Самый странный роман в жизни Дориана Павуса

В комнате темно, холодно и как-то стерильно чисто. Гладкие, вымытые до зеркального блеска полы и симметрично расставленная мебель. Тумбочки, шкафы, вазоны с астрами. Даже у едва горящего камина ни золы, ни обгоревших щепок. Дориану здесь не нравится. Обстановка напоминает ему спальню отца после его смерти. Святилище. Место памяти, закрытое на ключ от досужих взглядов. И будто бы никого не волнует, что женщина, которая живет здесь, жива и здорова. Вот она, совсем рядом: луч света, разгоняющий мрак. Лавеллан. Приезд сюда стоил утомительных переговоров в Ложе, бесконечных тайн, предосторожностей, встреч со шпионами, а еще каторжного плавания из Минратоса, сопровождающегося приступами морской болезни. Сейчас, добравшись до Киркволла, все трудности кажутся мелочами. — Расскажи! Ну же! Просит Эллана, откидываясь на матрац. Кутается в шерстяной клетчатый плед, из-под которого то и дело мелькает кружево ночной рубашки. Она совсем не смущается, как подобает знатным дамам, к которым ранним утром без стука врывается мужчина. Не осыпает проклятиями и не гонит прочь. Она хохочет. Зарывается носом в подушку, по которой рассыпались черные блестящие кудри и нетерпеливо протягивает к Павусу руку. — Прошу тебя! Я хочу, чтобы ты рассказал! Дориан прячет улыбку, делая вид, что раздражен. Он удивлен ее внезапным весельем, ведь еще четверть часа назад Варрик убеждал в обратном. Рада видеть? Или просто притворяется? — Нечего рассказывать. Всего лишь глупые сны. — Да ну?! — Лавеллан азартно подпрыгивает на кровати. — Зачем же ты тогда пришел ко мне? Спальню для тебя приготовили еще с вечера, ты вполне мог бы отправиться туда сразу после прибытия. Принять ванну, вздремнуть и только потом встретится со мной. А что ты? — А что я? — Павус выгибает бровь. — А ты здесь! Мечешься по комнате, словно взбесившийся гургут и делаешь вид, что забрел сюда случайно. — А если я заблудился? — Павус картинно хватается за голову. — Знаешь ли, в таком огромном доме это несложно. — Не смеши. — А ты, значит, так хорошо меня знаешь, что уверена, будто это невозможно? — Конечно. — Эллана приподнимается и лукаво подмигивает. — Я знаю тебя исключительно хорошо. А еще знаю, что тебе не терпится рассказать мне о своих снах. Не упрямься. Дориан вздыхает. Поднимает ладони в знак капитуляции и в одно мгновение оказывается на постели. Растягивается во весь рост рядом с притихшей эльфийкой, не потрудившись даже снять сапоги. Он знает — Лавеллан не обидится. — Это были самые безумные сны в моей жизни. — Начинает он после короткого молчания. — Знаешь? Будто даже не просто сны, а самое настоящее испытание Тени. Как в Кругах. — Страшное? — Нет… — Павус запинается. — Не совсем. — Духи! — Девушка зажимает рот ладошкой. — Не тяни! — Мне снилось…будто я прожил четыре жизни. Не полностью, а лишь с момента вступления в Инквизицию и до настоящего времени. А еще мне снились четыре Инквизитора. — Разных? — Конечно. И… — И все они были мужчинами! — Уверенно заканчивает эльфийка. Дориан закидывает руку за голову и едко уточняет: — Так ты все знаешь? Может быть, мне и рассказывать не стоит? — Может быть, прекратишь вредничать? — Парирует Лавеллан и чувствительно бьет Павуса в бок. — Ай! — Он недовольно косится на Эллану, но все же продолжает. — Хорошо. Ты угадала. Все они были мужчинами. Человек, гном, эльф и кунари. И с каждым из них у меня был роман. — Ооо! — Именно. — Дориан подкручивает усы и тихо смеется. — Должен тебе сказать, они по-своему были очень даже ничего. Рассказывать о снах легко. Сейчас они кажутся безобидным приключением. Забавной историей, за которой можно неплохо провести вечер, опуская подробности о пробуждении на смятой, пропитанной потом постели. — Красивые? — Даже лучше того седого эльфа, ошивающегося в холле. Кто он? Босоногий, мрачный словно гарлок. Когда я вошел в дом, у парня чуть глаза не выпали на пол от удивления. Может…у него страсть к тевинтерским магистрам? Лавеллан качает головой. — Не такая, как ты думаешь. — Говорит она. — Он был рабом у тевинтерского магистра. Данариуса, кажется. С тех пор он вашего брата на дух не переносит. А еще это его дом. Варрик уговорил Фенриса одолжить нам его в качестве одного из штабов Инквизиции. — Жаль. Он в моем вку… — Павус! — Извини. — Магистр цокает языком. — Я немного отвлекся. *** Полдень. На столе поздний завтрак, ваза с фруктами и бутылка «Отсенда». Рассказанная Павусом история подходит к концу: оседает в воздухе зыбким маревом. — Значит, — тихо спрашивает Эллана, когда он замолкает, — ни один роман не закончился счастливо? Магистр кивает. — Удивительно, правда? Я — Дориан Павус — абсолютнейший профан в любви! Даже с несуществующими любовниками у меня ничего не вышло. Первый использовал меня в своих интересах, со вторым я едва не стал алкоголиком. Третий бросил меня, а четвертого я попросту убил. А ты еще спрашивала, почему я до сих пор одинок! Эллана задумчиво садится на кровати, подобрав под себя ноги. Поджимает губы, вглядываясь в одну точку. — Дориан? — Что? — Ты заметил одну странность? Во всех снах ты — словно и не ты. То есть…в каждой истории лишь часть тебя. Отдельные черточки, качества которые вместе составляют того Павуса, которого я знаю. Дориан хмурится. Он даже не подумал об этом. — Словно целое разбили на части? — Уточняет маг. — Ты это имеешь ввиду? — Да. — Лавеллан кивает. — Неудивительно, что все истории закончились так скверно. Честолюбивый Павус не способен на жертвы. Весельчак глуп. Политик Павус не менее жесток, чем Инквизитор Лавеллан, а последнему Павусу…было попросту все равно. — А что же настоящий? Эльфийка склоняет голову набок. Отбрасывает плед и, поднявшись с постели, делает несколько шагов в сторону окна. Босая, в ночной рубашке, мягкими складками падающей на пол, она застывает посреди комнаты. Вглядывается в ясное небо. Павусу кажется, что Эллана похожа на доброго духа. — Ты — герой. — Наконец говорит она. — Смелый, умный, решительный. Ты тот, кто отважился изменить свою страну. Сделать народ Тевинтера лучше. Ты тот…кто всегда мог меня рассмешить. Верный соратник. — Лавеллан оборачивается. — А еще ты мой лучший друг. *** Уже давно перевалило за полночь, а Дориан никак не может заставить себя уйти. Пожелать Эллане доброй ночи и оставить ее одну. Ему постоянно кажется, что стоит это сделать — и она растает. Исчезнет из мира, потерявшись в Тени, одержимая желанием найти того, кто никогда не вернется. Павус гонит от себя эти мысли, потому что ему становится страшно. Страшно настолько, что кровь стынет в жилах. — Не смотри на меня так. — Говорит Лавеллан, поглаживая пальцами ножку изысканного хрустального фужера. — Иначе, я запущу тебе в голову во-о-он тот канделябр. Он хочет улыбнуться, но у него не получается. Словно к уголкам его губ привязали нити и теперь со всей силой тянут их вниз. — Извини. Я постараюсь. — Спасибо. — Кивает она. Ей достаточно этого обещания. — Лучше ответь — как тебе город? Правда, он удивительный? — Не то слово. Павусу не нравится Киркволл. «Жемчужина» Вольной Марки давит на него, наваливается высоченными стенами и громоздкими, безвкусными статуями. Город напоминает ему тюрьму. Огромную клетку, из которой невозможно выбраться. Ему не нравится этот дом. В коридорах пахнет смертью так сильно, что кажется, будто долгое время они были завалены трупами. Ему не нравятся те, кто живет с Элланой бок о бок. Незнакомцы. Седой эльф, подозрительные наземники, играющие в кости у парадного входа. Слуги, приносящие еду в ее комнату. Даже маленькая зеленоглазая эльфийка, с которой он столкнулся на втором этаже, не вызвала доверия. От нее пахло магией и долийцами, а с недавних пор Дориан не переваривает этого сочетания. А еще ему не нравится то, что Лавеллан продолжает бороться за него. Ужасный Волк. Проклятие Элланы Лавеллан. Павус помнит. Взгляды и улыбки, робкие разговоры. Бесконечные расспросы о Тени и магии. Дориану нравилось влезать в них без спроса, бросаясь насмешливыми словами. Это злило Соласа, тогда еще никакого не бога, а просто занудного отшельника, мнящего о себе демон знает что. Павус помнит свидания по ночам, когда в атриуме гасли свечи, и краски на стенах переливались, подобно северному сиянию, от вмешанного в них завесного кварца. Он не подглядывал. Просто частенько задерживался в библиотеке до самого утра, становясь невольным свидетелем тайных встреч. Павус помнит глаза Элланы в день, когда Корифей был повержен. Когда Солас ушел. — Ты сейчас думаешь о нем. Я знаю. Лавеллан говорит это спокойно и даже немного равнодушно. Лишь левое плечо под тканью рубашки вздрагивает, словно от прикосновения. — Солас — цель Инквизиции. Причина, по которой я здесь. — Маг прочищает горло и поправляется. — Причина, по которой мы все здесь. — И что же? Не одобряешь мои действия? Дориан качает головой. — Если бы не одобрял, то навряд ли приехал. — Осторожно говорит он. — Но это…непросто. Непросто спасать того, кто хочет разрушить мир. Непросто верить в то, что Ужасному Волку необходимо спасение. Непросто видеть Лавеллан такой. Птицей с перебитым крылом, спрятавшейся от всего мира в этом проклятом городе. Словно она в чем-то виновата. — Знаешь? — Эллана встряхивает головой. — Я подумала сейчас, что в твоих снах была еще одна маленькая особенность. — Какая? Павус видит, как костенеют, заостряются черты ее лица, становясь почти восковыми. — Ни один из Инквизиторов не хотел помочь Соласу. Все хотели его уничтожить. — Весь мир хочет его уничтожить. Все кроме тебя и…нас. — Тех, кто поверил в него? — Уточняет Эллана. — Тех, кто верит в тебя. Лавеллан ежится. — Считаешь, что мне стоило поступить так же? Так же, как они? Бросить все? Признать собственное поражение? Позволить Соласу совершить эту чудовищную ошибку?! Павус молчит. Он думает о своих снах, о фальшивой любви, Завесе, которая вот-вот будет уничтожена. О том, что конец мира совсем близко — протяни руку и можно ощутить под пальцами лед забвения. О призрачных Вестниках Адрасте, рядом с которыми Дориан взращивал одни свои качества и неизменно уничтожал другие. О решениях, которые порой нужно принимать, даже ценой собственного счастья. О мягкой улыбке Соласа в те моменты, когда он смотрел на Эллану: искренней, светлой. Такую улыбку невозможно изобразить. Павус уверен в этом. Так же, как и в том, что настоящий злодей не стал бы спасать того, кто может его остановить. Дориан думает о целостности. О тонком балансе: невидимых весах в человеке, формирующих его личность и его мораль. А еще о тех, кто окружает его. Делает лучше или хуже. Инквизиторы из снов не были Элланой Лавеллан. Той, что никогда не думала о себе и собственном благе и той, которая всегда шла до конца. Девочкой, держащей мир на хрупких плечах с легкостью циркового жонглера. Девочкой, что увидела в Ужасном Волке не только звериную суть. И если здесь, в реальности, рядом с ней Павус — одно целое, быть может… — Я не хочу сдаваться, Дориан. — Говорит леди Инквизитор, упрямо вздергивая подбородок. — Солас учил меня, что нельзя опускать руки. Никогда. Он поднимается с кресла. Политик, аристократ, магистр Ложи, неисправимый циник, шутник и любитель выпить. Герой и трус, единственный наследник рода, авантюрист и адепт Инквизиции. Хороший? Плохой? Он — личность, твердо смотрящая в завтрашний день. Дориан делает несколько шагов в сторону Лавеллан и опускается на одно колено. Берет в руки маленькую холодную ладонь. — Ты не должна. — Тихо произносит он. — И когда ты победишь, где-нибудь в огромном мире и я встречу того, кто будет достоин моей любви. Эллана пристально смотрит на него. И, наконец, слабо улыбается. — Это обязательно будет самый странный роман в жизни Дориана Павуса. — Говорит она. — И единственный, имеющий право на существование.