Веня

«я have a secret я want to tell you each time that я close my eyes я can feel you я run away with my imagination and я am blinded by your light that's filling up the room»

Веня стучит по столешнице, потом берет телефон, ставит запись и снова стучит – выбивает что-то невообразимое. Ладонями, костяшками, локтем, подключает ложку. Этот бит, как набросок. Как пара строк. Когда Леша выходит из ванной, он уже успокаивается. Клубит в своем стиле. Что-то у него в голове творится. Звучит. Поет. Он сочиняет везде. Когда смотрит телик. Когда слышит чужое. Когда идет по улице. Когда стоит у окна и смотрит на город. Когда валяется утром в койке, потом вдруг перекатится, поднимет тетрадь с пола – начертит какие-то одному ему понятные каракули. Это всё называется одним словом: не забыть. А то потом потеряется. – Леша? Ле. Ша. Зовет он. – Чего? – Леша Без знака. Черт его знает: чего ему нужно? – Ты такой дурной, Грушин. Как медведь. – Это я к тебе не доёбываюсь, а подкатываю. Гогочет недурной Грушин дурным голосом. – Дятел. И оба ржут. Потом, выполняя программу «Лето в городе», они едут на залив к кому-то на дачу. На даче – толпа хиппарей. Все пляшут и поют. Леша: – Странный вы народ. Вот когда плотники собираются, они почему-то вместе не строгают. А вам бы только глотки драть. – Но они ведь классные. – Классные. Веня улыбается. Он такой красивый. Он лучше их всех. Всех хиппарей на свете. Дальше и он подхватывает гитару. И он – поет. И кажется, что вся музыка мира живет в нем одном. Она облеплена его кожей, как броней, и он выпускает ее – по капле и вспарывая себя. Тогда музыка, как зверь, бросается на людей. К людям. Он только притворяется человеком. Думает Леша. Вспоминая, как утром Веня смешил его своими дурацкими выходками, готовил какой-то бомбический ужас, курил, выпуская кольца, напевал околесицу. – Это очень любезно с твоей стороны. Говорит Леша потом, когда Веня точит сосиску на ветке, сняв ее с огня. – Что? Леша качает головой и не отвечает.