Импровизация

Аято не знал, сколько он провалялся в отключке, но даже после пробуждения ещё несколько часов лежал на холодной земле и едва мог пошевелиться. Всё тело ломило, будто по нему потопталось стадо лошадей, сил не было. Он разглядывал небо, с пустой головой наблюдая за проплывающими облаками и опускающимся солнцем. Его ничто не волновало. Никто не волновал. Эмоции спали где-то за крепкой оградительной стеной и позволяли ему хоть ненадолго забыть обо всём, что с ним произошло. Было спокойно и пусто. Возможно, Аято бы всё отдал за то, чтобы растянуть эти несколько часов в вечность. Но потом родное уже раздражение решило, что хватит с него, и Киришиме надоело просто и без дела валяться неизвестно где и мёрзнуть от наступившего вечера. Он медленно сел, морщась от боли, огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что местность была ему не знакома, и после нескольких не очень удачных попыток встать медленно побрёл в случайную сторону. Верховные сказали, что без нового члена их ненормальной шайки мир разрушится. Пока что Аято не замечал ничего подобного [мир как мир], решая на эту тему не заморачиваться. Пусть сами разбираются с появившимися проблемами. А если им всем действительно суждено было умереть в скором времени, то необходимо насладиться последними мгновениями жизни. Старый вывод остался прежним: терять ему всё равно нечего. Игнорируя ноющую боль в костях, особенно в районе спины, Киришима шёл через какую-то равнину и думал. Пищи для размышлений у него было предостаточно: начать хотя бы с того, куда ему идти. У него не было каких-либо дальних родственников, живущих у чёрта на куличках. У него не было дома как такового, да и в целом нельзя соваться в сторону центра, дабы не наткнуться на Шестёрку. Он даже не знал, где примерно находился, чтобы как-то сориентироваться. Легко было сказать: «Наслаждайся последними днями», — когда наслаждаться также нечем. Конечно, когда силы хоть немного восстановятся, Аято сможет использовать заклинание поиска и найти источник пресной воды, чтобы утолить жажду. Еду уж как-нибудь добудет. А до того момента только идти и оставалось. Перспектива не из приятных, но всё лучше, чем просто сидеть на месте. Когда много часов спустя впереди показалось озеро, у Киришимы подкосились ноги. Во рту сразу пересохло, и создалось впечатление, что Аято не пил по меньшей мере вечность. Там же он смог наловить рыбы и собрать хворост для костра. Уже сидя на бревне и согревая продрогшие кости, он пришёл к мнению, что всё сложилось не так плохо, как ему казалось изначально. Вполне можно было обосноваться здесь. В прилежащем лесу наверняка можно поймать какую-нибудь дичь, когда ему надоест питаться рыбой, в общем — всё под рукой. Хорошо всё-таки быть магом и уметь использовать эту магию в быту. Стоило отметить, что ни разу не уроки верховного ему в этом помогли. Аято достаточно жил в одиночестве, чтобы научиться проходить подобные испытания. И это переживёт. Собственно, на какое-то время его жизнь походила на монотонное, зато вполне себе удовлетворительное, проживание. В свободное время, коего было просто навалом, он «постигал глубины магии», посмеиваясь над им же придуманным пафосным названием. После произошедшего открылось достаточно много неожиданных способностей, и Аято подумал, что нельзя этим не воспользоваться, раз представилась такая возможность. Под боком уже не было верховных с их постоянным: «Не смей в это лезть!» — не было никаких запретов и ограничений. Изучай себе магию, сколько хочешь. Ещё и не с помощью книжек — тут уже помогала сама природа. Киришима не мог с полной уверенностью объяснить, как именно это происходило, но действовал на инстинктах, и с каждым разом у него получалось всё лучше и лучше. При желании он мог видеть изнаночную сторону мира и пути жизни, сияющими нитями тянущиеся кто куда. Растения, животные, почва — всё было оплетено ими, и Аято иногда просто зачарованно наблюдал за их движением, позабыв обо всём на свете. Он смог понять, что боевая магия зависела исключительно от неба, в то время как вся остальная — от земли. Возможно, в древние времена маги, укрощающие стихии, считали небо слишком могучим и недостижимым, потому боевой магии и было отведено так мало исследований, а сама она стала считаться запрещённой. Он постигал и изучал, потихоньку возвращая себе любовь к магии, напрочь выбитую проклятыми верховными с их законами. Тело, правда, упорно продолжало ныть, и так и не захотело излечиться ни через несколько дней, ни через неделю. Аято старательно игнорировал этот факт и убеждал себя просто не обращать внимания. Ко всему можно привыкнуть. В очередной такой день, когда ночь уже укрыла мир своим покрывалом, а Аято покончил с ужином, его покой был нарушен. Киришима сидел у костра и вытягивал по ниточке из этакого магического клубка, вернее — сферы, с каждой попыткой открывая для себя что-то новое. Сначала, правда, больших трудов следовало этот клубок собрать, но оно определённо того стоило. Не всегда полезное и применимое на практике, ну и пусть. Нельзя было сказать, что в нём проснулась давно впавшая в кому усидчивость, но познавать неизвестное таким способом, буквально прикасаясь к самой магии, было куда интересней, нежели изучать её по учебникам, довольствуясь лишь словами ополоумевших стариков. — Когда я впервые увидел изнанку мира, Учитель решил проучить меня за нарушение правил, засунув мне в ухо сколопендру, — раздался позади тихий голос. — Мерзость какая, — скорее на автомате ответил Аято, погружённый в собственные мысли. — Не могу не согласиться. У него были крайне специфичные методы воспитания. Услышав последнее утверждение, Киришима замер и напрягся. Он уже чёртову кучу времени живой души не встречал, а тут неожиданно с ним кто-то заговорил. Варианта два: либо его посетили галлюцинации и решили заговорить голосом Канеки Кена, либо сам верховный соизволил снизойти до простого смертного. В любом случае, недолго думая, Аято вскочил с места и развернулся к гостю лицом, принимая оборонительную стойку и уже собираясь начертить пентаграмму. На этот раз он не ошибётся. На этот раз — точно нет, потому что будет полагаться на единение с магией, как всегда и делал, а не на попытку что-то вызубрить. — Не собираюсь я с тобой драться, — светлый поднял руки в примирительном жесте. — А если бы хотел, выгоднее было бы атаковать тебя со спины ещё до того, как ты меня обнаружишь. — Ты, я погляжу, продолжаешь использовать грязные методы. — С тобой иначе никак. Аято весь ощетинился, не веря ни единому слову верховного. Не желая верить. Он хотел только одного. — Убирайся. — Я не собираюсь драться и насильно тащить тебя обратно. — Я сказал: убирайся. Белые одежды Канеки выделялись на фоне тёмного леса, и он походил на покойника, какими обычно запугивали деревенских детей. Может, и не зря запугивали. Не хотел бы Аято наткнуться среди ночи на прогуливающегося верховного. — При всём твоём желании, я не уйду. — А я не вернусь. Светлый устало вздохнул, но выражение его лица осталось неизменным. Как и всегда. — Тебе нужна помощь. — Мне ничего не нужно ни от тебя, — Аято честно попытался добавить как можно больше яда в последнее слово, — ни от твоих дружков. — Какой же ты всё-таки проблемный, — отметил Канеки, потирая шею. Он сделал шаг вперёд, Аято — назад. Верховный хмыкнул. — И почему ты постоянно не оставляешь мне выбора? Может быть Киришима и начал изучать магию более серьёзно, нежели до этого, но за такой короткий срок сравняться по силе с Канеки ему, естественно, не удалось. Поэтому в считанные секунды его уложили лицом в песок и связали за спиной руки, так и оставив недовольно брыкаться и пытаться вырваться из магического захвата. Злость тут же вскипела внутри, но выбраться ему так и не удалось, из-за чего ситуация бесила ещё больше. А светлый со спокойной душой, наплевав на то, что одежда будет перепачкана в пыли, уселся напротив и принялся что-то колдовать. — Ты на себя смотрел вообще? — поинтересовался Канеки. — Ты похудел и ослаб. И даже не думай говорить, что это из-за смены рациона питания. — Не суй свой нос в чужие дела, — прошипел Аято, предпринимая ещё одну попытку выбраться. Безрезультатно. — Я уже говорил как-то раз: магия гораздо лучше поддаётся контролю, когда ты находишься в гармонии с собой, — верёвки только сильнее сжали запястья. — Чем больше ты злишься и сопротивляешься, тем сложнее будет избавиться от оков. — Просто заткни свой рот и вали отсюда. Я не собираюсь слушать твои наставления. Раньше надо было думать. Какого чёрта ты вообще явился? Неужели совесть замучила? Так вот: плевать я хотел на тебя, твои планы и весь ваш чёртов совет. Моё решение не изменится. Светлый явно плевать хотел на всю его тираду. — Ты ещё не понял масштаба последствий, которые устроил? Аято фыркнул. — Ты про ту ерунду о разрушении мира? Я помню, спасибо. Взгляд Канеки стал нечитаемым, по спине пробежали мурашки. — Ты ведь понимаешь, о чём я. Киришима раздражённо дёрнул плечом и скорее на автомате предпринял очередную попытку выбраться. Ничего он не понимал. Не хотел понимать. Не нужна ему была никакая помощь. Сам справится. Как и всегда. — Пошёл прочь, — чётко произнёс Аято, но, казалось, голос его всё-таки выдал. Верховный молчал. На удивление долго, не пытался возразить, продолжить или просто сказать хоть что-нибудь, отчего Киришиме всё сильнее становилось не по себе. Это молчание говорило куда больше, чем все слова, до этого произнесённые. И происходящее в какой-то степени походило на пытку. Пока Аято отвлекался на собственные мысли и переживания, светлый успел откуда-то достать котелок, несколько мисок и прочие мелочи, теперь же помешивая содержимое того самого котелка ложкой, предварительно закрепив его над костром. Словно они были в походе, в который вместе и отправились. Словно Канеки совершенно не собирался проваливать. — Какого чёрта ты делаешь? — Киришима даже не пытался скрыть возмущения в голосе. — Готовлю ужин. — Я это и без твоих пояснений вижу, придурок. Какого чёрта ты до сих пор тут? — Я же сказал, что не уйду. — Отлично, — съязвил Аято, поморщившись. — Тогда уйду я. Взгляд верховного многозначительно упал на верёвку, сковывающую руки мага. — Встань хотя бы для начала. Ох, как же ему хотелось врезать этому самоуверенному белобрысому ублюдку. Мучения продолжились. Оковы не хотели поддаваться, только периодически больнее сжимали запястья, явно давая понять, что так просто Аято от них не избавится. Он пытался порвать их, просто высвободить руки, применить заклинание — всё без толку. Либо магия у Канеки действительно была гораздо сильнее, либо оковы ей просто не разрушить. Любые попытки приводили Киришиму к провалу. Чёрт бы побрал Канеки Кена. Одной язвой в мире стало бы меньше. — Я уже говорил тебе, как от них избавиться, — поучительным тоном сообщил светлый, зачерпывая очередную ложку. — Ты всегда такой невнимательный? — Только когда перед глазами ваша дружная шайка мельтешит. И хоть одно присутствие верховного его невероятно бесило, Аято закрыл глаза и попытался успокоиться. Возможно, Канеки был прав. Но тогда проблема была куда менее пустяковой, чем ему казалось изначально, потому что успокоиться в присутствии этого типа казалось нереальным. Киришима буквально ощущал на себе его проницательный взгляд. Ему хотелось как можно скорее спрятаться за чем-нибудь, лишь бы его не разглядывали так. Словно прямиком в душу. Сделав глубокий вдох, Аято задержал дыхание. Выдох. С начала. Он отсчитывал секунды, сосредоточившись исключительно на дыхании, пока эмоции не начали потихоньку затихать. Валяться вот так было невероятно глупо, словно бы Аято был самым бестолковым учеником, у которого даже такая элементарная вещь не получалась. Но они оба знали, что всё куда сложнее, а Киришима — талантливее, чем кажется на первый взгляд. Иначе их тут бы не было. Наконец, проклятая верёвка была повержена, и Аято с облегчением выдохнул, только теперь замечая, насколько сильный дискомфорт она приносила запястьям. Не говоря уже о том, что руки свело, а он устал валяться в неудобном положении и подпирать щекой землю. Поднявшись с победным видом, Аято отряхнулся и уселся обратно на своё место. Канеки поднял на него взгляд, и Киришима заметил в нём немой вопрос. — Я первый сюда пришёл, с чего это я должен уходить? — упёрто сообщил он, хлопнув ладонями по коленям. — И будешь меня терпеть? — Нет, — Аято едко ухмыльнулся. — Я тебя отсюда выживу. На мгновение ему показалось, что верховный сейчас усмехнётся. На одно-единственное мгновение он даже представил, как губы Канеки растягиваются в ухмылке, как приподнимаются уголки, а в глазах плещется азарт. Причём данное зрелище казалось таким естественным, как и подобается нормальному, совершенно обычному человеку, а не члену совета Шести, умудрившемуся вбить себе в голову какие-то клятвы и принципы. Но всё увиденное — лишь иллюзия, потому что на деле лицо светлого не изменилось. Никак. Не было ни азарта, ни хотя бы толики заинтересованности, ни — тем более — ухмылки. Только в глазах что-то всё же можно разглядеть. И то, если очень сильно приглядеться. Он словно специально спрятался. — Что ж, — медленно произнёс Канеки, продолжая успешно себя контролировать, — удачи. Это будет невероятно сложно, я тебе гарантирую.