***
— Миссис Уилкис, как дела у нашей пациентки? Уже приходила в себя? — обеспокоенно поинтересовался профессор Дамблдор. Он появлялся в Мунго два раза в день в ожидании хороших, обнадеживающих вестей. Но каждый раз встречался с печальными глазами колдомедиков, которые отрицательно кивали головой, тем самым показывая, что девушке лучше не становится. От истощения, физических увечий, полученных во время изнасилования и пожара, присоединившейся психологической травмы, девушка находилась на границе между жизнью и смертью. Поэтому каждый раз Альбус боялся услышать, что девушка сдалась и ушла от них за грань. Внешние физические увечья были почти излечены: все что можно было сделать с помощью мазей, они сделали. Дамблдор поручил сварить лучшие лекарства не кому-то, а Северусу. Тот только удивленно поднял одну бровь, тем самым выражая интерес. Кому понадобились такие сильные ранозаживляющие с усовершенствованным составом мази? Но Дамблдор ничего ему не объяснил. Просто туманно произнес: — Мальчик мой, ты все обязательно узнаешь. Северусу ничего не оставалось, как много ночей подряд готовить новые свежие порции чудодейственных мазей. Зелья не помогали: их невозможно было влить в бессознательную девушку. Но сегодня, впервые у колдомедика промелькнуло подобие улыбки: — Она пришла в себя ненадолго. Но сейчас опять без сознания. — Насколько критично ее состояние? — Профессор Дамблдор, состояние стабилизировалось. Она просто крепко спит. Нужно подождать. Думаю, следующее пробуждение будет более продолжительным. — Я скоро загляну. Дайте мне знать, если она очнется раньше. — Непременно.***
Прошли сутки, прежде чем Кэтти вынырнула из свалившихся на нее кошмаров. Ей снилась непонятная, но такая живая и жуткая картина: девушка бежала через глухую чащу, за ней тихо и медленно ступал мужчина в черном плаще. Лица она не видела, так как на нем была серебристая маска. Он зловеще следовал за ней, не прибавляя темпа, а она бежала и бежала, в страхе оглядываясь, каждый раз видя его за своей спиной. Но вот она споткнулась и кубарем покатилась вниз по уклону, свалившись под ноги еще одному человеку. Такой же черный плащ, вот только маску он сжимал в руке. Это Виктор. Она кричит и пытается отползти от этого парня, но тут же натыкается на преследующего ее человека. Тот поднимает руку, стягивает маску… и она видит Люциуса. Мужчина достает свою палочку, направляет древко на девушку — и с его кончика срывается огненный язык пламени: это пламя поглощает ее, заставляя корчиться и визжать от невыносимой боли. С криком ужаса Кэтти вырвалась из жуткого, реалистичного сна. Она села, охнув от боли, и осмотрелась. Грудь часто-часто вздымалась, как будто она на самом деле только что пробежала много-много миль лесом. Все лицо было мокрым от слез. Девушка осмотрелась затуманенным от боли взглядом. Она осознала, что находится в каком-то помещении. Сама она лежала в кровати. В комнате были диван и кофейный столик, на котором стояла вазочка с цветами. Взгляд скользнул дальше: небольшой шкафчик у противоположной стены и дверь прямо напротив кровати. Кэтти повернула голову к окну около кровати: в нем она увидела кусочек голубого неба и насыщенно-зеленые верхушки деревьев. Кэтти не могла понять, где она, начиная сомневаться, что умерла. Девушка решила осмотреть себя. Стянув легкую простынь, которой было укрыто тело, она заметила на коже множество едва различимых синяков и царапин. Кэтти была обнаженной, и от осознания этого факта неприязненно поежилась. Девушка попыталась встать с кровати, но боль окатила ее невыносимо жгучей волной. По всему телу, от каждой клеточки, она неслась в два самых сильных эпицентра: промежность и правая голень. Кэтти все вспомнила: сразу после пробуждения, сознание решило ее поберечь, и вся самая горькая информация отошла на задний план. Девушка задрожала всем телом: паника, отчаянье, ужас пережитого, стыд — все накрыло с головой и понесло куда-то далеко. — Мисс, Вам нельзя садиться, — сквозь охватившую пелену пробился женский голос, а теплые заботливые руки уложили девушку обратно на подушку. — Как давно вы пришли в себя? Мисс, вы меня слышите? «Мамочка», — почему-то подумала Кэтти. Ее губ коснулось что-то холодное, а в нос ударил запах полыни: — Мисс, выпейте это зелье, это сильнейшее обезболивающее. «С каких это пор обезболивающее стало зельем и вообще, почему его дают пациенту пить?» — это было последнее, о чем подумала Кэтти перед тем, как невкусная жидкость попала в горло. Девушка сделала над собой большое усилие и проглотила вязкую субстанцию. — А теперь спать… Сон начал окутывать Кэтти, а теплые женские руки гладили по голове, словно убаюкивая.***
Когда Кэтти в следующий раз пришла в себя, первое, что она увидела были теплые голубые глаза с искорками юношеского веселья и глубокими старческими морщинами по окружности. — Доброе утро, мисс, — поприветствовал обладатель этих удивительных глаз Кэтти попыталась ответить что-нибудь, но из горла вырывались только хрипы, которые перешли в надрывный сухой кашель. Седоволосый старик тут же оказался рядом, помогая присесть и опереться на подушки. Кэтти обратила внимание, что теперь она уже была облачена в светлую ночную сорочку. — Ну-ну, дитя, не пытайтесь со мной пока говорить: ваш голос еще не восстановлен после пыточных проклятий, которые вам пришлось пережить. Мы не могли вас напоить ни одним зельем в бессознательном состоянии. Хорошо, хоть в прошлый раз Энни смогла дать вам сильнейшее обезболивающие. Кэтти посмотрела на него своими большими, а теперь, на фоне всего пережитого, просто огромными, на осунувшимся лице, глазами: такими печальными, с притаившимися в глубине слезами боли и горя. Больше всего терзало два вопроса: за что? И что теперь делать? Реальность была такова, что желанной смерти она так и не получила, а жизнь, которая у нее теперь будет… вряд ли она сможет быть такой как прежде. Ведь даже от мимолетного прикосновения этого доброго человека ей хотелось отпрыгнуть, как от огня, и кричать, чтобы ее больше никогда не трогали. Она никого к себе не подпустит. Старик грустно взглянул на неё, отошёл чуть-чуть подальше и уселся на внезапно оказавшийся рядом с кроватью стул: — Дитя, на этом жизнь не заканчивается. Нужно просто найти в себе силы, чтобы все пережить и забыть. От этих слов Кэтти не выдержала. Он знает, он все знает, а еще наверняка об этом будет знать каждый. Она себя чувствовала заклейменной, униженной, опозоренной, грязной. Грязной. Больше всего на свете Кэтти хотелось принять ванну. Воспоминания о чужих грубых руках накрыли ее с головой. Она уже не слышала, что говорил этот седовласый добрый старичок с такими участливыми глазами. Она вновь переживала самую жуткую картину своего прошлого: две пары рук на ее теле, чужие, противные губы… всю свою боль, все отчаяние. Она забилась в истерике. Слезы душили и сжигали изнутри. — Мисс, мисс, вам нужно успокоиться, — пытался дозваться до нее Альбус. Подоспевшая миссис Уилкис с ловкостью пантеры подлетела к извивающейся и хрипящей девушке. Профессионально раскрыла ей рот и влила порцию успокоительного вместе с обезболивающим. Кэтти опять провалилась в темноту. А заботливые руки вновь прикрыли простыней. Мужские пальцы сочувственно провели по ее щеке: — Ты справишься, девочка.***
Интервал между пробуждениями Кэтти с каждым днем начал сокращаться, а время бодрствования стало длительнее. Каждый раз, когда девушка открывала глаза, она всегда видела заботливое лицо одной и той же женщины. Создалось впечатление, что та постоянно дежурит около кровати Кэтти. Женщина каждый раз вливала ей в рот очередную порцию различных по запаху и вкусу жидкостей. Кэтти никогда не была приверженцем нетрадиционной медицины, но не сопротивлялась, потому что, надо было отдать им должное, эффект от применения зелий — так эта заботливая женщина называла скляночки, подаваемые Кэтти, — был заметен. Постепенно все синяки с тела девушки окончательно сошли, вот только правая голень была перебинтована мягкой тканью и по-прежнему болела. Что именно под ней скрывается, Кэтти не видела: ткань ей так и не удалось оттянуть: создавалось впечатление, что она приклеена. Шрамы превратились в едва заметные бело-розовые полосы, которые, как заверила ее Энни Уилкис, — так звали эту заботливую женщину, — через несколько недель окончательно сойдут. Сводящих с ума болей в теле девушка уже не ощущала. Все бы хорошо, вот только не придумала еще медицина ни одного лекарства, которое бы позволило справиться с душевной болью, которая так терзала душу девушки. Раз за разом, во сне к ней возвращались ее мучители, и она просыпалась в слезах и страхе опять столкнуться с холодными голубыми глазами. Постепенно девушка начала вставать с кровати, ходить по палате. Первым, что она попросила у Энни — это разрешение на полноценную ванну. Женщина с понимающим кивком проводила ее в соседнее помещение, где располагался приличный санузел. Там уже волшебным образом было все готово: наполненная ванна манила густой пеной и различными переплетающимися цветочными ароматами. Кэтти провела тут много времени: она долго терла себя мочалкой: так интенсивно, что казалось, хочет снять с себя всю кожу. Наконец она, завернувшись в махровое полотенце, вылезла из ванной и подошла к большому зеркалу. На нее смотрела незнакомая девушка: заострившиеся черты лица, исхудавшее тело, но и это еще не все: волосы у Кэтти теперь были темно-шоколадного цвета. Они волнами убегали за плечи и заканчивались на середине ягодиц. А глаза пугали своим насыщенным зеленым оттенком. Цвет был таким ярким, что ей хотелось проверить, точно ли на ней нет контактных линз. Это была она и не она одновременно. Вряд ли бы ее кто-нибудь узнал из друзей. «Интересно, а родители признали бы меня? — мелькнула в голове грустная мысль. — Родители! Они же будут волноваться! Сколько я с ними уже не выходила на связь? — заволновалась Кэтти. — Нужно будет непременно сообщить им, что со мной все хорошо». Все хорошо. Насколько это возможно в ее положении. Кэтти по-прежнему не знала, в какой именно больнице находится: на все ее попытки расспросов, когда девушка смогла наконец-то произносить слова осипшим шепотом, мисс Уилкис ненавязчиво переводила тему. Кэтти недоумевала, к чему такая секретность, но не теряла надежду выведать, свое местоположение. Еще Кэтти не представляла, какой сегодня месяц, не говоря уже о дне недели или числе. До этого вопроса она никак не могла добраться, потому что заботливый врач так сосредоточенно над ней кудахтал, что всегда все заканчивалось очередным глубоким сном. Седовласого старца Кэтти больше ни разу не видела. Ей было очень стыдно перед ним за свое поведение и истерику в прошлую встречу: ведь видно было, что он искренне желал ей добра. Пообещав впредь держать себя в руках и не поддаваться отчаянию и панике, Кэтти подумала, что нужно будет обязательно попросить у него прощение за прошлую их встречу. С такими мыслями она медленно водила расческой по своим незнакомым, влажным волосам.***
А в это время в Министерстве Магии разразилась бойня в Отделе Тайн. Сферы с пророчествами и маховики времени были разбиты, многолетние разработки в различных областях наук, в виде множества листков пергамента, роем носились в огромном помещении. Часть из них была подпалена или уничтожена заклинаниями, вырывающимися из палочек противников. А потом появился он. На сцену вышел лорд Волан-де-Морт, который решил, что обрел достаточную мощь, чтобы в открытую напасть на Министерство и сразиться с жалким старцем Альбусом Дамблдором. После часа непрерывного сражения, Темному Лорду со всеми его ручными собачками удалось, поджав хвосты, сбежать. Точнее почти со всеми. Люциус Малфой и Антонин Долохов так и остались в Министерстве, оглушенные кучкой подростков. Прибывшие авроры лихо их арестовали и доставили в Азкабан для дальнейшего разбирательства. А Фадж, окончательно свихнувшись от страха, быстренько подал в отставку и укатил в Америку для восстановления нервов. Много было раненых в ту ночь, но хвала Мерлину, никто не погиб. Сириус Блэк, Невилл Лонгботтом, Полумна Лавгуд и Гермиона Грейнджер были лично доставлены в больницу профессором Дамблдором. У девушек был легкий шок и несколько глубоких порезов, у Невилла сломана рука и нос, а вот Сириус Блэк находился в плачевном состоянии: весь истерзанный неведомым заклинанием. Множество порезов по всему телу и огромная кровопотеря — тут явно было произнесено черномагическое заклинание. Оказавшись в Мунго, Дамблдор направился в уже знакомую палату за дополнительной помощью самого компетентного врача — Энни Уилкис. Тихонько постучав, старец толкнул перед собой дверь и встретился взглядом с печальными, взволнованными зелеными глазами. Кэтти смотрела на этого уставшего человека и видела, что он еле-еле стоит на ногах. — Мисс Уилкис, нам срочно нужна ваша помощь, — тихим голосом произнес старец. — Там прибывает много раненых. — Сейчас буду, — быстро поднявшись, Энни направилась в сторону двери. Поравнявшись с мужчиной, она участливо посмотрела на него: — Альбус, вам нужно отдохнуть, но для начала возьмите хотя бы это. — И она протянула ему два флакона с зельями. — Спасибо. Бодрящее и восстанавливающее зелья — это то, что мне так необходимо. — А еще хороший и крепкий сон младенца, — тепло улыбнулась женщина, закрывая за собой дверь и направляясь в сторону огромной толпы: прибывали родственники и коллеги пострадавших. Еще среди толпы женщина заметила вспышки фотокамер: «Кто пустил репортеров?» — недовольно подумала она.