Опричник

День был промозглым и ветреным. Нависшие с неба свинцовые тучи будто лежали на верхушках елей и сосен и вот-вот норовили разразиться ливнем. Два всадника приблизились к опушке леса и натянули уздцы, от чего их кони застыли, как вкопанные. - Кажись, здесь живёт та ведьма, - красивый молодой человек улыбнулся своему сопровождающему и соскочил с седла. – Идём, Петька, глянем на неё. Авось, и будет вспоможение моему делу. - Что ты задумал, Фёдор? – Пётр спешился. – Негоже православному человеку по колдунам да ведьмам ходить… - Молчи, Петька! – оборвал его младший брат. – А кто прознает, что мы здесь были? Никто, если ты не проговоришься кому. - Ты что? Моё слово – могила! Вот тебе крест! - Пётр лихорадочно перекрестился. - Да будет так, - рассмеялся Фёдор и натянул поводья своего коня, дабы войти в чащу. Но жеребец, словно предчувствуя неладное, фыркнул и отступил назад, едва не встав на дыбы. Фёдор нахмурился и вновь дёрнул поводья. Конь громко заржал и начал вырываться. - Чтоб тебя, сучий потрох! – разозлился Фёдор. Он вытащил кнут из-за пояса и принялся хлестать животное, приговаривая: - Не слушаться меня вздумал?! А ну пошли! Он стегал коня по бокам и крупу, не жалея сил, но жеребец от этого ещё больше разнервничался и рвался убежать. Было в его ржании нечто похоже на мольбу, нежели на протест и неповиновение. - Да оставь ты его! – налетел на Фёдора старший брат и схватил его за руку. – Извести скотину хочешь? Не пойдёт конь дальше, потому как беду чует. - Беду? – Фёдор вскинул бровь и ухмыльнулся. – Да беда эта повсюду, куда взор ни кинь. - Оставь, Фёдор, - повторил Пётр и добавил уже тише. – Коли приехал сюда, то иди. А я тут коней посторожу. - Неужто и ты беду чуешь? – расхохотался младший. – Страшишься, что приворожит тебя ведьма? Пётр промолчал, только рукой взмахнул и отвернулся. Фёдор пожал плечами, отпустил поводья и быстрым шагом направился в лес. К дому лесной ведьмы Ожеги, что обитала в самой чаще на болотах, вела едва заметная тропинка. Фёдор осторожно пробирался сквозь пушистые ветви деревьев и густых кустарников, и чем дальше он уходил, тем дремучее и темнее становилось вокруг. Он не боялся. Наоборот, ему даже было интересно, что же находится за толстыми кронами и среди смердящих топей, куда боялись идти самые храбрые воины, которые без страха бились на поле брани. Немного погодя Фёдор вышел на открытое болотистое пространство. В середине его высилась полуразвалившаяся избёнка на сваях, к крыльцу которой вёл узкий деревянный мостик. А вокруг пади, будто стражи этого места, стояли языческие идолы. Молодой человек различил Макошь, Сварога и Велеса. Другие истуканы были настолько стары, что невозможно было понять, кого они символизировали. На одном из идолов сидела ворона и каркала, нарушая безмолвие. Фёдор с опаской ступил на деревянный настил, пробуя его на прочность. Мостик оказался довольно крепким, и незваный гость уверенно пошагал к двери, что едва держалась на петлях. Остановившись возле входа, он поднял руку, дабы постучать, но тут же услышал из-за двери достаточно бодрый голос: - Заходи, окаянный! Нечего духов пугать. Духи тишину любят. Фёдор вздрогнул и ощутил, как по коже пробежали мурашки. Его внезапно бросило в жар, а внутри при этом всё похолодело. «Беду чую…» - промелькнуло в голове Фёдора. Но не из трусливых был младший сын Алексея Даниловича Басманова. Уж как ни боязно ему стало в эту минуту, он всё равно отворил дверь и вошёл в избу, пропахшую плесенью и мокрицами. В доме было темно, и даже тусклый дневной свет, пробивавшийся сквозь маленькое оконце почти под самой крышей, ничего не менял. Фёдор пригляделся и различил грязную закопчёную печь, вязанки различных трав, свисающих сверху, и множество глиняной посуды с частями тел животных, явно приготовленных для колдовского обряда. Воздух был затхлым от болотных испарений и запаха тлена, и Басманов ощутил, что ему трудно дышать. Здесь поистине было царство тьмы, ведовства и разложения, и над всем этим господствовала седая, слепая и сгорбленная старуха. Она сидела напротив входа, на большом кованом сундуке, и не сводила свои бельма с Фёдора. - Зачем пожаловал? Али жизнь не мила, что явился в мои владения? Давно ко мне гости не захаживали. Даже воевода местный позабыл Ожегу, что когда-то помогла ему, – проговорила она таким же звучным голосом, хотя Басманов видел, что её рот был впалым, и не было там ни одного, даже самого гнилого, зуба. - Дело у меня к тебе, карга, - произнёс Фёдор нахальным тоном, блеснув глазами, и подбоченился. – Хочу одного человека приворожить, чтоб ни есть, ни пить, ни спать без меня не мог. Чтоб не дышал без меня, чтоб очи его только одного меня и видели. Лицо ведьмы тотчас преобразилось, и она рассмеялась, разинув свой беззубый рот и вывалив язык. Басманова передёрнуло от брезгливости сей картины, и он опустил пушистые ресницы. - Приворожить жаждешь, - произнесла она и в мгновение ока оказалась впритык к Фёдору. – И на что же ты готов пойти за мою услугу? Тот ошарашенно застыл, медленно перевёл взгляд с испещрённого морщинами старушечьего лица на кованый сундук и обратно. Он диву давался, как она, старая незрячая яга, могла так быстро и точно к нему приблизиться, когда даже он сам не был в состоянии проделать такой же трюк. - Ну? – поторопила гостя Ожега, ощущая его замешательство. – Какова твоя плата? Фёдор словно очнулся и снял с пояса небольшой холстяной мешочек. Подрагивающими руками протянул его старухе. - Вот, карга, моя плата, - он говорил уверенно, но на душе было беспокойно. Ведьма ловко схватила мешочек, развязала тесьму и тряхнула его. Тотчас на её ладонь упали два человеческих глаза, выпачканные в крови. Ожега ахнула от восторга. - Только сегодня утром раздобыл. Она была невинна, - прошелестел Басманов вкрадчивым голосом. – А теперь ты будь любезна мне подсоби. - А верно, Феденька, говоришь. Девица только-только первую кровь пережила, - пробормотала Ожега, улыбаясь. – Глаза девственниц самые что ни на есть распрекрасные. Зрят лучше да и служат дольше. - Откуда имя моё ведаешь? – встрепенулся Басманов; ой как не хотелось, чтобы о его визите на болота к лесной ведьме хоть кто-то унюхал. - А я всё вижу, хоть и родилась слепой, и всё знаю, - ответила старуха. – И имя твоё, и душу твою чёрную-пречёрную. Фёдор стиснул зубы и сжал в руке рукоять сабли. - Не бойся, - ладонь ведьмы легла поверх его. – Никто не вызнает о нашей беседе. А просьбу я твою уважу. Будь спокоен. Басманов глубоко вздохнул, постепенно усмиряя волнение, а старуха проговорила: - Надобна вещь, принадлежащая тому человеку. Принёс? Фёдор выудил из-за пазухи затрепленный, кое-где порванный и засаленный носовой платок. - Вот, держи. Ведьма взяла тряпицу, отстранилась от него и быстро забегала по избе, собирая ингредиенты для обряда и разжигая печь. Фёдор глядел на неё и не верил своим глазам. Создавалось впечатление, что мимо него носится не древняя слепая старуха, а молодая девка с боярского двора. А Ожега тем временем собрала какие-то травы и кости и мгновенно истолкла их в глубокой чаше. Она швырнула платок в печь, а после добавила пепел в ту же чашу. Залила смесь горячей водой и начала помешивать варево, попутно шепча заклинания. Басманов прислушивался к её бормотанию, но ничего не смог понять. Он, как заворожённый, смотрел на её двигающийся рот, и только сейчас до него дошло, что назад дороги уже не будет, что именно ныне он ступит на путь, который сам выбрал. Путь кровавый и полный опасностей. Когда Ожега закончила колдовать, она подплыла к Басманову и протянула ему чашу с дурно пахнущей жижей. - Пей! - почти приказала она. Фёдор поморщился, но не спешил выполнять указание. Старуха, чувствуя его оторопь, прошипела: - Пей, развратник! Ибо судьба твоя дожидается тебя! Подле властителя будешь, в золото и меха рядиться. Многие будут покорны твоему слову, а пуще всех тот, кому принадлежал тот платок! Басманов, ободренный её словами, взял в руки чашу и одним залпом выпил отвратительный отвар. Его тут же замутило, и колдовское зелье попросилось наружу. Горло щипало, желудок крутило, а на глазах навернулись слёзы. Но Фёдор стерпел. Он едва не упал на камышовый настил от отвращения, но выдержал. Все силы свои собрал, всё своё самообладание, лишь бы осуществилось задуманное им. - А теперь ступай и более не возвращайся, ибо отдал ты душу Макоши. Теперь она твоя заступница, - старуха ткнула костлявым пальцем с обломанным длинным ногтем в сторону поскрипывающей на ветру двери. Фёдор поднял на неё взор, и на секунду ему показалось, что у старухи вместо собственных белёсых очей сейчас глаза той девчушки, которую он подкараулил ни свет ни заря, дабы раздобыть плату за ведьмовское одолжение. В ужасе он отшатнулся от Ожеги и опрометью кинулся вон из её избы. Басманов летел, не разбирая дороги, а в его голове вертелись образы старухи и девочки. Ему чудилось, что рядом с ним бежит ещё кто-то. Кто-то большой, лохматый, свирепый и жаждущий пожрать всё на своём пути. Его сердце бешено колотилось, будто вот-вот выскочит из груди, по спине ручейками струился холодный пот, и ноги несли его всё дальше и дальше от колдовской трясины. Не помня себя, Фёдор выбежал на опушку леса, где его уже заждался старший брат, и только тут он остановился, переводя дух. - Я уж думал, ведьма тобой уже трапезничает, - пошутил Пётр, поглаживая коня. – Нашёл, что искал? Фёдор поднял на него глаза, но ничего не ответил, а только лишь осклабился. В следующее мгновение он вскочил в седло и, пришпорив коня, понёсся прочь от леса и своих потаённых страхов. Находясь в недоумении от поведения брата, Пётр резво взобрался на жеребца и хлестнул его кнутом, спеша нагнать всадника. Что-то странное творилось с Фёдором, и Пётр уже жалел, что спьяну ляпнул ему когда-то об этом месте. - Куда ты так торопишься? – поравнявшись с братом, прокричал Пётр, когда они оба неслись по полю быстрее ветра. - В Александрову слободу, Петька! – проорал ему в ответ Фёдор. – В слободу! К государю!