Неудачная смерть

      Дазай забыл плед, на котором сидел, на крыше, а во второй из-за сильного ветра закутался посильнее. Дома было так одиноко теперь. Да вроде всегда было… Но сейчас по-особенному пусто, тихо, а Осаму больше хочется кричать, будто это и не дом вовсе, а клетка для него. Стены, покрытые бежевыми обоями, никогда так ещё не давили. Дазай разогрел ужин, который так старательно Ацуши для него готовил, и было принялся есть, но кусок в горло не лез. Вкус куда-то испарился, исчез. Всё было не то. На кухне как-то было душно, на лёгкие давило, нечем было дышать. Дазай то и дело поправлял то воротник рубашки, то бинты на горле. Ему было противно от самого себя: не сдержался, идиот, поспешил, был недостаточно осторожен.       «Нельзя жалеть ни себя, ни других», — эхом отразилось в мыслях.  — Нельзя, — вслух повторил он, вставая со стула и направляясь к выходу.       Становилось слишком душно, слишком невыносимо. Ему нужно на воздух. Порывшись в кармане плаща, Дазай нашёл сигареты с зажигалкой и взял с собой. Следом заглянул в нижний ящик старого комода и достал спрятанную бутылку красного полусладкого вина. Он убрал её туда, чтобы Накаджима лишний раз не стал его отчитывать, но скрывать уже нечего. Осаму откупорил её и выпил прямо из горла. Сегодня можно, сегодня — плохо, как никогда. Пробка закатилась куда-то под стеллаж для обуви, но Дазай даже не потрудился её достать.        Он поспешил спуститься вниз, скорее из душной, пустой квартиры. В подворотне уже темно, ни души. Он один, как дурак, сидит на покосившейся лавке, пьёт вино из бутылки, прямо из горла, и дрожащими руками пытается добыть из бедной зажигалки, которая своё отжила, огонь. — Огоньку? — спросил приятный мужской голос из темноты. — Не мешало бы, — пробубнил Дазай, держа сигарету во рту.       Тут же к нему протянули руку с зажжённой спичкой. Осаму быстренько зажёг сигарету и попытался разглядеть мужчину, оказавшего ему услугу. В полумраке он лишь различал знакомые черты лица, на секунду освещённые слабым светом пламени. — А вы мой доктор, да? Простите, никак не запомню вашего имени. — Не помните, и не надо, значит. — Мужчина сел рядом с Дазаем, копошась в сумке. — Сегодня такая приятная погода, так свежо. — И правда, — вздохнул Осаму. — А раз вы здесь. Помните тот портрет красивой девушки? Может, расскажите о ней побольше? — Что вы? Это врачебная тайна, — засмеялся тот. — Лучше посмотрите — с нашего ракурса прекрасно видно созвездие Ориона. По греческим мифам это великий охотник. — Я понимаю. И правда, его видно. Радует, что в школе не прогуливал астрономию, — ответил и зевнул Дазай. — Увлекаетесь астрономией? — спросил он, но почувствовал лёгкий укол, а затем помутнение в глазах, но в том не был виновен алкоголь. Губы Осаму растянулись в усмешке и он тихо продолжил: — Я знал, что это были вы, но тут вы меня подловили: не ожидал, что осмелитесь посреди улицы избави… — Что вы? Нет, дружочек, вы мне еще нужны, — потирая руки, произнёс доктор. — Что же, я честно выиграл, — улыбнулся он, хватая Дазая за плечи, тем самым не давая тому, терявшему сознание, упасть на асфальт.       Руки Осаму ослабли — он выронил бутылку алкоголя, и та разбилась, на что врач вздрогнул, а Дазай вцепился тому в рубашку и грозно посмотрел исподлобья. — Я ещё не проиграл, — улыбка. Сигарета выпала прямо на штаны мужчины и тот начал резко отряхиваться, отпустив Осаму, который упал, окончательно потеряв сознание. — Не надо, мой друг, делать поспешных выводов. Только посмотрите, что вы с собой сделали: поранились, лежите тут пьяный на грязном асфальте. Куда только вы смотрели? Могли бы и догадаться, ваш ум меня восхищал, — на этих словах он с злостью пнул бедного детектива в живот, — но ваша живучесть всегда раздражала. — Кто здесь? — раздался женский голос в тишине ночной подворотни. — Просто этот молодой человек перебрал с алкоголем, — откликнулся мужчина. — Не беспокойтесь, я врач, отвезу сейчас его в больницу. — Помощь не нужна? — Нет, идите лучше домой, дамам опасно разгуливать в такое время. — Хорошо, удачи, — сказала женщина, вслед махнув рукой. *** — Как глупо было с вашей стороны, — потирая пробирку, шептал доктор.       Дазай уже очнулся и терпеливо прислушивался к шороху неспешных шагов и невнятному шепоту, к тихим движениям, пытаясь ослабить верёвки и дотянуться до карманного ножичка, который он всегда таскал с собой. Можно ли победить бывалого суицидника? Вряд ли. Ножичек всё же был в кармане. Странным было то, что настолько расчётливый похититель не додумался обыскать Дазая, но то было к лучшему, наверное. — Кажется, у нас появились лишние свидетели, ничего-ничего, я уже знаю, кто это был. Эта женщина умрёт, вот увидите, — бормотал доктор. — О, нет, я не убью её, я лишь помогу ей выбрать дорогу, не бойтесь. Это будет прекрасно, тело быстро накроют волны. Скоро рассвет. — Он посмотрел на часы и улыбнулся. — Уже четыре утра. Это же красиво, не вы ли убеждали меня? — Я уже понял, что вы сошли с ума, но убийство невинной женщины вам ничем не поможет, — хмыкнул Дазай. — Кстати, может, уже перестанете скрывать своё имя? Я, возможно, тут умру, хочу напоследок утолить своё любопытство. — Вряд ли умрете, друг мой, мне нужен живой объект для исследований, но риск есть. — Вы всё время то забывали свой бейджик, то надевали чужой. Думали, я не заметил? Глупо. Ну же, мне любопытно. — Вы же и так уже догадались, чего тогда выпытываете? — Догадался, — согласился Осаму, — но от вас же услышать интереснее. Можно пафосно воскликнуть: «Я так и знал!» — Такеши Яно, — ответил мужчина, выходя из помещения. — Я так и знал! — воскликнул Дазай. — Ваш сын Хикару Яно покончил жизнь суицидом в своей квартире из-за того, что его любовь умерла, кстати, по вашей вине, а ваша жена… — Ты ничего о ней не знаешь, — прошипел Такеши. — А кто, по-вашему, составляет отчеты о суицидниках? Кацуми Яно скончалась в возрасте тридцати шести лет, три года назад. У вас была разница в десять лет, но брак был по любви. Вы сбежали в этот город от ее родителей, мафиози, которые были против этого… — Кацуми уже заставили вернуться, но она выбросилась из поезда, как только за ней не уследили… — Простое дело. Начальник поезда думал, что эту женщину убили те, кто вёз её насильно, но у них не было такой цели. Возможно, она так отчаянно хотела сбежать обратно к вам… — Закроем эту тему, — выдавил из себя улыбку Яно. — Уже время. Никаких свидетелей не останется. Я пойму, почему людей тянет к суициду на вашем примере. Мы с вами перевернём мир психиатрии. — То есть, вы хотите потом спасать людей от суицида? — поинтересовался Дазай. — Точно. — А сейчас хотите толкнуть человека на суицид? Вроде логично. — Всё ради благой цели, — развёл руками Такеши. — Практически во всех открытиях медицины были жертвы. Это неизбежно. — Только это были крысы да кролики, — напомнил Осаму. — Но в психиатрии люди, всегда так было, — улыбнулся доктор, скрываясь за дверью. — Не зря я ненавидел психиатров, — сказал Дазай, освобождая руки, а затем потирая запястья. — Ну вот, след останется от веревок, — протянул он. — А хотя какая разница? Под бинтами не видно.       Комната оказалась похожа на операционную, точнее, являлась ей: операционный стол по середине, множество ярких ламп, соответствующее оборудование, правда, старое, местами даже пыльное, будто за ним никто не ухаживал давно. Дазай знал, что за городом находится заброшенная больница, но, по идее, всё оборудование оттуда должны были вывести, хотя бы в целях безопасности. Скорее всего, находилась эта операционная именно в ней, но оставалось слишком много вопросов.        Он встал и подошел к столику, который на фоне всего выделялся опрятностью, хоть и был буквально завален стопками папок и бумаг, а рядом находились колбочки с препаратами.        Спина жутко ныла после лежания на столь неудобном столе, да и чувствовал себя Дазай жутко: слабость во всём теле не давала мыслям собраться, голова немного кружилась. Возможно, это был побочный эффект того, что вколол ему Такеши Яно. Осаму снова осмотрелся: всё старое и обветшалое, краска на стенах — в трещинах и кое-где облупилась, а операционный стол казался орудием для средневековых пыток. Мысленно отметив, что счастлив тому, что медицина продвинулась вперёд, он начал искать нужные папки на столе, желая найти хоть что-то интересующее его. Множество листов, исписанных непонятным почерком, были сложены хаотично. Огромное количество имён пациентов приводило в шок. Казалось, что этот доктор следил буквально за всеми пациентами клиники. Среди бумаг Осаму нашёл приказ об увольнении, подписанный двадцать шестого числа. Такеши уволили два дня назад, но почему на месте причины прочерк?       За спиной послышался шипящий звук: одна из ламп перегорела, что заставило Дазая обернуться. Работающими остались две лампы, а под перегоревшей оказалась какая-то жидкость. Осаму подошел к одной из ламп и перевернул её так, чтобы она освещала пространство под перегоревшей. Ярко-красная лужа растеклась под ней, а провода были оголены. Правила безопасности вряд ли заботят этого обезумевшего врача. Рядом был опрокинут железный столик со стеклянными сосудами, что были разбиты вдребезги, а рядом валялся блокнот, запачканный кровью, пол был наклонён немного к левому от двери краю, где и стояла та лампа. Дазай аккуратно поднял блокнот.       Единственное, что он мог разобрать — «эксперимент номер "94" был неудачным».