Неудачная смерть

      Каждый вечер одно и то же: книга, порезы на бледных запястьях, саке и беспамятство. Каждое утро чашки с кофе и выкуренные сигареты. Его начинает душить их дым, выводя из себя. Уже нет сил забывать и нет сил продолжать дышать.       Каждый день одно и то же: смена бинтов, работа, перекус и ещё одна неудачная попытка. Что-то останавливает, что-то держит его в мире живых. Каждую ночь мысли не дают уснуть, каждую ночь он просыпается от кошмаров прошлого, которые неслышно подкрадываются к изголовью его кровати. Он ложится на холодный пол и успокаивается. Из-за этого подхватывает простуду. Каждый день антибиотики и лживые фразы, что «всё хорошо» и «всё в порядке». Он не в порядке. Он душит себя после очередного видения прошлого. Эти призраки каждую ночь собираются в его комнате, кружа вокруг кровати. Каждую ночь простыни запачканы кровью, которая алой струёй течёт из разрезанных вен, что вздуваются от постоянных порезов.       Так легче. Так проще.       Это утро тоже было обычным. Снова мешки под глазами и снова чёрный кофе. Крепкий, как желание, засевшее глубоко в душе. Желание умереть.       Ещё не время, ещё надо прожить. День? Два? Когда это сможет надоесть Осаму? Когда придёт его последняя попытка? Когда боль уже нельзя будет терпеть?       Дазай наклонился над раковиной. Холодная вода остудит все ненужные мысли. Станет легче, пусть и ненадолго.       Через некоторое время он уже стоит на улице, смотря в голубое небо. Клубы сигаретного дыма напоминают дым пожарищ после взрыва. Сколько взрывов видели его глаза? Сколько раз видели смерть? Поэтому взгляд и кажется уставшим и измученным, но не перестаёт быть живым. В этом человеке противоречиво всё. Противоречивы его повадки, характер, убеждения, мысли. Дазай опускает взгляд на мокрый асфальт и делает новую затяжку. Ветер, тёплый и приятный, едва колышет его волосы и приятно обдувает лицо. Погода выдалась хорошей сегодня, несмотря на то, что всё лето оказалось дождливым. Может, ради таких моментов и стоит жить? Но это причина не кажется веской. Она растворяется в противоречивых чувствах.       Смерть — что-то лёгкое, что-то простое, что-то свободное. Никакой боли, никаких кошмаров, никаких воспоминаний. Забвение.       Не смей жалеть себя, никогда не смей жалеть себя. Нельзя тонуть в жалости. Жалость — это смерть для мафиози. Нельзя жалеть и других. Зверь, который пожалел добычу, может умереть. Жестокие законы природы прекрасно вписались в общество людей. Нельзя жалеть врагов — это Дазай прекрасно знал, но ему казалось, что нельзя жалеть и своих. Пусть им будет больно от осознания правды или чего-то подобного. Нельзя. Это даже не обсуждается.       Но почему ему кажется, что он поступает не правильно? Почему так больно? Новая затяжка. Он мельком смотрит на часы. На циферблате высвечивается полдевятого. Опять опоздал в офис, но плевать. Он тушит тлеющий бычок и поправляет бинты на запястьях.       Он пробирается в переполненное метро, лицезрея недовольные лица его пассажиров. Поднимается на второй этаж в душный офис. Куникида опять орёт на него из-за опоздания, но Дазай пропускает нравоучения мимо ушей, снова глупо улыбаясь. В мыслях он держит просьбу отстать от него, но не смеет озвучивать её. Ведь после неё следует беспокойство, вопросы: «что с тобой?», «что-то случилось?» А оно ему надо? Легче промолчать. Детектив поправляет плащ и садится за стол, сразу же начиная перебирать документы. На одно дело по убийству одной богатенькой девушки уже была собрана целая папка улик. Только вот дело от этого не становилось яснее. Все улики приводили Дазая к разным личностям и, казалось, не были связаны меж собой. Головная боль, да и только. Убивать ту молодую мадам не было никому выгоды. Серийным убийством и не пахло. Следов суицида не было, в чём Дазай лично убедился, рассмотрев тело. В своей жизни он видел достаточно трупов, чтобы быстро определить, от чего умерла жертва. Пуля попала удивительно точно в висок, но выстрел не был сделан в упор. Значит, стрелок весьма искусен в своем мастерстве. Осаму быстро вычеркнул из блокнота двоих подозреваемых, которые не могли похвастаться точной меткостью. — Круг хоть немного, но сужается, — прошептал он. — Дазай-сан, не хотите кофе? Я завариваю себе, могу и вам заодно, — нежный голос, принадлежащий Ацуши, вывел Дазая из раздумий. Осаму сейчас хотел полностью сосредоточиться на деле, а кофе как раз помог бы настроиться на нужный лад. — Да, я буду благодарен тебе за это, — улыбнулся он, вновь возвращаясь к бумагам, но исподлобья проводив взглядом Ацуши, который ловко обогнул стол и пошёл за чайником.       Ответов всё не было. Дазай уже начал думать, что её убили по ошибке. В мафии никогда не ошибались, но частный киллер мог совершить оплошность запросто. Спутать заказанную им жертву, но тогда он должен убрать сам заказ, а тот должен походить на эту даму. Осаму врубил ноутбук и быстро нашёл все дела по последним убийствам. Эта жертва была последней. Это никак не походило на случайное убийство, ну не могло. Пуля слишком точно прошла именно в висок, будто убийца не хотел, чтобы жертва мучилась. Зацепок мало, а Рампо с его супер-дедукцией умотал в отпуск. Столько головной боли свалилось теперь на плечи Осаму в его отсутствие.       Ацуши поставил чашку с крепким кофе на стол, отодвинув стопку бумаг в сторону, а рядом положил другую папку. — Куникида просил передать вам, — кивнул в сторону этой папки он. — Самоубийство, это по вашей части. — Спасибо за кофе, — улыбнулся Дазай, аккуратно взяв чашку и чуть пригубив терпкий напиток.       Ацуши потоптался на месте и глупо улыбнулся. Он заметил, что Дазай-сан в последнее время был сонным и странно себя вёл. На самом деле, он всегда вёл себя странно, но это поведение было страннее, чем обычно. Мужчина был рассеян, у него начали появляться проблемы с памятью и, иногда, дезориентация в пространстве, что даже вводило в шок. — Я хочу осмотреть место самоубийства, если это действительно оно, — Дазай отставил уже пустую чашку в сторону и резко встал. — Ты со мной? — он спросил как бы для вежливости, думая, что Накаджима откажется, ибо Ацущи никогда не любил рассматривать трупы. Казалось, что смерть была ему чужда и противна. Как можно сторониться столь неизбежной вещи Осаму не понимал. — Да, конечно, — к большому удивлению Дазая парень согласился. — Так идём, — тихо сказал мужчина. Ему не хотелось вести Ацуши туда. Он привык к виду трупов, а Ацуши — нет. Но что он мог сказать? Останься здесь? Не стоит тебе идти? Собственно, почему не стоит? Парень должен учиться, но почему так не хочется? Он жалеет его? Нельзя! Всё будет хорошо. Дазай замечает, как Накаджима всё ещё стоит у стола, не смея идти за ним. — Идём, — повторяет он.       Ацуши довольно кивает. — Вы так быстро выпили кофе. Он был вкусный?       Дазай только кивнул, улыбаясь, но на этот раз чуть искреннее.        Они быстро добрались до квартиры, где умер тот человек. Ничего особо примечательного он из себя не представлял. Работал офисным планктоном в одной компании по производству часов, в бухгалтерии. Увлекался бейсболом и стрельбой из лука по выходным. Не было ни жены, ни детей. Убил себя из-за одиночества? Возможно.       Дазай очень внимательно изучил дело и, не найдя ничего интересного, зевнул. — Я думал, что будет что-то интересное, — протянул он, что услышал один из копов, работающих на месте. — А вы, частники, совсем зажрались. Дела что, должны вызывать желание их раскрыть? Дайте лучше тогда поработать настоящим следователям, не мешайтесь тут. — Ещё один скучный и ворчливый полицейский, Ацуши, идём отсюда. — Дазай-сан, так нельзя, у нас задание. — Нельзя? — Нельзя! — Ну ладно, — протянул Осаму. — Раскроем это дело, как это делает Рампо, которого здесь, к сожалению, нет, — Дазай улыбнулся, на что получил одобрительный кивок от Ацуши. — В какой фирме работал этот мужчина? Случайно, не та фирма, владелец которой отец вот этой девушки? — он достал из кармана фото убитой, чьё дело он расследовал, и показал его полицейскому. На что тот кивнул. — Они могли быть знакомы? — Возможно, — опешил следователь. — Его-то я в подозреваемые и не записывал. Так-с, осмотрим труп, — Осаму зашёл в комнату, а за ним прошёл и Ацуши. Картина предстала жуткая. Труп весьма подгнил, ибо в квартире стояла духота. Вокруг кружили мухи и стоял резкий запах трупной гнили. — Сколько он тут лежит уже? — опешил Дазай, закрывая глаза Ацуши своей ладонью, но тот убрал его забинтованную руку со своего лица, коротко кивнув. Было видно, как он сглотнул. У парня ком в горле застрял от тошнотворного запаха, но виду он пытался не подавать, да и держался вполне хорошо. — Дазай-сан, всё хорошо, я уже видел подобное.       Дазай ошеломленно посмотрел на него, но, не заметив беспокойства парня, успокоился сам. Он надел резиновые перчатки. Прикасаться к трупу совсем не хотелось. Что за дрянная работа? Хотя он как-то, собственно, привык к подобному. И плевать, что к такому нормальному человеку невозможно привыкнуть. Смерть — неизбежное, с этим легко смириться. — Мужчина, был довольно молод, да и не урод был при жизни, — поворачивая подбородок трупа, рассуждал Осаму. — Следов насильственной смерти нет. Руки были порезаны при жизни, ибо у трупа не бывает столь обильного кровотечения. Всё тут заляпал. Можно было и красивее уйти из жизни, — Дазай отступил на пару шагов и снял перчатки. — Мне, пожалуй, нужен стакан воды. Где здесь кухня?       Полицейский указал на проход за своей спиной, а Осаму быстро пошёл туда, желая скрыть своё недомогание от чужих глаз. Он закашлялся и облокотился об подоконник. Его колени подкашивались, а в глазах помутнело, но его вовремя подхватил Ацуши, проследовавший вслед за ним на кухню. Его холодная ладонь опустилась на горячий лоб Осаму. — Дазай-сан, у вас жар, причём настолько сильный, что можно яичницу прямо на лбу жарить, — обеспокоенно сообщил он. — Вам срочно надо прилечь.  — Тащи яйца, я как раз голоден, — Дазай достал из кармана плаща какие-то таблетки и проглотил сразу две штуки. — Что это? — сильнее обеспокоился Накаджима. — Обезболивающее. — И сколько вы выпили уже? — Не помню. Штук десять уже, каже… — он не успел договорить, как зажав рот рукой, побежал к раковине.       Ацуши ловко вытащил таблетки из кармана плаща Осаму и начал искать что-то о признаках передозировки на упаковке. — При большой дозировке вызывает рвоту, Дазай-сан, — парень даже закатил глаза, — вы как ребёнок, честное слово.       Мужчину снова начало тошнить, а Ацуши не смог устроить ему выговор. Не хотелось. Было искренне жалко этого глупого суицидника. — Что у вас болит хоть? — Голова, — отплёвываясь, сказал Дазай. — Ацуши, ты можешь уйти? Я не хочу, чтобы ты видел меня таким. — Не брошу я вас. Даже самые сильные, как вы, бывают слабыми, и это нормально, — улыбнулся Накаджима. — Вам сейчас нужна моя помощь. Прошу, не стоит отрицать это. — Не буду, — смирился детектив. — Вот вы, частники, всегда обблёвываете место преступления? Или видок трупа так на тебя повлиял? Слабакам не место в таком деле, — раздался ехидный голос полицейского, который стоял в дверном проёме. — Нагадили вы нам. — Человеку плохо, а вы… — возмутился тигр. — Уводи его, сейчас это больное тельце будет нам только мешать.       Осаму беспомощно кивнул и позволил Ацуши увести себя из здания. На свежем воздухе стало легче, и Дазай, присев на бордюр, смог отдышаться. Он потянулся за пачкой сигарет, но её нагло выхватили из его рук. — Вы с ума сошли? — прокричал Ацуши.       Собственно, Дазай совершенно не понял, почему у того была такая реакция. По идее, человеку-тигру должно быть совершенно наплевать на состояние какого-то суицидника, но ему не было, что и вводило Осаму в шок. Он честно не понимал его обеспокоенности. — И не сидите на холодном, и так болеете же, — парень выбросил пачку сигарет в урну и, встретив удивлённый взгляд Осаму, пожал плечами. — Если хотите, то куплю новые, но когда вам будет лучше. — Не надо, — буркнул мужчина. — Спасибо, — снова сухо и себе под нос. — Я уже вызвал такси, — Накаджима присел рядом. — Погода хорошая.       Погода действительно была замечательной. Солнце светило во всю, но на улице не стояла невыносимая жара, скорее, приятное тепло. Лёгкий ветер приятно колыхал волосы. Они сидели под большим клёном, и в его тени было даже немного прохладно, но теплые лучи всё-таки пробирались через могучую крону, падая на глаза, отчего оба жмурились, но не отводили взгляда от ветвей дерева, ибо игра света на листьях казалась чудом. После затяжных дождей подобная картина вызывала улыбку. До этого дня мир был серее, казался избитым подобием некого ада. Повторяющиеся нескончаемые будни и завеса серых дождей над городом только способствовали развитию депрессии и впадению в меланхолическое настроение, но сейчас… Сейчас будто дали глоток воздуха после того, как ты дышал затхлым воздухом бетонной коробки на протяжении нескольких месяцев.       Оба молчали. Оба слушали пение птиц, слабо улыбаясь. — Меня снова подташнивает, — закрыл рот рукой Осаму и встал.       Ацуши быстро подскочил к нему, не зная, что делать. — Вас же не должно стошнить в такси? — он мельком взглянул на часы. — Оно прибудет с минуты на минуту. — Запасись пакетами.       Ацуши кивнул и быстро побежал в магазинчик через дорогу, а Дазай, грустно проводив его взглядом, развернулся и зашагал по улице. Накаджима слишком много для него делает. Да и желание побыть в одиночестве, распутать клубок запутавшихся мыслей было непреодолимо. Он прошёл довольно приличное расстояние, погрузившись в раздумья, даже не заметив этого, но тут его окликнули. Естественно, это был Ацуши, который бежал за ним со всех ног. Дазай не стал оборачиваться, просто стоял на месте и ждал, не зная, что потом сказать Ацуши. Как он может оправдать эгоистичную попытку покинуть его. Дазай твёрдо знал, что не хочет, чтобы кто-либо его жалел или беспокоился о нём, но сейчас своими действиями сам наталкивает на это. Глупо! — Дазай-сан, вы придурок, — хватаясь за край плаща выпалил Накаджима. Он запыхался, влажные капли пота стекали по лбу. Взгляд был яростным, смотрел он с упрёком. Грудь вздымалась и опускалась, пока он пытался выровнять дыхание. — Зачем вы ушли? Вы же в таком состоянии, так нельзя.       На это Осаму лишь слабо улыбнулся. — Прости, но мои проблемы не должны заботить тебя, — такие холодные слова, такие острые, как лезвия. Отрешённый взгляд, который дополняет боль. Оба сморят друг на друга именно так, и у обоих немой вопрос крутится в голове: «почему ты так поступаешь?»       Новый приступ головной боли: перед глазами Осаму мир потерял краски и стало темнеть, всё кружилось, а ноги подкосило. Снова. — Почему это не должны? — подхватывая тело суицидника-неудачника, хозяин которого едва держался на ногах, громко спросил Накаджима. — Что вы с собой сделали? — Не должны, я тебе никто, — шептал Дазай. — Вы подобрали меня, когда я готов был уже умереть на улице, но, если после этого вы мне никто… Мне оставить вас тут? — Оставляй, — равнодушно ухмыльнулся суицидник, зная, что Ацуши этого не сделает. — Вы придурок, я уже говорил вам об этом? — убирая влажные волосы со лба детектива, нежно улыбнулся Накаджима. — И не раз, но что уж теперь со мной сделать? Можно кинуть вон с того моста на набережной или той высотки, а можно… — Нет. — Ты скучный, — прошептал Дазай, после теряя сознание.