Join the Rooks

В Весминстере праздник. Даже не так, во всем Лондоне праздник! Город гудит, шумит словно пчелиный улей. Сплетни, слухи, новости разлетаются не хуже горячих пирожков для голодающих, а на улицах больше людей, чем обычно. «Лондон свободен от Висельников!» — кричат они, активно обсуждают, а многочисленные свидетели битвы за последней незахваченный район города пересказывают события, преувеличивая во сто крат победу Фраев. И новая история гуляет по городу, летит, обрастая все новыми подробностями, как снежный ком. Легкая, радостная новость, снимающая с души горожан огромные грузы, но в то же время тяжелая и ужасающая для оставшихся Висельников. Одни не знают что им делать дальше, другие строят планы мести, но всем им до тошноты дурно и жутко от осознания своего положения. Влияние, власть, деньги — все кануло в «пасть» Грачам. И страх, склизкий, скользкий, пробирается вглубь души, мешая даже спокойно вздохнуть. Висельники постоянно оборачиваются на улицах, вздрагивают, видя пролетающую мимо тень или зеленые куртки. Но в то же время они закипают от злости, а на их лицах проскальзывает гамма ненависти и ужаса. И еще не понятно, чего сильнее. Но поделом им! Получили по заслугам! Пока остатки Висельников, потерянные и опустошенные, снуют туда-сюда, Грачи пируют! Во многих пабах звучит радостная музыка и пьяный хохот горожан. Теперь на улицах снова безопасно! Но в одном пабе все же не так уж и безопасно. Ведь именно там и празднует победу сам Джейкоб Фрай в окружении верных Грачей. Некоторые горожане смотрят с опаской, настороженно проходят мимо, другие же наоборот, желают присоединиться к всеобщему веселью, подчерпнуть хоть каплю энергии и жизнерадостности, которую источает во все стороны Фрай младший. Юноша сидит, развалившись на стуле, закинув ноги на дубовый стол, пьяно хохочет, машет руками, что-то рассказывает грачам, и они, тоже изрядно захмелевшие, подхватывают его веселый безудержный восторг и веселье и смеются вместе с ним. Хаос кругом. Смех звенит, носится по небольшому помещению, бьется о стекла перепуганной птицей, и без труда заглушает даже пианино и веселую песню. Крепкий запах алкоголя ударяет в нос, заставляет пошатнуться или же подбивает купить и себе выпивку и пуститься в пляс, как та дамочка лет сорока, что пытается заигрывать с певцом. Бьются бутылки, льется рекой алкоголь, ритмично стучат кружки, и улюлюкает толпа, наблюдая за разгоревшимся спором «кто кого перепьет». А Джейкоб наблюдает за всем действием с хитрой и довольной улыбкой на лице, и озорным блеском в глазах, и выглядит при этом таким довольным, что любой бы кот, наевшийся до отвала сметаной, позавидовал бы. Он горд и счастлив. Наслаждается мгновением торжества. Джейкоб подмигивает проходящим мимо девушкам, подхватывает мотив незатейливой песенки, которую орет во все горло певец, желая перекричать царящий в пабе гул. Фрай смеется, стучит кружкой и заказывает еще выпивки. Он словно бы часть этого хаоса. Его эпицентр. Кажется, что если рядом не будет Джейкоба, то и царившая сумасшедшая атмосфера мигом утратит всю свою прелесть. Без Джейкоба все было бы не так. Он сливается с окружением, с людьми, с царящем безумием настолько сильно, что не замечает ничего вокруг. Ничего, что выбивается из этого Мира, ограниченного стенами паба. Он так поглощен всем этим, что даже не замечает подошедшего паренька, нервно одергивающего слишком большую для него зеленую курточку. Он мнется с ноги на ногу, нервно кусает обветренные губы и морщится от слишком громкого для него шума. Царящий гомон бьет мальчишке по мозгам, заставляя голову кружится намного сильнее, чем от запаха алкоголя. Но Фрай этого не замечает. Джейкоб раскачивается взад-вперед на стуле, балансируя едва-едва, как и всегда, как во время всех заданий. Он ходит по острию ножа, любит рисковать — какой эффект от этого! Так интереснее жить! В вечном гомоне, в вечном риске, легком безумии, приправленном нотками алкоголя и адреналина. И всегда, всегда у него все выходит, да еще и столь удачно, что это кажется нереальным. Некоторые горожане вообще задумываются, а в действительности ли люди, эти близнецы Фрай? Горящий блеск в глазах Джейкоба не тухнет, даже когда его предают. Он злится тогда. Хмурит брови, крепче сжимает кулаки, чувствуя, как холодный металл кастета остужает его пыл. Видимо, это семейное. Иви хорошо контролирует эмоции, что не скажешь про ее брата, всегда бесшабашного. Но в серьезные моменты он не дает волю эмоциям, как например это было после предательства Перл Эттэуэй. Но стоящему перед Джейкобом пареньку этого видеть не доводилось. Он был свидетелем лишь пары битв. Тогда, когда Джейкоб освободил его и остальных детей. А второй раз он наблюдал за войной банд. За тем, как рьяно и безумно сражается Джейкоб. Он принимает каждый удар на себя, умудряется ударить каждого из нападавших, только чтобы никто из его Грачей не был ранен. Он улыбается в пылу боя, даже когда получает рану. Он ее не замечает, идет вперед — никогда назад. Сыплет ударами: раз, другой, третий — блеск в глазах все ярче, сладкий вкус победы уже чувствуется, кровь оглушительно стучит в висках в такт точным ударам. И вот он уже стоит на крыше экипажа. Довольный, гордый, разгоряченный сражением, которыми живет. Он напоминает мальчишку, которому дали любимую игрушку. Только тут немного другое. Он горд от того, что он прав, что идея с Грачами вышла более чем удачной, что близнецы Фрай и Грачи освободили Лондон. И Джейкоб светится от гордости, и даже Иви от этого улыбается, молча соглашаясь с братом. Но вслух она этого не скажет. — Эй! Ты уже минут пять стоишь у моего столика и смотришь в пустоту! — насмешливый голос звучит прямо у самого уха. Мальчишка вздрагивает, нервно моргает, вглядываясь в зеленые насмешливые глаза Фрая-младшего, наклонившегося к парнишке. — Ты что-то хотел? Мальчишка неуверенно кивает, а Джейкоб сразу понимает, что паренек в Грачах новенький. Фрай смотрит на него изучающе, не торопит. Лишь делает глоток эля и отставляет бутылку. Берет в руки шляпу, крутит ее в руке и ждет, пока паренек соберется с мыслями и скажет то, что хотел. — Вы…а как вы смогли победить всех главарей Висельников? — выпаливает он самый глупый вопрос, который мог придумать. Точнее, в его голове все выглядело иначе. Но вышло все равно глуповато. Джейкоб удивленно вскидывает бровь, надевает шляпу на голову и снова закидывает ноги на стол, придавая на короткое мгновение себе задумчивый вид. Он размеренно качается на стуле: раз, другой, третий, никуда не торопясь. Потом резко и неожиданно останавливается, убирает ноги со стола и, уже улыбаясь, снова наклоняется поближе к юному Грачу, заставляя того вновь нервно вздрогнуть и переступить с ноги на ногу. — Без понятия. — медленно протягивает он елейным тоном и с легкой улыбкой на лице, а во взгляде пляшет неприкрытое ничем чистое веселье, словно отражая атмосферу паба, который наполнился еще большим шумом. Музыка делается громче, ровно, как и пьяные крики грачей. Пианист, подхватывая волну веселья, бьет что есть сил по клавишам, ускоряя темп мелодии, певец еле успевает попадать в ноты, уже немного хрипя от слишком громкого пения. Грачи откачивают растянувшегося на полу товарища и бурными аплодисментами поздравляют победителя в споре. Пустившаяся в головокружительный пляс под сумасшедшую, быструю мелодию подвыпившая дамочка ломает каблук и с громким криком падает на певца, и они оба под громогласное улюлюканье посетителей летят на пол. Пения теперь не слышно вообще. Но парнишка уже давно не слушает и музыку, и само окружение. Шум и гам отходят на второй план. Он пытается понять Фрая, сидящего перед ним. Только это важно. Парнишке кажется, что даже этот разговор он воспринимает как игру. Но что может понимать один мальчишка? Джейкоб качает головой и откидывается на стуле. — Они сами виноваты. — равнодушным тоном говорит он, подмигнув. — Просто они родились такими. Рукожопыми и ногоплечими. — Это как? — А так, мой юный друг, — говорит Фрай, и вновь тянется за бутылкой под пристальным взглядом мальчишки. — Что? Пока Иви нет, почему бы и нет? Сестрица совершенно не умеет развлекаться. А. Висельники. Точно. Слушай, им просто не нужно было совершать глупость и приходить к нам, желая поглумиться. Тогда бы они прожили чуточку дольше. До самой стрелки. И тут паренек видит это. Серьезного Джейкоба. Музыка стихает неожиданно, наполнив паб только шумом голосов и стуком кружек, звучащих приглушенно, словно под толщей воды. А Джейкоб, смотрит на паренька серьезно, пристально, изучающее. Жизнерадостный взгляд становится холодным и пронизывающим до костей. Он мешает даже сдвинуться с места. Юноша боится сделать лишний вздох. Теперь он получил ответ на свой вопрос. Перед ним убийца. Не просто веселый и жизнерадостный парень живущий без царя в голове и всякого понимания правил, и полного отсутствия манер. Это не просто человек у которого позитив и энергия бьет через край, а ассасин, у которого на счету тысячи трупов, а руки по локоть в крови. Убийца, на долю которого слишком много пришлось самых неприятных и страшных ситуаций. В нем читается твердая уверенность в себе, ни тени замешательства. И взгляд чистый, не затуманенный изрядным количеством алкоголя. И парнишке становится жутко, когда, глядя в только что веселые и блестящие глаза, он видит теперь хладные тени поверженных жертв. Юноша замирает, не дышит, не шевелится, скованный этим взглядом, ощущая себя простым муравьем перед ним. Стук сердца отмеряет бесконечно тянущиеся секунды, а в голове проносится лишь одна мысль: «Действительно…как, таким как он, можно перейти дорогу?..» Музыка начинает играть вновь так же быстро и неожиданно, как и прекратилась, а время будто бы вновь возвращается в привычное русло. Джейкоб моргает, разрывая зрительный контакт, а спустя мгновение уже вновь глядит на мальчишку с весельем и легкой ноткой удовлетворения. — Ты, кажется, теперь понял, а? — ухмыляется он, наблюдая за неуверенным кивком паренька. — Ну и молодец. Он тянется к юному грачу и лохматит его волосы, улыбаясь тепло и от чистого сердца. Жест такой родной, что мальчишка слегка теряется, чувствуя, что сковывающие оковы и остатки пугающего наваждения развеялись, ровно, как и некий барьер между Фраем и юным Грачом. Джейкоб не любит, когда его возвышают до каких-то заоблачных высот. Ему по душе чувствовать себя с Грачами наравне, будто бы желая иметь большую семью, где царят доверительные и теплые отношения. И, кажется, ему это удалось. Поняв это, мальчишка расслабляется. Его больше не пугает то наваждение. Фрай все же есть Фрай. Джейкоб он такой, каков он есть. Все равно — будет лезть на рожон и встревать в драки. Пусть у него руки по локоть в крови. Он не такой, как Висельники. И никогда таким не станет. — Джейкоб, тебя, кажется, Иви искала, — неожиданно раздается женский голос из-за соседнего столика. Светловолосая девушка окидывает Фрая чуть обеспокоенным взглядом и нервно стучит тонкими пальцами по столу. — Ты же знаешь ее… — Ой, брось! Побесится и перестанет! — вновь прикладываясь к бутылке, отвечает Джейкоб, игнорируя предупреждающий взгляд. — Я уверен, что она сейчас отлично и без меня проводит время вместе с Генри! Они одни, в поезде или у него в лавке…Читают…эти свои книги. Занимаются языком…цветов. Разглаживают лепестки и наверняка… Предупреждающего кашля Джейкоб не слышит в поднявшемся гуле аплодисментов после очередной закончившейся коротенькой песенки. — Джейкоб, — раздается за спиной до боли знакомый голос. Веет холодом, раздражением и, кажется, свежими шишками на лбу от довольно опасной трости. Джейкоб медленно поворачивается к стоящей за спиной сестре, глядевшей на братца сверху вниз. Фрай-младший мигом накидывает на себя самую невинную и добрую улыбочку из всех, которые у него имеются, и подмигивает сестре. Вот только сестру, знающую все повадки брата, этим не проймешь. — И-и-иви! Как я рад тебя видеть, дорогая сестра! — тянет он в полной тишине. Грачи, успевшие уже узнать характер Иви Фрай, теперь боятся даже вздохнуть, опасаясь получить тростью по голове. Музыкант прячется за пианино, а бармен под барную стойку, некоторые посетители бочком, осторожно, пытаются пройти к выходу из паба. — Твоя лесть тебе не поможет, — грозно произносит девушка со сталью в голосе. Так же остро и резко, как бьет и лезвие ее трости, которой она угрожающе постукивает по полу, но Джейкоб этого, кажется, и не замечает. — Как все прошло с Генри? Дело не зашло дальше прикрытых названиями цветов признаний в любви? Или же вы все же дошли до стебля и лепестков… — Ах, ты! — шипит она, делая резкий шаг вперед, готовясь придушить брата, но тот вскакивает из-за стола, в один миг оказываясь у выхода. — Ты был мне хорошим братом. Хотя что это я… Ты был очень раздражающим братом! -Иви, я тебя тоже люблю! Ты сама доброта, но иногда дико бесишь своим неумением ценить шутки, — поднимает руки в защитном жесте парень, а затем подмигивает все еще стоявшему у столика пареньку. — Поболтаем еще потом? Я с радостью отвечу на твои вопросы. — Если выживешь! — рычит Иви и бросается вдогонку за несносным братом, которому даже ссоры с сестрой были в радость, как очередное маленькое приключение. И небольшую победу, раз это приключение удалось пережить