Плохие, стало быть, не так уж плохи, Когда есть хуже. Кто не хуже всех, Ещё хорош (У. Шекспир)
На часах семь пятнадцать утра, за плотно зашторенными занавесками сейчас капает противный мелкий ноябрьский дождь. От этой погодки настроение Чимина портится больше и больше, от холода и немного от страха его пробирает мелкая дрожь. Подросток смотрит на собранный школьный рюкзак, вспоминая, что вчера поленился и не сделал уроки, а после понимает, что с ним сделают, если он пойдёт такой весь неподготовленный в школу. Пак ещё раз смотрит на дверь, которая ведёт на кухню, и делает шаг вперёд. — Доброе утро, — начинает было мальчик, но мимо него проносится мама, даже не сразу заметив сына. Чимин по привычке дожидается родителей за обеденным столом, смотрит в тарелку с кашей и тяжело вздыхает. Кажется, его снова не замечают. Он кашляет громко, надрывно, а потом чуть охрипшим голосом заявляет матери, что не хочет есть. — Ты простудился? — на эти слова мальчик только кивает, а затем удаляется в комнату мерить температуру. Ему сейчас очень стыдно, вот так обманывать мать, нагревая термометр об обычную трубу, но по-другому он не умеет. Чимин боится идти в школу, ему лучше посидеть дома, почитать, поиграть во что-нибудь, но точно не к урокам и учителям. Он слышит наконец заветное от мамы «Отлёживайся дома», а уже через пару минут дверь за родителями захлопывается. Мальчик ложится на кровать и закрывает глаза. Он всё вспоминает недавнюю встречу с психологом. Тот показался таким странным: заявил, что ему интересно болтать с Чимином и что ему всего двадцать два. Этот Мин Юнги правда такой забавный, его голос и слова проникают под кожу и оседают там тёплыми воспоминаниями. Пак всё никак не хотел поддаваться подлому чувству веры и счастья в то, что он кому-то не безразличен и нужен. Но вот проблема… Для Юнги это просто работа, а Чимин для него очередной пациент и всё, что он делает: эта улыбка, этот добродушный тон — всё только ради денег. Всё ложь. Нельзя поддаваться порыву глупых чувств. Чимин долго лежит на кровати и думает, что бы было, если бы он говорил правду. В голове сразу возникают картинки светлой жизни, где у него есть друг, заботливый друг, которому можно всё рассказать, поделиться проблемами, зная, что тебя защитят, поймут и пожалеют. Было бы очень здорово. — Можно я буду называть тебя хёном? — одними губами шепчет Чимин, улыбаясь. Чимин лежит в своей кроватке вплоть до звонка матери. Он не собирался ничего делать, но его же не будут слушать. На том конце провода женщина долго и упорно доказывает ему, что пропускать сеансы с психологом никак нельзя (а в душе Чимину кажется, что предкам просто не хочется просто так терять потраченные на сынишку деньги). Желания куда-то идти или даже ехать совсем нет. В душе подростка заседают противоречивые чувства, они толкают мальчонку из крайности в крайность. Он бездумно подходит к шкафу, решая, что надеть, затем берёт в руки телефон и тупо прокручивает новостную ленту соц. сети, а потом падает на диван с жалобным стоном. Он очень стесняется этого Юнги, а ещё побаивается, по нему сразу видно, что умный, образованный и начитанный, а вот Пак наоборот, как пень в лесу. Чимин не знает, может ли поддержать с ним разговор. А стоит ли вообще? Подросток переворачивается на живот, смотрит, как одна минута сменяет другую на часах. У него в голове Юнги — одно сплошное противоречие и все чувства, связанные с ним, — тоже. Юнги же просто хочет получить деньги и, может быть, вылечить мальчика, правда? Ему же не интересен он сам, как человек. Следовательно, Паку не надо что-то из себя строить, изображать умного и милого, можно просто, как подросток, повести себя по-хамски и полностью проигнорировать его. Юнги же соврал, когда сказал, что ему будет с ним интересно. Ведь правда?***
— Здравствуй, — начинает было мило улыбаться Юнги, ведь он искренне рад, что сегодня к нему пришёл Чимин, но в ответ он получает какой-то холодный, презрительный взгляд и больше ничего. Вот он психолог, да. Должен же понимать там причины поступков, понимать истинность поведения даже подростков, но такой холодный со стороны Чимина приём приводит Юнги в замешательство. Он теряется и как-то неестественно кашляет в кулак. Мальчик, удобно устроившись на диванчике, тихо хихикает, пряча улыбку в тёплый шарф, который из-за своих размеров закрывает пол лица. Он же сам сказал, что им ПРИДЁТСЯ проводить вместе время. Вроде как нет другого выхода. Тогда зачем все эти формальности, улыбки? — Ты не в настроении, Чимин? — наконец начинает возобновлять разговор Юнги, но ответа снова не получает. Пак слишком увлечён телефоном в своих руках. Ну уж нет. Юнги это не нравится. Он ждал этой встречи чёртовых три дня, ему за это время сто раз вынесли мозг не совсем адекватные пациенты. Чиминка должен как-то разбавить всю эту унылую жизнь, он ведь должен. Этот мальчик же такой милый и наивный, а сейчас пытается показаться холодным и неприступным. С чего бы это? — Чимин, — уже серьёзнее начинает Мин, присаживаясь с ним рядом. А мальчик уже чуть напрягается, он чувствует, как некто, а точнее психолог, по имени Мин Юнги, нарушает его личное пространство, рушит невидимую границу, за которую просто знакомым заходить категорически нельзя. Он уже не так уверенно, но отодвигается к самому краю дивана, жмётся к нему и старается не замечать на себе пристального взгляда старшего. — Ты меня решил игнорировать? Или же этот телефон настолько интереснее меня? — парень, не дожидаясь ответа, выхватывает из пальчиков Пака телефон и прячет в карман своих штанов. — Верни телефон! — Чимин на секунду поднимает свой взгляд и зло смотрит в глаза Юнги, но через несколько секунд не выдерживает того, как смотрит на него старший, и отводит взгляд в сторону. Уверенность как-то утихает, и вся подростковая дерзость в миг улетучивается. — Зачем тебе телефон? — Юнги всё также смотрит и чуть улыбается, а мальчик не может понять, что скрывается за этой улыбкой: насмешка или же искренняя радость. — Ну, это… Просто верни, — Чимин тихо шепчет, зная, что если посмотрит на Юнги, то тот заметит румянец на его щеках, — он мой. Вот и всё. Обиженный, надутый и смущённый Чимин кажется Юнги очень милым. Он очень хочет, чтобы когда-нибудь у него был такой сыночек. А затем парень тут же усмехается своим мыслям, понимая, что ни сына, ни семьи у него никогда не будет, он никому не нужен и сам не хочет быть кому-то нужным. Да, всё его устраивает, пожалуй. Может, он подумает, чтобы взять из детского дома дитё на воспитание, хотя вряд ли ему дадут, но попытаться стоит. — Я отдам его тебе, но с условием, что ты снова не начнёшь меня игнорировать. В душе Пака так и танцуют чертенята, они кричат, вызывая бурю недовольства у подростка. Мин же знает, что всё, что он сейчас сказал, это шантаж чистой воды? — Ты сам сказал, что не будешь ко мне приставать, потому что я не хочу этого. — Господи, Чимин, ты такой глупый, правда, — Юнги треплет его по макушке и очень желает увидеть его личико, но тот продолжает упорно опускать голову. — Я сказал, что тебе придётся ходить ко мне, ибо родителей в чём-то переубедить трудно, но в то же время я сказал, что ты самый интересный собеседник из всех, кого я знаю. А что это значит? — он внимательно смотрит на Пака и ждёт, когда тот соизволит посмотреть на него. И не зря. Через несколько секунд Чимин поднимает голову и смотрит куда-то в область груди старшего, он снова перебирает пальцами, старается злиться, но чувствует, что в душе уже тает, что эти слова цепляют его доброе и мягкое сердечко. Он снова верит и не хочет быть холодным и одиноким. — Это значит, что ты хочешь со мной говорить, — заканчивает Пак, но так и не улыбается. Его всё ещё напрягает вся сложившаяся ситуация. — Так то лучше, — Юнги чуть отодвигается от парня, предоставляя ему личную свободу, он старается не напрягать его своим присутствием. — Тогда, я думаю, ты не откажешься со мной поболтать, — он смотрит на часы и широко улыбается, — твои родители приедут только через три часа. Представляешь? — Ага, очень круто. — Ну, Чимин, а теперь расскажи, почему ты так себя вёл? Боялся? Стеснялся? Злился? — Ну ты же психолог, сам должен знать, зачем меня спрашиваешь? Мин только хмыкает на его слова и желает несильно ударить его по носику, но решает, что это вряд ли понравится подростку, поэтому просто отвечает на его вопрос: — Ну это-то так, конечно, но, Чимин, ты же должен понимать, что все люди разные и понять причину поведения у кого-либо невозможно, не узнав человека получше, не поняв его психологии. А мы с тобой пока мало знакомы, чтобы я мог сходу понимать тебя. Кстати, ты кутаешься в шарф, ты заболел? Ага, заболел он. Чимин же знает, что нет, но то ли от того, что боится, что Юнги настучит на него его родителям, то ли от того, что хочет сочувствия со стороны старшего, а может просто в отместку, кивает утвердительно головой на его вопрос и в доказательство шмыгает носом. Он уверен, что хороший актёр, и Юнги даже верит ему. Поначалу верит. Он уже начинает злиться на себя, на родителей Пака, что не они не заботятся о здоровье сына и тащат его к психологу. Ну, знаете ли, физическое здоровье важнее душевного, тем более у Чимина нет особых расстройств. — А родители знают? — всё же решает уточнить Мин. — Ещё бы они не знали, я тихо, спокойно болел себе дома, а потом они притащили меня сюда, — Чимин осекается и осторожно смотрит на Юнги, боится, что его слова покажутся грубыми и парень обидится. Ведь, похоже, он ждал искренне встречи с ним. — Ну то есть, я бы пришёл, просто мне было плохо и я не хотел вообще куда-либо идти. — Боже, — вырывается у Мина, но он старается не показывать всю злость, что скопил на чету Паков, поэтому только снова улыбается Чимину, а затем просит секретаря принести ему горячего молока с мёдом, а сам же направляется к небольшому шкафчику в углу кабинета. Подросток только разевает рот, когда видит содержимое: подушки, игрушки, книги, сладости, какие-то шкатулочки и коробочки — просто склад вещей, ну или клад. — Просто я часто задерживаюсь на работе, — поясняет Мин, даёт мальчику в руку градусник и укутывает его плед. Вот это уже не кажется Чимину хорошей идеей. Он же не болеет, следовательно, у него нет температуры, трубы, о которую он обычно греет термометр, у него нет, а по-другому, незаметно, он не умеет. Юнги, конечно, заботливый и несет ему кружку вкусного, сладкого молока, но вот сейчас это всё некстати. Паку жуть как не хочется оказаться в его глазах лгуном и обманщиком. — Странно, — Юнги смотрит на идеальную температуру и недоумевает. — Чимин, ты пил жаропонижающие препараты? А подросток понимает, что это его спасение и что Мин, сам того не зная, помог мальчику выкрутиться из щекотливой ситуации. Он начинает согласно кивать и выдавливает из себя слабую улыбку. — У меня была большая температура, — мальчик надрывно кашляет и получает от Юнги сочувствующий взгляд. — Держи, — совсем рядом тепло и забота, Юнги протягивает ему горячий стакан и садится неподалёку, — выпей, твоему горлу станет легче. На несколько секунд в кабинете становится тихо, а мальчик радуется, что к нему не пристают, его ни о чём не спрашивают, он быть может и рад ответить и поболтать, но сам не умеет поддержать интересную беседу. Для него роль ведомого ближе, вот и сейчас, он ждёт какой-то активности со стороны Юнги, хоть чуть-чуть, и побаивается его вопросов. Чимин держит немного дрожащими пальцами кружку и поглядывает на Юнги, который наблюдает также Чимином. Это немного напрягает, но сказать об этом он не может. — Если хочешь, пока ты пьёшь молоко, я могу что-нибудь тебе рассказать интересного, могу и о себе, если, конечно, хочешь. Чимин хочет, очень, он же ничего он нём не знает, в принципе, как и Юнги о нём. Но у мальчика есть более веская причина узнать: он не может определиться можно ли доверять этому парню. — Я даже не знаю, что спросить, — честно признаётся Чимин, — скажи, почему ты считаешь меня лучшим собеседником? — Всё очень просто, Чимин, ты тот самый человек, который является воплощением чистоты и невинности, человеком, нетронутым греховными людскими пороками. Ты светлый ребёнок, у тебя нет грязных помыслов. А мне очень не хватает в жизни этой чистоты, понимаешь? Мальчик удивлённо смотрит на психолога и только кивает в ответ на его слова. Да. Он очень странный, даже не знает, что его любимый пациент не такой уж милый и невинный. Нет. Это хорошо, что он не знает. В душе каждого прячется столько монстров, которых мы боимся показать окружающим, а в подростковом возрасте тонкая граница «хочу» и «надо» часто истончается и рвётся, высвобождая то, что не должно представать на обозрение окружающим. Нежелание быть пойманным на этой небольшой лжи у Чимина становится всё сильнее. Да и это его не последний маленький секрет. Он снова кашляет, словно на уровне подсознания желает себе и Юнги доказать, что не врёт, и он действительно простужен, но выходит всё как-то неудачно, кашель выходит неестественным и каким-то странным. Юнги внимательно смотрит на мальчика, а затем присаживается возле его ног. «Чего хочет этот хён?» — недоумевает мальчик и сильнее напрягается, поджимая под себя ноги. — Ты давно заболел? В больнице был? Что сказали? — Ну, я, это, не был, я утром заболел, — выдаёт Чимин и тут же жалеет о сказанных второпях словах. — Открой ротик, Чимини, — нежно и ласково просит Мин, а тот только хлопает глазами. — Не бойся, я не буду как те дядьки к тебе лезть в рот, я хочу посмотреть твоё горло, я понимаю в медицине, открой. Чимин шумно сглатывает, кажется осознавая, что это конец его гениального спектакля. Если Юнги не врёт, то сейчас он раскусит его, и, наверное, очень разочаруется. Чимин отрицательно мотает головой и прячет глаза от старшего, а тот просто поднимает его голову и крепко держит, чтобы тот не сопротивлялся. — Чимин, не будь маленьким. Ты же большой мальчик. — Если я большой, то почему ты говоришь со мной, как с малолетним? — бросает в ответ Пак и на секунду сталкивается взглядом с Юнги. И вот тут как-то сразу передумывает сопротивляться. А парень только улыбается такой реакции подростка. — Давай, не бойся. Чимин, докажи, что ты уже взрослый. Пак сначала осторожно, а затем смелее открывает рот, надеясь, что Юнги соврал, сказав, что разбирается в медицине. Он такой наивный, что не понимает, что особых глубоких знаний здесь не нужно, достаточно жизненного опыта и, может, чего-нибудь ещё, совсем капельку. Юнги молчит и это напрягает Пака, он чувствует, шестым чувством просто предугадывает, что творится за границей спокойствия и дружелюбия Мина. Юнги, в душе уже, наверное, десять раз обматерил Пака, а сейчас пытается не сорваться на него. Юнги внимательно смотрит на Чимина, так и не отпуская его головы. Выхода у младшего нет. Спрятаться от пронизывающего до костей взгляда парня просто некуда и Чимин желает, чтобы эта тишина поскорее прекратилась. Лучше сейчас, чем никогда. — Нехорошо обманывать маму, — серьёзно произносит Мин, чем заставляет подростка ещё больше напрячься. — Родители за тебя ведь переживают, а ты им врёшь. — Не переживают они, — начинает огрызаться Пак, но ему не дают больше ничего сказать. — Если бы им было плевать, твоя бы мать не умоляла бы меня слёзно помочь тебе. Чимин, я надеюсь, у тебя есть объяснение твоему поступку? — Хён, — от этого чиминовского «хён» становится так приятно, что злость куда-то улетучивается и уже не хочется ругать этого милого ребёнка, — если я расскажу, ты не будешь ругаться? Не разочаруешься во мне и не обидишься? — Нет, конечно, Чимин, я только и жду, чтобы ты рассказал мне о своих проблемах. Пак не знает как начать, с чего начать и стоит ли вообще начинать, но толчок для начала разговора был дан, пути обратно нет. Пак верит, что его сейчас поймут и не накричат за детскую глупость. Юнги садится рядом с Чимином на диван, а тот поворачивается к нему и, продолжая кутаться плед, начинает рассказывать о школе, о том, как ему тяжело учиться, о том, что из-за состоятельных родителей его, мягко говоря, недолюбливают и о том, как он не может ответить на поток нелестных высказываний в его адрес. Юнги слушает внимательно, запоминает всё важное, что говорит ему мальчишка и понимает, что причина действительно есть. Но всё будет хорошо. Пак же попал к Юнги, а Юнги ему поможет. И сейчас Мин впервые обещает это себе, а не клиенту.