась в снег, а само тело после нескольких резких судорог на вид безжизненно распласталось на земле. Это вполне удовлетворило майора. Громко сплюнув и выкинув дотлевшую сигарету за границу, он повернулся к стрелявшему. — Молодец, малой, теперь забери её оттуда и скорми псам. — Так точно, товарищ майор, — отчеканил сержант. Под маской полного равнодушия, едва удерживаемой, скрывался ужас от содеянного. Стараясь держать осанку, сержант развернулся и направился внутрь верхнего охранного поста, который представлял собой небольшую будку с оружием, телефоном и грузовым лифтом. Зайдя в лифт, солдат устало облокотился на его обледенелую стенку. — Чёрт, чёрт, — каясь, он пару раз ударил себя по меховой ушанке, — что же я наделал! А лифт лишь медленно поскрипывал, в такт когтям кошек, проскребывающих дыру в душе солдата. Пути назад уже нет — сержант сделал выбор, который он всё-таки считал правильным. Взяв себя в руки, он вышел из громоздкого железного ящика, который громко просил о ремонте. Ещё немного потоптавшись у двери с табличкой «Выход», солдат, напустив на себя уверенный вид, отворил её. По улице шли несколько военных и о чём то непринужденно болтали. За ними, поскрипывая, семенили два оборонительных дройда на «паучьих» лапках. «Видимо, из ремонта», — промелькнуло у сержанта в голове. Сержант отдал честь старшим по званию и пошёл к небольшому квадратному сооружению, стоящему у самых ворот. Едва он зашёл внутрь КПП, как его окутало горьким ароматом кофе, который выдавали по талонам заслужившим такое поощрение. — Здравия желаю, товарищ лейтенант, — отчеканил солдат с порога, краснея от своего некстати заурчавшего живота, — мне приказано выйти в поле. — Пропуск! — вялый голос был под стать развалившемуся на стуле за потёртым столом парню, крайне схожему с ленивцем. Сержант замялся, так как майор не дал никаких указаний, что нужно сделать, чтобы выйти наружу. Да и сам он был слишком отвлечён страхом, чтобы узнать такую элементарную вещь. — Я за трупом девуш… — только сумел он вымолвить. Звонкая трель висящего на стене телефона закончила предложение за него. Лейтенант еле успел схватить громоздкую чёрную трубку, прежде чем она снова, дребезжа, попыталась вырваться из металлического поддерживающего рычага.  — В.С.Г. Часть 106, пост 2. Ворота ЧП-2. Лейтенант Зрьенски, слушаю, — солдат внимательно вслушался в голос, затем посмотрел на сержанта и ухмыльнулся. — Есть, товарищ майор. Повесив трубку, он безмятежно подошёл к металлическому пульту и нажал, удерживая, большую красную кнопку. — А я-то думал, что за тобой толпа бесов гналась. Пришёл, а взгляд как у обосравшейся мартышки, — смеялся лейтенант, попутно открывая решётки, — да ладно, не ссы. Побольше поработаешь, убивать застенных будешь как тараканов. Запомни: то, что по ту сторону границы, — враг. Наконец раздался щелчок. Сержант вышел из КПП и подошёл к неохотно открывшимся ржавым воротам, высотой метра три. Перед глазами чуть дрожащего молодого солдата предстала картина полного опустошения. Небо и земля, слившиеся в невидимой линии, отразились в широко распахнутых глазах сержанта. Ни малейший ветерок не потрепал его волосы. В нерешительности он сделал шаг, затем второй, выйдя в распластанные объятия поля. Абсолютное спокойствие. Только крупные хлопья снега плавно опускались на плечи его зелёного пальто. Он обернулся, ища поддержки у бывалого лейтенанта, вышедшего из своей каморки. Получив в ответ жест, который означал «давай-ка побыстрее», он побрёл к чёрному пятну посреди грязной равнины, постепенно прибавляя шаг. Солдат чувствовал на себе не только взгляд охранника, но и своего майора, который следил за ним с башни через старый бинокль. — Так, что сделано — то сделано, — тихо успокаивал себя сержант. По мере его приближения к телу, вороны всё сильнее каркали, отпугивая солдата от своей добычи, перелетая с дерева на дерево всё ближе.  — А ну, кыш! Сержант топнул ногой, отпугивая приближавшуюся к телу ворону, но та даже не подумала взлететь с земли. Жалобный женский стон слабо прорезал тишину пустоши. — Тише, тише, я хочу тебе помочь, — солдат невозмутимо приблизился к женщине, — только подыграй мне. Я тебя убил! Понятно? Он наклонился и аккуратно поднял её, несмотря на отчаянный крик вороны, снующей вокруг. Положив руку девушки к себе на плечо и обхватив её за талию, он побрёл обратно в открытые ворота. Холодный пот медленно стекал по его вискам, а сердце учащённо билось. Лишь бы не заметили. Лишь бы она меня слышала. Молодой солдат то и дело останавливался передохнуть, всё-таки нес он двоих — женщину и ребёнка в её утробе, вот-вот готового появиться на свет. Наконец, зайдя обратно на границу Гардаросса и спустив семь потов, он вопрошающе посмотрел на Зрьенски. — Ах да. Псарня. Пошли, — ответил тот. На территории пограничного поста находилось с десяток зданий, что делало из него своего рода очень маленький городок. Пройдя казармы, штаб и свернув через ремонтную, они вышли на окраину, где поодаль ото всех ютилась длинная одноэтажная псарня. — Всё, я пошёл обратно на пост, пока не заметили, что меня нет, — сказал Зрьенски рассматривая лицо девушки, — а ты это, давай поживее. Сглотнув, сержант посмотрел на лейтенанта и поспешил убраться на своих ватных ногах побыстрее в псарню. Солдат чувствовал пульс девушки, тихонько пробивавшийся сквозь драные лохмотья. Её мокрые волосы облепили измождённое лицо, а ноздри после его слов раздулись от мучительной боли. Он открыл свободной рукой дверь. Первым, что они услышали, войдя в помещение, было тихое рычание, постепенно заполнявшее тишину. Щёлкнув выключателем, солдат осветил тёмное пространство. Его взору предстал коридор с вольерами, чья нижняя часть представляла собой плотную сталь, а верх — где-то на уровне пояса — железную сетку. Таких вольеров, по рассказу майора, было двадцать. По десять соединённых между собой деревянной перегородкой клеток вдоль коридора с двух сторон. Выдохнув, сержант медленно опустил раненую на рядом стоящий стул. — Меня зовут Алессандр, можно просто Алес, — произнёс он, осматриваясь. — Да тише вы! Псы разных мастей всё больше и больше наполняли лаем помещение, словно спеша выдать непутёвого солдата, обломавшего их с обедом.  — Слушай, — продолжил он, обращаясь к изнурённой девушке, — я… я не знаю, зачем я это сделал, и не знаю, что делать теперь! Нас обоих убьют, но я не мог, не мог тебя убить. Чёрт! Девушка, зажав раненое плечо, лишь устало улыбнулась и покачала головой. — Спасибо, я тебе очень признательна, — жар в её теле заставлял её голос дрожать. Солдат безмолвно развёл руками, стараясь составить у себя в голове план успешной эвакуации. Если не получится — пристрелят их обоих. Так уж заведено. Совесть в его душе поугасла, предоставляя поле деятельности инстинкту самосохранения, который, как чёрт на плече, шептал о том, что всё-таки стоит скормить девушку голодным псам. Выдохнув, Алес присел на соседний стул и выжидающе всмотрелся в личико девушки. — Выхода нет. Вон, видишь ту дверь, — показал он взглядом на противоположный выход, — за ней поле, выход на свободу. Но! Псарня слишком близко к границе, к постам. Патрульные дроиды могут нас, вернее, тебя заметить. Нет, не сбежать! Чем я думал?! Сержант ещё раз развёл руками и, опустив голову, схватился за шапку. Крупные слёзы начали стекать по его щекам, падая на колени. Девушка же, расстегнув ворот, безучастно облокотилась на спинку, тяжело дыша. — Я подвёл семью, — сокрушался он, — такая работа, и просрать всё в один день! Что теперь с ними будет? А со мной? — Слушай, — девушка положила свою худую руку ему на плечо, — возьми себя в руки и постарайся что-нибудь придумать. Ай. Вдруг её тело содрогнулось от резкой боли, она вжалась в стул, обняв живот. — Ай… Больно, — заскулила она, сдерживая слёзы. — Вот хрень! Твою мать! — солдат вскочил со стула, будто тот был раскален. — Ты что, рожаешь? Прекрати рожать! Это не только вдвойне утяжеляло их положение, но и свело шансы на спасение к нулю из-за потери драгоценного времени. Алес снова схватился за шапку и лихорадочно заходил по комнате. Слава богу, что сквозь собачий гул можно было хоть кричать. Но времени… Майор или Невров посмотрят на часы, и им покажется крайне странным, что солдат, которому поручили настолько простое дело, как сбросить тушу понравившейся кучке собак, пропал надолго. Стоны девушки всё больше переходили в крик. — Да что же ты стоишь столбом, помогай! — её крик вывел его из транса. Солдат спешно снял с неё самодельные ватные штаны вместе с трусами. — Но я толком не знаю, что надо делать! — Алес снял и откинул свою тяжёлую шапку, обнажив высокий лоб, на котором выступали капли пота. Ему было двадцать два. Конечно, у него было не много девушек, всего одна, и то, из «Станции утешения», к которой он периодически захаживал. Но по старым книгам он знал, что и как устроено. Да и Алиша в перерывах задорно отвечала на все интересующие его вопросы. И все эти знания, накопленные по крупицам, надо было срочно применить на практике. Лихорадочно вспоминая детали, сержант отдавал указания роженице. — Ляг на пол, я подстелю твои штаны. Так, теперь дыши глубже. Старайся! Прошло от силы десять минут, как головка малыша начала появляться. Солдат на ажиотаже подбадривал девушку, не забывая посматривать на настенные часы и на заднюю дверь. Крики девушки перекрывались лаем обезумевших собак, готовых откусить твою руку, предложи ты им еды. Последнее усилие — и роженица бессильно распласталась на полу в луже крови, уже забыв о раненом плече. Солдат аккуратно взял малыша, не видя его личика, и завернул в оторванный от одежды девушки лоскут ткани, ожидая плача младенца. Пуповина прочно привязывала новорожденного к телу матери, и ее надо было чем-то перерезать. Стерильным чем-то, желательно. Или хотя бы относительно чистым. — Какого хрена?! — раздавшийся голос заставил оцепенеть сержанта. Солдат медленно встал, прижимая ребёнка к своей груди, и повернулся к ошарашенному Зрьенски, глаза которого искрились безумной злобой. — Ты что, сука? Ты что, блять, наделал! Дебила кусок! — В одно мгновение лейтенант оказался около солдата и со всей силы отвесил ему оплеуху. Алес покачнулся, сжав губы, и крепче прижал ребенка. Зрьенски вцепился в его воротник и встряхнул. — А ну, живо брось её и ребёнка псам! Иначе я донесу на тебя! — его ультиматум охладил разгорячённого сержанта, заставляя задуматься над своим будущим. Вытащив нож, Зрьенски одним движением перерубил пуповину. С одной стороны дело чести, совесть, а с другой — голодная смерть семьи и его расстрел. Одно перебарывало другое, и, спрятав совесть в самый потаённый угол своего сознания, сержант подошёл к вольеру. Собаки радостно встрепенулись, виляя хвостами и пуская слюни на свёрток в его руках. Открыв верхнее окно, он хотел уже было положить туда малыша, как вдруг псы начали бешено метаться по клетке, набрасываясь на неё и глядя на происходившее за спиной солдата. Отдёрнув руки, Алес приоткрыл рот, намереваясь спросить про странное поведение собак у лейтенанта, и обернулся. Зрьенски стоял на коленях, а его лицо было облеплено парой десятков быстрых щупалец, сдиравших кожу со щек и лба. Тело девушки возвысилось над ним в ужасном поцелуе. По её голым ногам струйками стекала алая кровь вместе с белым веществом, похожим на гной. А руки болтались меж лохмотьев верхней одежды. Тело лейтенанта тряслось. Но в нём ещё остались остатки сознания, и, найдя на поясе экстренный пульт, он нажал кнопку. Яростный вой сирены прервал кровавую трапезу. С резким чмокающим звуком оторвавшись от лица Зрьенски, девушка оглянулась по сторонам. Лицо, бывшее некогда красивым, сейчас было мордой монстра, которого убивали на учениях. Её лицо словно было вывернуло наизнанку, и из гортани вылезали быстродвижущиеся наросты, служащие в качестве органов осязания и электрорецепторов, позволяющих заражённому чувствовать электрические импульсы от движений, что заменяло отсутствие слуха и зрения. А из стремительно лысеющей головы начали вырастать грибковые наросты и волдыри, содержащие ядовитые споры. Солдат всё это знал, поэтому стоял не двигаясь, стараясь дышать как можно умеренней и надеясь, что она обратит внимание на отчаянно рвущихся наружу псов. Несмотря на громкий вой сирены и лай, комната была наполнена вязким тихим ужасом, окутывающим с головой. Холод внизу живота и подкашивающиеся колени мешали Алесу трезво думать. Он надеялся лишь на счастливый случай, который не заставил себя долго ждать. Входная дверь отлетела в сторону, привлекая внимание монстра, который сразу же накинулся на вошедших военных, терзая и пожирая их своими щупальцами. Алес, воспользовавшись случаем, резво побежал в приоткрытую дверь напротив, откуда вышел Зрьенски. Его подошвы с гулом ударялись о бетонный пол; он бежал не оборачиваясь. Уже у двери солдат невольно оглянулся, словно опасаясь увидеть монстра за своей спиной. Долю секунды он с сожалением смотрел на попытки солдат унять чудовище, к которому постепенно присоединялись заражённые спорами из лопнувших волдырей сослуживцы. Стоя в лужах крови, они орали, пока из их ртов вылезали щупальца, а после, откинув в сторону автоматы, рьяно нападали на всё прибывающих на помощь военных. Дрожа от страха и криков, сержант прижал сильнее к груди мельтешащий комок в руках и стремглав выбежал в открытое поле. На улице погасли фонари, через секунду заменив свой яркий белый свет огненно-красным. Вопящая сирена отдавалась в висках неприятной пульсацией. Добежав до Порога-1 — первого вольт-забора из двух — за которым открывалась пустошь Гардаросса с огнями на горизонте, Алес начал искать взглядом КПП-1, чтобы выйти из окольцованного плена границы. И так непроглядное небо словно ещё больше сгустилось над эпицентром ужасных событий. Пепельный снег, падавший из кучкующихся облаков, преображался в пушистые пурпурные хлопья, попадая под красное освещение тревоги. Солдат, не смотря на бегущих к псарне пограничников с автоматами, побежал к увиденному зданию главного КПП. Алес знал, что при тревоге на пограничном отрезке ни одни из пороговых ворот не открывают. Запрещено. И помощь приходит только из других пограничных постов. А до того забора, который поперёк соединяет Порог-1 и Порог-2 и отделяет «Адамово ребро» от другого отрезка, бежать очень далеко. Шумиха — это удачная маскировка для такого трусливого побега. На улицах уже бегали не только рядовые, но и полковники, которые, видимо, не знали, что в данном случае делать. Они отдавали команды, следуя интуиции, позабыв все учения десятилетней давности. Ведь граница — это самое спокойное место, где электрический забор и новые охранные дроиды брали большую часть забот на себя. И внезапное происшествие вмиг разрушило чётко налаженную систему, разбрасывая её кровавые ошмётки на стены зданий и заснеженную землю. Подкравшись к большим металлическим воротам, Алес опустился на колени и спешно начал нащупывать около нижнего кронштейна кнопку аварийного открытия. — Давай, давай же! — подгонял он лениво отворяющиеся тяжёлые ворота, иногда оборачиваясь. Ребёнок в его руках что-то промямлил и повертелся.  — Ш-ш-ш. Всё хорошо, я тебя в обиду не дам. — Сержант убаюкивал его у себя на груди, невольно вспоминая, как нянчился со своей маленькой, ныне покойной сестричкой, которую он не смог защитить. Острая боль снова надрезала его сердце, поднимаясь комком в горле. — Тише, малыш, тише, — лепетал сержант, словно успокаивал больше себя. Как только щель открывающихся ворот позволила ему с ребенком пролезть наружу, он помчался, спотыкаясь, подальше от криков, выстрелов и воющего красно-пурпурного ада. Несмотря на сбившееся дыхание и невероятную слабость, он бежал вперёд из последних сил. Каждый шаг давался ему всё труднее и труднее. А берцы, которые казались прилипшим цементом на ногах, всё глубже и глубже проваливались в снег, нехотя освобождаясь из вязких объятий. Постепенно его скорость понижалась. Обессилев, Алес остановился, глубоко наполняя лёгкие воздухом. Обернувшись, он увидел сеточный вольт-забор, с открытой нараспашку «пастью», из которой выбегали… люди? В полумраке он не мог разглядеть точно. Сердце колотилось, с явным желанием разорвать его грудную клетку и выпрыгнуть наружу. Надышавшись до боли в горле холодным воздухом, он попытался двинуться дальше, но ноги застряли в вязком снежном болоте. Ещё одна попытка — он еле отобрал свою правую ногу, чтобы потом снова отдать её в зыбкие лапы снега. На секунду задумавшись, сержант поднял голову и осмотрелся. Влетевшая мысль, как сумасшедшая птица, билась в его голове, заставляя её всё больше и больше гудеть от осознания: он стоял посреди небольшого озера Фельтон, которое скрывало свою вязкую соль под толстым покровом химического снега. Он сразу же вспомнил первичный инструктаж, на котором инструктор рассказывал про озеро и про то, что из него невозможно выбраться, зайдя глубже, чем по щиколотку. От безысходности сержант закричал и начал яростно вырываться из густого плена. По его щекам покатились крупные слёзы, а бессвязная речь нарушила тишину мертвой округи. Обессилев вконец, он поник и заскулил, как загнанный в угол пёс. Серый снег медленно кружил перед его глазами, плавно покрывая ужасную тайну озера, сравнивая его с пустошью. Лишь цокот, раздавшийся позади, прервал жалобный скулёж несчастного. Его глаза расширились и он медленно обернулся. Позади, метрах в десяти, пятнадцати, двадцати, стояли заражённые, пытавшиеся дотянуться руками и своими щупальцами до него. Девушка с голыми ногами, грузный майор и другие солдаты. А новые всё шли и шли. Спеша урвать себе кусок добычи, бегом врывались в озеро и намертво увязали, несмотря на свою прыть. Сержант смотрел потупленным взглядом на причину и её кровавые последствия. Цоканье нарастало всё больше, а сердце Алеса билось всё спокойнее. Изнурённый солдат еле стоял на ногах и уже был готов навзничь упасть в снег. Его взгляд, полный глубочайшей вины, блуждал по тварям в форме, которые оказались в такой же ловушке, как и он. — Простите меня, — едва смог он выдавить из себя тихим голосом, — простите. Вдруг по его руке пробежалась волна щекотки. Он непонимающе посмотрел на шевелящийся свёрток, который всё ещё держал у груди, и закричал, увидев десятки длинных корней-щупалец, опутавших и начавших пожирать его руки.