Дилемма его дней

      Итак, дамы и господа, позвольте рассказать вам одну историю о любви, выборе и дружбе, причём в крайне необычном ключе. Ибо здесь не будет благородных турниров за честь возлюбленной — а точнее, возлюбленного. Не увидите вы здесь и ортодоксальных, что в данном случае означает «привычных», печальных кадров и замысловатых предложений. Хотя бы потому, что и герои здесь достаточно необычны.       Эпицентром всех событий, что мы решились описать, стал Куросаки Ичиго, обычный школьник, старший сын своей неполной семьи и вполне симпатичный юноша с явным опытом в спортивных дисциплинах. Природа наделила его высоким ростом, крепким здоровьем и такими рыжими волосами, что в солнечный день они могли послужить причиной слепоты. Из-за этого Ичиго не раз становился предметом насмешек — впрочем, его обидчики нередко после таких выпадов отправлялись в медпункт.       Жизнь Ичиго всегда была достаточно обычной: обычная семья с отцом-врачом, обычные перепалки, обычная учёба во вполне непримечательной школе, обычные приятели-одноклассники, верхом общения с которыми были прогулки по заурядным местечкам, вроде пляжа или парка, даже девушка была, Орихиме, его одноклассница, влюблённая в него уже много-много лет, как это обычно бывает в жизни. Таковой его судьба была ровно шестнадцать лет и девять месяцев. До того, как одна девушка не перевернула всё к чертям хомячачьим.       — Ребята, поприветствуйте Кучики Рукию, теперь она будет учиться вместе с вами, — Эта фраза была еле расслышана Ичиго через гитарное соло в его наушниках, хоть она и сыграла большую роль в его жизни. В тот момент он вообще не хотел внимать каким-либо речам учителя. Наверное, он так бы и сидел с закрытыми глазами, постукивая карандашом по ребру столешницы, если бы его наушники не были бы бесцеремонно извлечены из его ушей.       — Слышишь ты, чемудрило, я рядом сесть могу? — тихим голосом обратилась к нему новенькая. Ичиго воззрился на эту низкорослую, худенькую девушку с аккуратно расчёсанными чёрными волосами до плеч и задумался, как может в таком хрупком теле находиться душа мордоворота из тёмного переулка.       — Конечно, — как можно более невозмутимо ответил Куросаки, скрывая смесь истерического хохота и недоумения внутри себя. Девушка хмыкнула и села рядом с ним.       Ичиго перевёл дух и решил вернуть наушники в его заслуженные уши. Нацелился вновь не слушать учителя, чтобы по ночам, когда никто не увидит и не посмеет назвать его ботаником, учить при свете настольной лампы. Ему нравилось сочетать в себе две несовместимые подростковые стези: циничную крутизну и интеллект. Ичиго всегда нравилось чувствовать себя не таким, как все.       — Лохматый, ручки лишней не найдётся? — услышал он, когда его новая соседка вновь прервала сладостное прослушивание панк-рока, на сей раз при помощи искусно смоделированной катапульты, стреляющей бумажными комками. Недовольство горьким комком подкатило к его горлу. Ичиго даже стало интересно, почему учитель не обратил внимания на эти её выходки.       — Я похож на канцелярский магазин? — не оборачиваясь, огрызнулся Куросаки, за что получил ещё удар из катапульты.       — Молчи, смертный, — пробурчала Рукия. — Ты либо даёшь мне ручку, либо я до конца урока буду стрелять в тебя. Третьего не дано, — каким-то замогильным голосом добавила она.       Если бы читатель мог взглянуть на господина Куросаки, то он бы узрел идеальную модель безразличной физии, которая только может присниться художнику, рисующему невозмутимых персонажей. Именно с таким выражением лица он отдал свою ручку девушке, на что она лишь ухмыльнулась и начала что-то рисовать в своей тетради.       День Ичиго был подпорчен.       Через какое-то время по кабинету пронёсся звук, ознаменовавший конец занятия и начало перемены. Ичиго не вставал с места, как это делали все остальные: он просто сидел и смотрел на экран своего телефона.       — Куросаки-кун, — услышал он бодрый голос позади себя. Ему даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, кому он принадлежал.       — Да, привет, Орихиме, — произнёс он, убирая телефон. Это был обычный ритуал для их пары — маленькая беседа после занятия, без слащавых прозвищ и поцелуйчиков, что было несколько не в её духе, но она терпела его стеснительность. Во имя любви и не такое стерпишь, в конце концов! Орихиме быстро встала перед партой Ичиго, оставляя за собой шлейф из запаха дешёвых духов, после чего она, как обычно, поправила свои распущенные длинные рыжие волосы и воротник форменной рубашки, которая буквально трещала по швам на её большой, не по возрасту, груди.       — Какая странная девочка к нам перевелась, — начала она с задумчивым выражением лица, — такая отрешённая, да ещё и рост у неё маловат…       — А ничего, что я рядом сижу? — насмешливо-дерзким тоном спросила из-за её спины Рукия. Она поравнялась с Орихиме и посмотрела на Ичиго и указала пальцем на его девушку. — Её часто по голове били?       — Полегче, это моя девушка, — изогнув одну бровь, ответствовал ей Куросаки.       — Ба, какая же ей оказана честь! — поднимая ладони вверх, притворно восхитилась Рукия. — О, преподобная, — она села на колени перед Орихиме, которая в тотальном недоумении смотрела на неё, — о, ваше величество, я преклоняюсь…       — Тебе бы только в актрисы подаваться, — скептично бравировал Ичиго, ловя на себе убийственный взгляд госпожи Кучики. Она поднялась с колен.       — Вы два сапога пара, — парировала она, присаживаясь на своё место. Затем девушка хищно посмотрела на Ичиго и едва слышно прошептала: — Но, может, я ошибаюсь, и эта девушка тебя недостойна?       После этой брошенной будто бы в воздух фразы Рукия более ни с кем не заговаривала, бумажками не бросалась и вообще вела себя, как маленький ангелок. Ичиго же пытался не размышлять над смыслом этих слов.       После окончания занятий Куросаки, по уже сложившейся за те полгода, что он был связан отношениями со своего девушкой, традиции, провожал Орихиме до дома. Единственное, что отличало эту их совместную прогулку от всех предыдущих — она молчала. Ичиго был крайне удивлён: обычно Орихиме могла без умолку трещать обо всём на свете, вставляя свои незамысловатые комментарии.       — Милая? — нерешительно обратился он к ней, когда они уже отошли на несколько метров от школы.       — Что? — удивлённо спросила она, переводя взгляд на него. В её серых глазах можно было прочесть, что девушка задумалась о чём-то. Куросаки понял, что дело пахло керосином…       — Что-то не так? — заботливо спросил Ичиго, совершенно недоумевая, что надо делать в таких ситуациях. Ему ещё никогда не приходилось ссориться с девушкой. Это ведь сложнее столкновений с приятелями или с отцом: простой дракой тут не обойдёшься. Не терпят женщины рукоприкладства, что тут поделать!       — Ты меня любишь? — надувая губы, спросила его Орихиме.       — Естественно, люблю, — поведя плечом, ответил Ичиго.       — И ты это говоришь не для того, чтобы просто меня успокоить? — недоверчиво спросила девушка, прищуривая глаза. — Я ведь такая дурочка.       — Представь себе, я действительно люблю тебя, — спокойно ответил ей Ичиго и приобнял её за плечи. — И никакая ты не дура!       От этих слов Орихиме растаяла, как мороженое в жаркий летний день и бросилась юноше на шею.       В голове Ичиго же зарождался маленький червячок — скорее даже маленькая мурена — сомнения. Но это совершенно не помешало ему обнять свою девушку, проводить её до дома и запечатлеть на её губах поцелуй достаточной нежности. Когда Куросаки вернулся домой, он всеми силами старался не думать обо всей этой ситуации. Он мастерски улизнул от отца, что собирался устроить ему очередную взбучку, заперся в своей комнате, включил музыку и засел за книги. Учёба всегда помогала ему отвлекаться от житейской кутерьмы, которой у него в жизни было навалом.       Когда Ичиго прочитал всё, что только мог, он сел на кровать, поближе к окну, открыл его и стал наслаждаться приятным ночным воздухом. Прохлада давала ему необходимый отдых, делала разум непритязательным. Обычно давала отдых и помогала разуму.       Этот день был поистине особенным. Когда Ичиго уже решил перестать смотреть в окно и лечь, ему на глаза попался силуэт девушки, проходящей по его улице. На ней было такое странное, будто бы детское, платьице, поэтому Куросаки решил присмотреться. Когда же он это сделал, он даже ахнул. Это была Рукия. Впрочем, его резкий, удивлённый выдох был обусловлен не только этим фактом. Перед девушкой неожиданно на большой скорости выскочил мотоцикл.       Единственное, что она успела сделать, отпрыгнуть в сторону. Это была глупая затея, потому что сбоку от неё был забор соседнего дома, о который она неслабо ударилась всем телом в своём полёте. Ичиго это могло бы показаться комичным, если бы только Рукия не распласталась на бетонной дорожке как-то уж слишком неподвижно. Треклятый мотоцикл удачно объехал её.       Куросаки очертя голову выбежал из дома, как был: в футболке и разношенных спортивных штанах. Он присел рядом с Рукией: она щурила глаза и делала тщетные попытки подняться и осмотреться. Ичиго бросил взгляд на её обнажённую ногу, голень которой была покрыта ссадинами. Юноша незамедлительно взял её на руки и понёс в свою комнату.       В конечном счёте Рукия была аккуратно уложена на кровать Ичиго. В это время девушка практически пришла в себя, и первым, что она увидела, было лицо Куросаки.       — Лохматый, ты ли это? — приглушённым от боли голосом спросила она. На её губах мелькнула лёгкая ехидная улыбочка. — Неужто решил поискать развлечений с лежащей на земле красоткой? Твоя девушка тебе этого не простит.       — Молчала бы, — пробурчал в ответ Ичиго. — Если бы не я, так бы и валялась себе на земле. Хоть бы поблагодарила, ехидна ты человекообразная.       Рукия открыла было рот, чтобы ответить чем-то колким, но вместо слов у неё вырвался лишь стон от боли. Куросаки вовремя решил обработать её ссадины на голени, на плечах и предплечьях…       — Ирод! — выкрикнула она, когда он методично, с лёгким садизмом, смазывал спиртом большую царапину рядом с локтём. Ичиго лишь злорадно усмехнулся.       Когда с обработкой ран было покончено, Куросаки хотел было отправиться за бинтом, как вдруг его взгляд упал на тело: оно предстало перед ним обновлённым, после того, как он прошёлся по нему с ватными тампонами, смоченными в противно пахнущей семидесятиградусной жидкости. Не то, чтобы оно было прекрасно, но в ночном полумраке, разрываемом только лёгким светом настолько лампы, чтобы не привлекать лишнего внимания, бледная кожа и кукольные формы, теперь неполностью сокрытые под тканью платьица, заставляли юношу думать о чём-то, далёком от помощи ближнему.       — Что встал, как столб, чемудрило? — своим обычным полуповелительным тоном обратилась к нему Рукия, и всё наваждение как рукой сняло.       — Размышляю, может тебя всю спиртом облить, для профилактики? — непроницаемым тоном ответил ей Ичиго и отправился за бинтами.       Когда юноша вернулся, Рукия уже сидела на кровати и рассматривала его комнату.       — Не думала, что ты такой поклонник учёбы, совсем как ботаник — ехидно сказала она ему, кивая на стопку учебников на его письменном столе.       — Не думал, что ты поклонница ночных прогулок, совсем как про… — начал парировать Ичиго, по в него полетела его же подушка. Лицо его зарделось.       — Тебе ничего не известно обо мне! — выкрикнула она, поспешно одёргивая платье.       — Как и тебе — обо мне, — ответствовал Ичиго, присаживаясь рядом. — Перестань трогать свою одежду. Мне нужно перевязать тебя, — он аккуратно взял её за локоть и приблизил к себе.       Рукия на какое-то мгновение застыла, потом кивнула. И сняла платье вообще.       — Я не об этом тебя просил! — ошарашено выкрикнул Ичиго, чувствуя усиленный приток крови к его лицу (и не только к нему).       — Тебе что-то мешает меня перевязать? — изогнув бровь, спросила его Рукия. Выражение её лица было непостижимым.       Ичиго смущённо помотал головой и принялся перевязывать раны. На тонкие руки и ноги Кучики бинт ложился легко, и дело заспорилось быстро. Вскоре все крупные царапины уже были закрыты, и Куросаки украдкой взглянул на Рукию. Она находилась в лёгкой дрёме: глаза были прикрыты, а губы — сложены в маленькую неидеальную «о», волосы слегка разметались. Юноша непроизвольно даже залюбовался этим зрелищем. Так же непроизвольно он и уснул.       Снилось ему, что он сидит с Орихиме на берегу моря, они вдвоём наслаждаются видом заходящего солнца, обнимаются, обмениваются слюной, и счастье их невероятно велико. В какой-то момент девушке приспичило отойти, и Ичиго остался сидеть один. Сзади его приобняли тонкие бледные руки, и юноша испытал двойственные чувства: тепло прикосновения и недоумённый испуг. Руки обвились вокруг его шеи, и их обладательница, госпожа Кучики, скользящим движением, оказалась сидящей на бёдрах оторопевшего Куросаки. Она очаровательно хищно улыбнулась, открыла рот и произнесла:       — Чемудрило, какого лешего я в твоей постели?       Ичиго широко открыл глаза. Рукия нависала над ним: её волосы были до ужаса лохматыми, а на левой щеке были полоски пролежней. Эротичного в её облике теперь было катастрофически мало.       — Если у тебя нарушение памяти, то напомню, что ночью я нашёл тебя, — начал Ичиго, зевая и почёсывая заднюю часть шеи, засунув руку в тёплое воздушное пространство между телом и подушкой.       — Я всё помню, придурок, — огрызнулась Рукия, откидываясь назад, чтобы упереться спиной о подоконник. — Но проснуться с тобой в одной постели…       — А что, — с хитрой улыбкой произнёс Куросаки, — многие девушки мечтают о ночи с симпатичным накаченным парнем.       — Твоя скромность не знает границ, лохматый, — с усмешкой ответила ему Рукия. Она хотела было вставить ещё что-то, как вдруг дверь спальни Ичиго отворилась, и в проёме появился Куросаки-старший с явным намерением будить сына. Теперь же он тупо смотрел на ошарашенного сына и нервно улыбающуюся девушку.       — Ичиго? — грудным голосом произнёс отец. По его лицу можно было заметить, как много эмоций кипело и бурлило внутри него.       Юноша попытался что-то ответить, но ничего членораздельного его гортань не порождала. Из них двоих нашлась только Рукия. Неудачно так нашлась, правда…       — Ладно, котёнок, увидимся позже, — подмигнув, томным голосом сказала она, встала с кровати, надела лежащее рядом платье и вышла через дверь. Проходя мимо Куросаки-старшего, она прошептала: «Не бойтесь, мы предохранялись, папенька».       Такого стыда в жизни Ичиго ещё не было.       Он еле отбился от отца, который требовал объяснений и самых интимных подробностей этой ночи и совершенно не хотел принимать ответ о том, что его сын просто-напросто помог своей гостье после небольшого инцидента. Даже младшие сёстры, услышавшие их яростный диспут, так же искренне заинтересовались личной жизнью своего брата. Это было утро, когда Ичиго хотелось провалиться сквозь землю, пусть даже он бы при этом попал в Ад: это место казалось ему более дружелюбным, чем его собственный дом.       В тот день он буквально летел в школу, чтобы хоть как-то спастись от своей семьи. Некоторые приятели пытались окликнуть его по дороге, но юноша не отзывался. Он мысленно проклинал себя, свою доброту и Рукию — временами скопом, временами в порядке строгой очереди.       Так же прошли первые уроки. Ичиго сидел, слушал музыку, уткнувшись в одну точку за окном. Даже когда к нему подходила Орихиме, он лишь односложно отвечал и поддакивал ей — впрочем, так юноша поступал практически при каждом их разговоре, так что девушка ничего слишком подозрительного не приметила. Куросаки тоже по началу не заметил одной важной детали, и только на исходе третьего часа его пребывания в школе, когда он скосил глаза, он увидел, что место Кучики пустовало, не было даже намёка на её присутствие.       В душе Ичиго начало разрастаться странное беспокойство. Хотя, что ему было беспокоиться о малознакомой ему девице? Это же глупо!       Затем, уже после того, как кончились занятия и Орихиме уже была дома, наслаждаясь обществом своей подруги Тацуки, которая всегда была ей как сестра, брат, сват и акробат одновременно, Ичиго в задумчивости расхаживал по улицам, добираясь до своего дома всеми возможными окольными путями. На одном из поворотов он услышал позади себя женский голос, но оборачиваться не стал — мало ли, кто кого может звать — и продолжил свой бесцельный путь. В следующий раз голос прозвучал ещё ближе, и Куросаки смог разобрать: «… дубина лохматая…» Это заставило его удивлённо осмотреться.       В метре от него стояла Рукия, в другом, более длинном и выглядящем менее детским чёрном платье с вырезом-халтером, благодаря которому её руки не были закрыты тканью и повязки на них, свежие, как заметил Ичиго, были явны. В правой ладони она держала маленький пакетик.        — Оглох уже, придурок? — усталым тоном обратилась к нему Рукия, неспешно приближаясь к нему.        — Обычно я не обращаю внимания на орущих малявок, — парировал Ичиго, скрещивая руки на груди. — Особенно на тех, кто испоганил мне жизнь.        Кучики звонко рассмеялась.        — Дуби-ина, — закусывая нижнюю губу, протянула она. — Значит, зря я к тебе шла с подарком, что я от всей души вручить тебе хотела? — драматично продекламировала девушка, вытягивая вперёд руку с зажатым пакетиком.         — Что же там? Порошок сибирской язвы или ядовитые карамельки? — Ичиго с недоумением принял подарок. Рукия промолчала, даже не съехидничала — просто отвела глаза в сторону и стала смотреть на дорожку.        Когда Ичиго открыл пакетик, то увидел там небольшую коробочку, в которой, судя по рисунку и надписям, была совершенно новая ручка, причём достаточно дорогая для обычной школьницы. Куросаки удивлённо взглянул на Рукию.         — Когда мой брат узнал о том, что ты помог мне этой ночью, — тихим, но серьёзным голосом начала она, — он сказал мне, что мне должно поблагодарить тебя. Вчера я взяла у тебя ручку, но так и не вернула, так что я решила возместить ущерб с процентами.        — Мне нравится эта тенденция, — с улыбкой произнёс Ичиго. — В следующий раз я буду сам тебя упрашивать взять у меня что-то взаймы.       Губы Руки растянулись в улыбке — не ехидной и дерзкой, как обычно, а в дружелюбной и мягкой. Она посмотрела Ичиго в глаза, он даже наконец смог рассмотреть радужку её глаз, аметистовую и почему-то такую завораживающую…       — Спасибо, — сказал он ей, чувствуя долю смущения, розовой краской покрывающую его щёки.       — Это тебе спасибо, — почти прошептала Рукия. Её лицо тоже слегка покраснело, и она неловко переминалась с одной ноги на другую.       Они стояли так несколько минут, сохраняя гнетущее молчание, которое они никак не могли преодолеть. Это ведь просто — бросаться друг в друга колючками оскорблений, а вот выражать чувства более возвышенные — дело повышенной сложности.       Тем временем время не хотело ждать, пока эти двое начнут хоть какую-нибудь содержательную беседу, поэтому оно продолжало свой привычный ход. На улице наступал полноценный вечер. Смеркалось. Холодало.       — Может, тебя до дома проводить? — предложил Ичиго.       — Неплохая попытка узнать, где я живу, лохматый, — язвительно ответила ему Рукия.       Всё вернулось в привычное русло.       — Сдалась мне твоя хижина дяди Тома, — парировал Ичиго. — Не хочешь, так я с радостью к себе пойду. Просто ты же раненная, а мне не хотелось бы всю ночь думать, не свалилась ли ты ещё куда-нибудь.       — Ну да, я так и поверила, что ты за меня волнуешься, как же, — пожав плечами ответила ему Кучики, разворачиваясь. — До завтра, чемудрило. Ичиго хмыкнул, крепко сжал в руке пакетик с её подарком. Мурена душевных сомнений всё сильнее вгрызалась в сознание.