«Американка»

Странного чувака на просёлочной дороге Илюха заприметил издалека. Как было не заприметить такого долговязого мажора в лиловой толстовке, джинсах в обтяжку и с кожаным рюкзаком возле ног? Возле навороченных «рибоков». Да ещё и в семь утра! Сам Илюха ввиду раннего подъёма и загрузки комбикорма на автостанции был помят, заспан и прикинут по-колхозному: в чёрную майку-борцовку, камуфляжные штаны и сандалии. Никаких тебе «рибоков». Он тормознул свой грязно-белый, с битой фарой, «датсун» у заросшей бурьяном обочины. Парень стянул с башки капюшон и оказался белобрысым. Вернее, — Илюха присмотрелся повнимательнее — крашеным, и его светлые лохмы были стянуты на затылке в хвостик. В правой брови у него красовался серебряный гвоздик пирсинга — о как! И под правым же глазом сиял лиловый, в масть толстовки, бланш. «Нехило!» — весело подумал Илюха и поинтересовался, машинально пригладив свою чернявую, коротко стриженную макушку: — Чего, из дому рванул с утра пораньше? А ключи от «лексуса» предки отобрали? За спиной мажора в предрассветной дымке виднелись «рублёвские домики», как их тут называли, — двух- и трёхэтажные особняки богатеньких буратин. Больше парню неоткуда было взяться. Тот досадливо сморщился. — Какого ещё «лексуса»? — пробурчал он, зыркнув на Илюху здоровым глазом — голубым и ярким. — Подбросишь… докуда-нибудь? — Куда тебе надобно, старче? — лениво, но с некоторым удивлением осведомился Илюха. — А ты куда вообще… правишь? — запнувшись, растерянно пробормотал парень, и Илюха вскинул брови. Голимое кудахтанье, ёлки! Чувак явно сам не знал, чего хочет. Но обдолбанным он не выглядел. Вот взвинченным — это да. Взведённым, как курок, до предела. — В Первомайку, вестимо, — настороженно протянул Илюха. — Могу до трассы подкинуть. Устроит? Парень кивнул, резво обогнул пикап и забрался в кабину, небрежно затолкав вниз свой брендовый рюкзак. Весь его прикид наверняка стоил дороже комбикорма, болтавшегося в кузове «датсуна». «Два мира — две судьбы», — хмыкнул про себя Илюха и протянул парню руку: — Илья. Колосов. В миру — Колос. Он понятия не имел, нахрена представился мажору, которого через полчаса никогда больше не увидит. Тот посмотрел на его ладонь и неловко сунул навстречу свою: — Титаренко Влад. Титарь, короче. Рука у него была такой горячей, будто он температурил. А ещё — ухоженной и мягкой, не то что Илюхина мозолистая смуглая пятерня. Илюха тронул пикап с места. Какое-то время оба молчали, глядя на то, как утреннее июньское солнце красит нежным светом бесконечные гектары картофельных полей, раскинувшиеся по обе стороны дороги. Влад поёрзал на сиденье и неуверенно вопросил, повернувшись к Илюхе: — А чего у вас там… в Первомайке? — У нас там совхоз и конный клуб, — степенно отозвался Илюха. — Школа верховой езды «Ма-ван». Это древнекитайский бог-покровитель лошадей, — привычной скороговоркой объяснил он, как объяснял желающим «покататься на лошадке». Хотя считал, что тренер Михалыч с названием прогнался — где Древний Китай, а где дальнее Подмосковье? Глаза Влада возбуждённо блеснули из-под рвано подстриженной белой чёлки. Вернее, один глаз. — Я умею верхом! Возьмёте? — Абонемент на месяц — пять штук, — невозмутимо ответствовал Илюха, и Влад сперва оторопело заморгал, а потом досадливо бросил: — Да нет! На работу возьмёте? «Работничек, блин… из чашки ложкой», — подумал Илюха. — Тебя наверняка в седло подсаживали, чтобы ты мог красиво по манежу проскакать, как Зорро, — ехидно сощурился он. — А у нас надо при конюшне жить, стойла чистить, навоз выгребать, одров обихаживать. Пахать, короче. Не смеши мои подковы. — А ты прям вот сразу всё про меня понял! — ощетинился парень. Ноздри его точёного носа раздувались от гнева, как у строптивого годовичка — вот-вот начнёт трясти гривой и лягаться. — С чего ты взял, что я этого не смогу? — С того, — лаконично откликнулся Илюха. — Ты, небось, отродясь ничего тяжелее «мышки» и косяка в руках не держал. Ну или стакана с вискарём. Так что куда тебе пахать! — Ни хуя! — вызверился парень, а Илюха едва не прибавил, что чужой-то хуй тот, может, как раз и держал… но вовремя спохватился и прикусил язык. — Ты как мой братан, — взахлёб продолжал Влад, посверкивая глазом, и пухлые губы его начали дрожать. — Как Витька! Он тоже сказал, что я никуда не гожусь, кроме как… — он вдруг осёкся на полуслове и замолчал, дёрнув острым плечом. И отвернулся. Ход мыслей братана Витьки был Илюхе предельно понятен. — И тогда ты собрал манатки и гордо свалил в закат... то есть в рассвет, чтобы доказать ему, что ты очень даже на что-то годишься, «кроме как», — подытожил он, не скрывая усмешки. — Ладно, я тебя услышал. Лет тебе сколько? Дееспособный хоть? — В мае восемнадцать сравнялось, — пробубнил Влад, косясь на него из-под чёлки. — Школу закончил, поступать не стал. Отдыхаю, блядь. Он тоже криво усмехнулся. — А от армии что, братан отмазал? — небрежно предположил Илюха, сам прошлой осенью вернувшийся из армейки, и попал в точку, судя по тому, как Влад опять на него зыркнул. — Вряд ли Михалыч тебя возьмёт. Он же не дурак. Михалыч — это наш тренер, — пояснил он и безжалостно добавил: — Я бы не взял. — Да почему же?! — взвыл Влад, и Илюха непреклонно отрубил: — Потому. Нянькайся с тобой, учи всему, сопли подтирай, а ты ручки сотрёшь и скипнёшь через неделю. Да какое там — через два дня на третий. Так же утром на трассе голоснёшь и вернёшься в свои хоромы. Он думал, что Влад сейчас опять вспылит и разорётся, как стая ворон, но тот лишь покривился и отрывисто бросил, глядя на свои тонкие пальцы, нервно сжимавшие лямку рюкзака: — Нет. Не вернусь. Нихера не вернусь. Вот увидишь. Я… докажу. — Брату? — Илюха искоса разглядывал его растрёпанную чёлку, почти девчачий тонкий профиль, угол крепко сжатых губ. — Себе, — выдохнул Влад и посмотрел на Илюху в открытую. С мольбой и вызовом, обоими глазами, подбитым и целым. — И тебе. Илюха моргнул и ничего не ответил. Как-то слов не нашлось. До Первомайки оставалась какая-то пара километров. — Ладно, — хмуро проворчал наконец Илюха. — Попрошу за тебя Михалыча. Хрен с тобой, доказывай. На что поспорим, что через месяц ты улетишь, теряя тапки? Широкая улыбка Влада была и облегчённой, и торжествующей, и хитрющей, чёрт-те-какой… а на правой щеке чётко обозначилась ямка. — А на «американку»! На желание, — невинным голосом объявил он и прыснул, зараза. Глядя в его весёлые нахальные глаза, Илюха мотнул головой, чувствуя, что сам себя загоняет в угол: — Месяц — жидковато для «американки». Ты до первого сентября проработай... цветик-семицветик. — Идёт! — легко согласился Влад, продолжая неудержимо лыбиться, и проворно протянул ему руку. А Илюха с тяжёлым вздохом её пожал. Что ему ещё оставалось?..