Вечность за гранью смерти.
Сжав его в ладони, Ивлис протянул медальон Диониру. Забрав его, брат протянул Ивлису длинный кинжал, и окинул его критическим взглядом. — Повезло тебе. Меня отец заставлял красится в белый цвет чтобы лучше было заметно… — А ты тянул до последнего, чем вывел его из себя, — насмешливо проговорил Рейнис, приближаясь к ним. — Готов? Ивлис пожал плечами, поудобнее устраивая клинок на бедре. Стянул белоснежные волосы шнурком и решительно кивнул: — Готов! В пещерах краходов было холодно. Холодно и темно. Иней на бугристых стенах слабо поблескивал в свете небольшого светильника. Причудливые тени плясали в тоннелях, заставляя хвататься за нож, хотя Ивлис знал, что до гнездовий еще далеко. Звери еще не почуяли чужака, и мирно спят в своих гнездах из застывшей слюны и костей незадачливых претендентов. Пройдя по темному ходу до первой развилки, юноша прислушался, поколебавшись, свернул в правый ход, добрался до первого зала, поставил на песок фонарь, и провел по ладони ножом. Медный аромат свежей крови разлился в воздухе, отдавая металлом на языке, вызывая неприятные воспоминания из далекого детства. Отстранившись от них, Конорми вслушался в оглушающую тишину гнезда, — вскоре услышав далекий стрекот. Первым признаком приближения крахода было понижение температуры. В зале резко похолодало, огонек фонаря затрепетал в глубинах покрывающейся инеем колбы, и Ивлис, перехватив клинок, закружился в его неверном свете, стараясь предугадать место появления противника. Скрип песка выдал его местоположение, а в следующий миг, юноша отпрыгнул в сторону, уходя из-под броска поджарого тела, взметнувшегося из теней. За спиной звонко раскололось стекло светильника, на миг мрак затопил пещеру, а затем вспыхнувшее масло окутало зверя пламенным саваном. Стрекочуще взвыв, разъяренный краход стремительно развернулся, бросаясь на Ивлиса. Тяжелое тело припечатало не успевшего отскочить юношу к стене, бритвенно-острые когти прошлись по груди, оставляя глубокие неизгладимые раны — и зверь затих, щелкнув напоследок клыкам у лица зажмурившегося юноши. Открыв глаза, Конорми с неверием взглянул на бездыханное тело, придавившее его своим весом, затем — на собственный клинок, в груди зверя. Точно в сердце. Выбравшись из-под туши, юноша несколько раз глубоко вздохнул, усилием воли заставляя кровь течь медленнее, перетянул рану повязкой, и склонился над телом врага, стремясь поскорее, — пока не угасло пламя — разглядеть все детали. Лезвие кинжала выскочило из груди крахода без малейших усилий, удар был нанесен чисто, прямиком в тончайшую щель меж грудных пластин — единственно уязвимое место на груди зверя, скрывавшее за собой могучее сердце. Попасть в нее было невероятной удачей. Покачав головой в изумлении от собственной удачливости, Ивлис занялся пастью зверя. Клыки сидели прочно, однако тяжелая рукоять кинжала и собственная сила юноши перебороли крепость кости, в награду за усилия дав два длинных острых клыка, что можно было превратить в полноценные кинжалы. Забрав их, Конорми направился к выходу, по памяти считая шаги. Первым что он увидел выбравшись из гнезда — было лицо отца, хмуро глядевшего на вход. Его будто высеченные из камня черты слегка смягчились, когда барон увидел сына, однако он не произнес ни слова, ожидая пока Ивлис подойдет. Молчали и братья за его спиной. За них говорили взгляды — одобряющие, торжественные, гордые. Они сопровождали юношу когда он шел к отцу, а затем, преклонив колено протягивал свои трофеи указывая что достоин стать совершеннолетним. — Сын… — Кастор Конорми сделал паузу, взвешивая в руке длинный клык крахода. — Сегодня, ты доказал что достоин стать мужчиной… На колени! Опустившись на колени, Ивлис ни единым мускулом не дрогнул когда острие клыка вспороло кожу напротив сердца, чем вызвал молчаливое одобрение отца, дождался завершения обряда и опустив взгляд, увидев три длинных кольцевых раны-насечки напротив сердца, — знак ставший символом дома Конорми — окруживших кольцом литеру «два», расплакался от счастья. Он наконец стал мужчиной.***
Призрачное голубое пламя горящее в чаше алтаря, казалось на удивление уместным во тьме Святилища. Этот неверный огонь оттенял густую тьму вокруг, делая ее более осязаемой, более глубокой. В нее хотелось погрузиться с головой, окунуться словно в воду, закрыть глаза и мирно дремать… Как спали его собратья под башней Утраченных… Встряхнув головой, Третий смел в сторону непрошеное видение и погрузил ладонь в пламя, болью смывая заманчивый шепот мрака. Он не имел права слушать его. Он не будет слушать, ибо отвечает за своих братьев. Я выстою, братья. Я выдержу ради вас… Мантра помогала плохо. Шепот по-прежнему звучал на краю сознания, маня, завлекая в глубины откуда нет возврата таким как он. Третий сжал руку в тщетной попытке ухватить пламя, рассеять мрак в глубинах души, и разочарованно опустил плечи, увидев нетронутую ожогами кожу. Пламя не поддавалось ему, избегая прикосновений. Его дар не позволял ухватить его. — Огонь не даст тебе утешения. — Голос прозвучавший из-за спины был ему знаком. Обернувшись, белый астартес склонил голову в приветствии: — Магистр. — Ничто не даст тебе утешения, — Алокрылый астартес, облаченный в полный боевой доспех остановился рядом, холодно глядя на отверженного брата. — Даже смерть. И я бы отправил тебя туда где тебе место, если бы не Отец. У него для тебя есть задание. Не веря своим ушам, Третий изумленно вскинул голову: — У Отца есть для меня задание? Ответ пришел из темноты, — гулким тяжеловесным рокотом вокс-кастера: — Именно! — Вышедший из мрака бесплотной тенью Дредноут, навис над спешно преклонившими колени астартес громадой из темного адаманта и космического хлада. Опустивший голову Третий, без особого удивления отметил что под его ногами вьется не замеченное им ранее ажурное кружево инея — У меня для тебя задание, что по силу лишь тебе. Но вначале… Азраил! — Да, Отец. — кивнул магистр, вздымаясь на ноги и извлекая из ножен серебряный кинжал. — Встань, брат. Поднявшись Третий без колебаний перехватил ритуальный клинок за лезвие, ясно осознав какой именно ритуал сейчас будет проведен. — Мы обрываем наши узы, даруя вам покой коего вы жаждете превыше жизни — нараспев произнес Азраил, цепко вглядываясь в глаза брата, будто стремясь увидеть в них сомнение. — Мы принимаем его, — Третий твердо встретил взгляд магистра, показывая что полностью принимает свою судьбу. — И дремлем во мраке, ожидая вашего зова. — И кровь сия послужит тому заключением, — магистр дернул кинжал оставляя на ладонях брата глубокие порезы. Кровь, обагрившая светлое лезвие, вспыхнула бездымным пламенем, мгновенно испарив клинок, оставив на ладони Азраила шрам — точную копию шрама на ладони Третьего. Аластор шевельнулся, повел дланью, возжигая огни в громадных жаровнях у стен Святилища. — Ритуал завершен, и с его окончанием, ты получаешь новое имя — Хету. Что значит: «отреченный» — Астартес глубоко склонился, обкатывая новое имя. — А теперь… Азраил, оставь нас. Глубоко склонившись, магистр покинул Святилище. Дредноут медленно прошел мимо Хету к чаше алтаря, поднял из-за нее сферу из серого металла, и покачал ее в длани, протянул астартес. — Возьми. Сфера была легкой, — очень легкой и теплой на ощупь. Ее поверхность была сплошь покрыта тончайшей вязью колдовских рун. Некоторые из них были Хету знакомы — он видел их в мистических книгах, во время обучения в Либрариуме, — иные-же были абсолютно незнакомы, но тоже несли в себе какой-то смысл. Астартес отчетливо понимал это, чувствуя как покалывает кончики пальцев от мощи заключенной в артефакте. — Путь что предстоит тебе и твоим братьям, ведет в глубины Ока…