Бардак в твоем сердце

Боль. Это все, что чувствует Криденс, когда просыпается в совершенно незнакомом ему месте. Вокруг все залито белизной — такая разительная перемена обстановки после сумрачного пропахшего плесенью дома приемной матери. Он морщится от воспоминаний, сжимая накрахмаленные простыни, пока ткань не впивается в ладони почти с такой же силой, как и пряжка ремня, каждый раз, когда приходилось стаскивать его с себя, чтобы отдать Мэри-Лу… С губ непроизвольно срывается стон, и Криденс на секунду задумывается: может, это и есть ад, в котором таких, как он, преследуют вечная боль и ужасные воспоминания? Но нет, он, по-видимому, жив. Кто-то суетится возле, слышны голоса. Кажется, это та женщина, что пыталась спасти его — ее обеспокоенное лицо мелькает из-за плеч невозмутимых медсестер в белых чепцах, что-то выверяющих странными приборами, при этом наколдовывая непонятные пузырьки прямо из воздуха. Какое-то время ему еще хватает сил, чтобы следить за тем, что происходит вокруг, но вскоре Криденс проваливается в глубокий сон, хотя бы там избавляясь от боли и бардака в голове. Когда он просыпается в следующий раз, боль в теле уже не кажется невыносимой. Однако все еще кружатся в голове фрагменты того, что произошло той ночью, и предпочтительнее даже была бы физическая боль. Только бы что-то отвлекало от этих образов горящего города и мертвых людей, которых он убил своей силой. Неожиданный шорох откуда-то сбоку заставляет резко повернуть голову, отчего все вокруг расплывается, спустя некоторое время выхватывая среди белоснежного помещения женскую фигуру в сером костюме, гордо восседающую на краешке пустой койки. Криденс откуда-то ее помнит, но вот откуда именно? Судя по палочке, покоящейся на ее коленях, эта женщина — волшебница, ведьма, но вот только прежней ненависти в сердце больше нет. Она ведь не сделала ему ничего плохого, разве нет?  — Криденс? — ее голос мягок и обходителен, но в движениях он улавливает готовность в любой момент отразить атаку, отчего немного обидно и горько. Неужели он такая угроза?  — Да, меня так зовут. Криденс Бэрбоун, — странновато, но — он пытается улыбнуться. Наверняка они не в курсе, но это, кажется, пятый раз, когда он пытается вызвать улыбку на своем лице.  — Нет. Вовсе не странно, — женщина тоже улыбается, отчего ее лицо становится будто бы ярче. Криденс вдруг задается вопросом, что, может, ему бы тоже пошла улыбка, — меня зовут Серафина, я — президент МАКУСА, хотя, думаю, с объяснениями лучше повременить до лучших времен, не так ли? Бэрбоун кивает в знак согласия, нерешительно разглядывая гостью, отмечая серебристые волосы и лукавый взгляд эбонитовых глаз. Кажется, Серафина хочет сказать что-то еще, но их прерывает мракоборец, материализовавшийся прямо из воздуха возле президента, передавая ей записку. Она пробегает по ней взглядом, резко выдыхает и поднимает голову на мракоборца:  — Вы нашли его!  — Нам нужно ваше присутствие на заседании, как можно быстрее. Они хотят удостовериться, что это действительно он. Незнакомец бросает взгляд в сторону Криденса, и ему хочется провалиться сквозь землю от той неприязни, что чувствует, исходит от этого человека. «Это моя вина», — начинает биться болезненным молоточком в голове. И в голове снова бардак. Серафина кивает своему подчиненному, и тот вновь исчезает, словно бы его и не было.  — Я еще навещу вас, мистер Бэрбоун, — она встает, разглаживая невидимые морщинки на дорогой ткани, прежде чем взмахнуть палочкой и точно так же, как и предыдущий гость, раствориться в воздухе. Почти так же, как делал он… Воспоминания накрывают его с головой так внезапно, что Криденс задыхается, запрокидывая голову назад, выгибаясь на кровати дугой. Эти видения. Отрывки прошлого, в котором его преследует тот самый голос. Те самые слова, оказавшиеся ядом. Те самые глаза, словно бы способные заглянуть в душу. Криденс не замечает, что кричит, пока в палату вновь не сбегаются медсестры, направляющие на него палочки, шепча какие-то заклинания. Все вокруг погружается в спасительную черноту, вырывая разбитое сердце из сетей. Так, в почти полной изоляции и постельном режиме, проходят несколько дней. Пару раз случались приступы, но уже слабее, и на лицах лекарей уже не отражается страх. Они стараются улыбаться ему, порой приносят вкусности, словно бы прикармливая дикого зверька. И Криденс не отрицает — он совсем одичал, никогда так и не познав настоящей любви по отношению к себе. Через неделю к нему заглядывает Тина — он теперь знает имя той храброй женщины, когда-то защитившей его от Мэри-Лу ценой собственного звания. Криденс приветствует ее смущенной улыбкой, на что та делает быстрый шаг вперед и сжимает его тело в объятиях.  — Мы думали… Я думала, ты умер, — в ее глазах стоят слезы, — Криденс, мне правда очень жаль. Все, что ты пережил… Мне правда очень жаль. Он лишь кивает, боязливо смотря на ладони, покоящиеся на своих руках, стараясь не вспоминать того, кто делал точно так же. Словно бы поняв, о чем его мысли, Тина поспешно убирает руки, опуская взгляд, явно чувствуя себя некомфортно. «И снова твоя вина», — молоточек в голове настойчиво напоминает, и Криденсу хочется уйти, покинуть это место, только бы не разочаровывать кого-то.  — Мне хочется побыть одному. Она кивает, сочувственно улыбаясь, после чего подхватывает пальто, прощается и выходит за дверь. Криденс слышит, как она выдыхает и говорит кому-то:  — Думаю, он еще не готов для допроса. Шаги, свист палочек, а затем снова тишина. Криденс выдыхает, но глубоко внутри ему становится одновременно интересно и страшно. Ему кажется, что скоро что-то произойдет, то, на что он не в силах повлиять. Спустя месяц его все же вызывают на допрос. Гигантское здание кажется таинственным замком, о котором он лишь читал своим младшим сестрам, и Криденс невольно любуется блестящими диковинными механизмами, вечно звенящими, трезвонящими и рассылающими непонятные записки. Он почти что врезается в бегущего куда-то мага, но Тина вовремя подхватывает его за воротник новенького костюма, любезно присланного Серафиной. Юноша улыбается своей, как он надеется, доброй знакомой, следуя за ней к лифту. Она что-то говорит скрюченному существу в костюмчике, оказавшемуся гоблином, и они с невероятной быстротой устремляются вниз, куда, судя по всему, приводят для допросов.  — А почему не ты будешь меня допрашивать? — они останавливаются у самой двери в комнату, и Тина сочувственно смотрит на него.  — Это не мне решать, — она кладет руку на плечо, и юноша пытается не показывать, что ему почти что больно от такого контакта, — все пройдет хорошо, я обещаю. Она открывает дверь, и Криденс делает шаг вперед. Он ожидает чего угодно, но не того, что видит перед собой. Паника волной поднимается внутри, и Криденс рад, что обскур, или как они, маги, называли это между собой, не властен над его эмоциями.  — Здравствуйте, мистер Бэрбоун, — произносит Грейвз, сидя за столом, держа в руках один из снимков, на котором видно расплывчатое черное пятно, — поболтаем? Юноша замирает, не зная как реагировать. Воспоминания, боль от пощечины вновь возвращаются, и на какой-то момент ему кажется, что он вот вот потеряет сознание, но стоит им встретиться взглядами, как все отступает.  — Вы — не он. Эти слова вырываются прежде, чем Бэрбоун осознает, насколько глупо это прозвучало. Но, кажется, мужчина даже несколько удивлен.  — Как вы это поняли? Криденс делает еще один шаг вперед, аккуратно отодвигая стул, присаживаясь на самый край.  — По глазам. Вы смотрите совершенно по-другому. И, — он замирает, чтобы набрать в легкие побольше воздуха, но не решается сказать что-то еще, видя искорки веселья в орехового цвета радужках. — Нет, нет, это все. По глазам. Персиваль усмехается, разглядывая мальчишку. Если бы все в МАКУСА были такими же внимательными… Вероятно, они нашли бы его раньше. Вероятно.  — Ну что ж, если вы мне доверяете и разобрались, что я на самом деле не Гриндевальд, который, кстати, сумел обмануть не только вас, приступим к нашим делам, — он пододвигает вперед пару снимков, при этом не сводя глаз с Криденса, — расскажите мне все от начала и до конца. И он рассказывает. От самого знакомства и до последней встречи. От первой лжи до последней правды, в которой он увидел истинное лицо человека, которого, как ему казалось, он… Тут уже Криденс одергивает себя, пропуская, углубляясь дальше в планы, делая вид, что не замечает заинтересованного взгляда Грейвза. Он рассказывает про обскур, про то, как, испытывая физическую боль, приручил свое проклятье, про то, как отчаянно хотел попасть в волшебное сообщество.  — Ну, теперь, я думаю, место в нем тебе точно будет гарантированно. Тот же голос с почти такой же интонацией. Криденс недоверчиво смотрит на сидящего напротив мужчину, и видит, как тот осознает, что тот, другой уже говорил нечто подобное. Удар по столу эхом разносится по крохотной комнате, слишком знакомым звуком повторяясь в голове Бэрбоуна. Персиваль вскакивает из-за стола, в раздражении и бессилии откидывая в сторону фото. «Это твоя вина», — теперь уже его голосом. Он не замечает, как всхлип прорывается сквозь плотно сжатые челюсти, но в следующий момент перед ним оказывается Грейвз, с сожалением вглядывающийся в измученное лицо молодого человека.  — Прости, я не хотел напугать тебя. Довольно трудно говорить и… Не знать, слышал ли ты раньше это или нет, — он усмехается, но глаза не покидает грусть, — от меня.  — Зачем, — Криденс отводит взгляд в сторону, чувствуя тепло магии, исходящей от мракоборца, — зачем тогда вы допрашиваете меня?  — Меня попросила госпожа президент. Ей нельзя отказать. К тому же, мне кажется, мы закончили. Он встает и приглаживает и без того идеальную прическу, отчего Криденс чуть улыбается уголками губ. Ему кажется, что это движение он еще не видел. А значит, перед ним действительно не он, и вся нервозность сходит на нет. Криденс поднимается и, ожидая дальнейших действий от Грейвза, замирает, стараясь не реагировать на внимательный взгляд светло-карих глаз.  — Ты можешь идти. И Криденс… Юноша замирает уже в дверном проеме, резко поворачивая голову, отчего отросшие пряди волос падают на глаза.  — Может, я навещу тебя в скором времени. Ты не будешь против? Бэрбоун сначала кивает, а затем, опомнившись, отрицательно качает головой, тут же втягивая голову в плечи, скорее по старой привычке, чем из страха.  — Как захотите. Я не возражаю. Грейвз кивает, удовлетворенный таким ответом, вероятно, в уме думая над чем-то еще, но юноша уже уходит, оставляя мракоборца наедине с собственными воспоминаниями и таким же, как у Криденса, бардаком в голове.