Неудачная смерть

      Ему было всё равно.       Всё равно на окрики полицейских, на проклятый дождь, на уже полностью испачканные брюки и плащ. Дазай просто бежал, проклиная себя за неосторожность. Ну вот было же уже такое. Как он мог это не предвидеть? Он схватился за голову. Резкая боль пронзила её. Этого нельзя было так оставлять. Он суицидник — он хочет умереть. Он смеётся в лицо смерти. Отчего сейчас совсем не смешно? Отчего живот сводит? Отчего сердце колотится? Он влюбился в Ацуши. Этот тигр стал его слабым местом. Ради которого он не будет подставлять своё тело под пули, как бы это противоречиво не звучало. Дазай боялся умереть без Ацуши. Знать, что тот бестолковый парень будет страдать и смешно шмыгать носом, рыдая над его могилой. Слишком большая тяга перерезать себе вены, почувствовать истинный кайф, когда твоё горло сжимает верёвка, но стоит вспомнить это милое лицо, смотрящее на него с неким наивным укором, то сразу становится страшно. Не за себя, за него.       Он не жалеет его — это другое чувство.       Дазай чуть не полетел вниз, споткнувшись на крутой лестнице. Чёртов лифт не то чтобы не работал, просто Осаму эта гребаная кабинка казалась ужасно медлительной, словно железная большая улитка.       Он не ошибся. Нашёл Такеши на крыше. Там был и Ацуши в полуобморочном состоянии. Он кричал что-то, но под раскаты грома уши так заложило, что речь показалась неразборчивой.       Ацуши стоял около края крыши и не мог пошевелиться. — Дазай-сан, я не хочу, — кричал он, чуть не плача. Бедного парня так трясло, что казалось, будто он сейчас же полетит вниз. — Ацуши, иди ко мне, медленно, — как можно спокойнее проговорил Осаму, доставая пистолет. — Такеши, зачем тебе это нужно? — Мне нужен ты. — Доктор усмехнулся. — Ты! Твой секрет! Почему ты не умираешь? — Моя способность и есть моё проклятие, — улыбнувшись, ответил Осаму, прикладывая дуло пистолета к своей груди. — А вы ведь тоже эспер, так? Как и ваша дочь. — Откуда ты?..       Послышался резкий звук выстрела, затем смех. Ацуши будто освободили от невидимых пут в этот момент. Он кинулся прочь от пропасти, в которую так влекло, и в один прыжок, почувствовав, как ноги превратились в тигриные лапы, добрался до Осаму и прижал его к себе, пытаясь защитить от кого-то невидимого. Тёплая забинтованная рука легла на макушку. — Всё в порядке, — послышался родной голос. Дазай снял способность Такеши с Накаджимы и аккуратно пригладил его взъерошенные от дождя волосы. — Откуда вы знаете про мою дочь? — Такеши поднял пистолет и целился в Ацуши. — Отвечайте! — Голос сорвался на крик. — Я уже говорил, что расследовал дело вашей жены. Такая красивая смерть. Правда вы ошиблись, это не было самоубийство. Её убил её же брат. Вы же сами знаете, что в этом клане первый ребёнок должен возглавить клан даже против собственной воли. Традиции и все дела. Я вижу, что вы поражены. Ваш сын тогда учился в Америке, поэтому её брат и занял место главы, и посадить его стало невозможным, но первого ребёнка вы смогли спрятать. И она жива. Наоки выросла славной девушкой, у неё есть свой продуктовый магазинчик в моём районе и именно она заметила нас тогда. Вы хотели убить собственную дочь? — Я не мог! Наоки умерла. Она умерла вместе с моей дорогой Кацуми. Ты лжёшь мне. — Но вы уже убили одного своего ребёнка. Эксперимент 94, да? — Я хотел спасти его в последнюю минуту, это ради спасения. Ради спасения сотен. Ради спасения, спасения... — Такеши отступал, не зная, куда себя деть, морщинистые руки тряслись, он небрежно размахивал пистолетом. Дазай завёл Ацуши себе за спину. — Я хотел вылечить их! Они больны, ты болен! Я болен! — Хотите сказать, что спасаете людей, но бросили свою дочь умирать. — Это была не моя дочь! Они подменили её, чтобы забрать к себе. Тот пожар в школе устроили они! Я… я найду её. — Вы испугались, увидев обожжённого ребёнка. Сравнивали её с женой, да? — Дазай немного ухмыльнулся и повысил голос. — Вы просто боитесь признать правду! Боитесь признать свою вину! — Пожар? — вмешался Ацуши. — Я знаю эту девушку, у неё всё в порядке с лицом… шляпа. — Да. Ожог верхней части головы, — спокойно ответил Осаму. — Вы лжёте! Вы работаете на их клан и пытаетесь меня запутать! Я уверен. Отойдите! — Он начал активно размахивать руками. — Живо!       Врач отошел еще на два шага и оказался у самого края крыши. Дождь усилился и казалось, будто Такеши плачет. — Наоки была так похожа на неё. — Он успокоился. Руки обмякли. — Любимая, как же я скучаю. А знаете, она была такой красивой. Я помню её чистые янтарные глаза, её запах. Она по-доброму шутила над моей рассеянностью и всегда была рядом, даже когда я был на мели. Таких больше не найти. Хочу её вновь обнять. Какое же это чудо — обнимать близкого человека. Почему я не ценил этого? Ради неё всё, ради неё. — Такеши поднял глаза к небу, прикусил губу и, казалось, взмолился о прощении, но не ко всем известным богам, а к ней, единственной и любимой. Неуверенно потоптался на месте. Дазай сразу понял, что тот хочет сделать. Доктор же искренне ему улыбнулся. — Я же смог вас излечить, пациент, я могу выписать вас с чистой совестью? — прокричал он. — Да, доктор, — спокойно отозвался Дазай. — Замечательно! Сеанс окончен. — Он шагнул ещё назад и полетел вниз с улыбкой. — Счастливый, — протянул Осаму, придерживая Ацуши, который инстинктивно хотел спасти Такеши. — Тшш, это его выбор. Он не смог бы жить с этим. — Но… он же умер. — Ацуши всхлипнул от беспомощности. — Зато жив ты… — Осаму обнял Накаджиму, молча уткнувшись в макушку. Прав был доктор — такое ценить надо, любые касания и взгляды ценить надо. Они-то искренние, чувственные. Они постояли так пару секунд, и Осаму выдал тихое: «Простудишься». — Сам-то, — сказал Ацуши. — Так должно быть… Я мог бы… — Не вздумай винить себя. Он к этому шёл всю жизнь, — быстро прошептал Дазай. — К смерти? — Все мы туда идем. Это ли не прекрасно? Некая предрешённость бытия. — Дазай развёл руками, подставляя лицо под дождевые капли. Несколько театрально. — Ацуши! — Он обратил внимание на понурое выражение лица парня. — Даже не смей винить себя. Лучше научись уважать чужие решения. — Слова Дазая были по-своему правильные, только на душе у Накаджимы кошки скребутся, и даже объятия Осаму слабо успокаивают. А внизу уже крики, сирена, полицейские работают. — Он просто любил свою жену. До безумия любил, — заключает Ацуши, на что Дазай кивает. — И… — Накаджима сглотнул ком, подступивший к горлу. — Возможно… Я могу его понять.       Слова эти давались ему нелегко. Странное сомнение в ценности жизни прокралось в душу мальчика. Ни он, ни Осаму больше не будут прежними после этой истории. Но Ацуши знал, что теперь Дазая точно не отпустит. После того, как на долю секунды подумал, что всё — конец. Было страшно. — Идём. Пора рассказать всё полиции. — Дазай нехотя отпустил его. — Не оставляй меня, — выпалил Накаджима. — Даже смерть не разлучит.       Ацуши улыбнулся. Ацуши почувствовал себя живым.