Ошейник с шипами вовнутрь

У мамы в шкафу стоит шкатулка. Она спрятана под тонной одежды, пыльная, сломанная, скрипучая и старая. Мама шкатулку не любит, а может ее содержание, — Юни, к несчастью, не известно, — и строго говорит никогда не брать ее в руки. Мама выглядит такой страшной, что Юни послушно кивает головой, как болванчик. Мама довольно улыбается и уходит на кухню, а Юни с облегченным вздохом забывает о шкатулке до лучших времен. Правда, когда она вспоминает о ней в следующий раз, наступают далеко не лучшие времена. Мама лежит бледная, но такая спокойная и умиротворенная, словно она не в гробу, а на своей кровати; словно она не мертва, а просто уснула на долгое-долгое время. Папа сжимает в ладонях одежду — мама для него много значила. Мама была для него центром мира, ядром вселенной. А что будет со вселенной, когда ядро взорвется ко всем чертям? Отец потух спустя неделю и его дыхание замерло во сне. Он улыбался, Юни готова поспорить, и даже не думал о ней. Юни для отца — дополнение к матери, маленькое напоминание о лучшей из лучших. Юни знала об этом и ей было абсолютно плевать. У них никогда не было близких отношений. Шкатулка такая же, какой Юни помнила ее — пыльная, старая и безобразная. Казалось, коснись ее и она развалится. Юни вертела ее в руках, сомневаясь — стоит ли ее выкинуть? Но внутри что-то небольшое ритмично билось о стенки. Юни замерла, смотря на крышку. У Юни в руках — шкатулка, а в шкатулке — секрет. Открывать или нет? Подумав секунду, она снимает крышку и видит стеклянную соску на блеклой, потертой ленте. Из горла вырывается нервный смешок. И это то, что так ненавидела мама? Хотя, да, она бы так же сделала, все-таки дарить такое — какое же должно быть изощренное чувство юмора у человека, а? Пустышка вспыхивает совсем слабым огоньком, Юни не чувствует своих рук — они против воли тянутся к ожерелью. У Юни перед глазами вспыхивает млечный путь. В голове вспыхивает каждая вторая сверхновая звезда. В груди бьется о ребра адское пламя — оно заглатывает собой ее небо, погружает все в хаос. Ее радуга окрашивается в алый — в ее собственную кровь. А мысли и воспоминания все просачиваются в каждую щель, наполняют ее собой, и она даже не может закричать банальное «хватит!». Разжать будто каменные пальцы, отбросить пустышку в сторону, а лучше и вовсе в окно — выше ее сил. У мамы в шкафу была шкатулка, а в шкатулке для мамы был секрет. У Юни в руках пустышка-секрет, а в черепной коробке — воспоминания о миллиардах мирах, небесное пламя из ее крови, дамский револьвер на бедре и отсрочка от статуса «принцессы» на тринадцать лет.