Волчонок

Здесь темно, если даже не сказать абсолютно беспросветно. Тут так же пустынно, как и вокруг. В этом месте сосредоточилось всё невозможно возможное: страх, ужас, скорбь, печаль, грусть. Только здесь Скотт может быть в полном одиночестве, подумать о чём-то. И - обязательно - покопаться в себе, достать наружу все свои недостатки и окровавленные огрызки воспоминаний. Они отдают не только болью. Они отдают запахами, настолько родными, что от их привычности просто тошнит. Например, яркий образ голубого чистого неба пахнет Элиссон, потому что её улыбка так же вызывает спокойствие в душе и уют, что покалывает в кончиках пальцев. Тёмные иглы хвои насквозь пропитаны ароматом Дерека и сияют цветом его глаз. Молоко в стакане всегда напоминает Стайлз с её светлой кожей и лёгкими прикосновениями. Всё это путается в огромный ком, и временами большие глаза подруги отливают зеленью, а ямочки на щеках Арджент покрываются щетиной. Когда происходит подобное, Скотт остаётся только сглатывать вязкую слюну и пытаться дышать. В подобные моменты кажется, что она вновь стала обычным человеком, что снова страдает от удушья. И хочется схватить свой ингалятор, но стоит пальцам нащупать пустоту, как вспоминает: это уже прочитанная страница, а сейчас она на новой главе под названием "Оборотень". Только вот на самом-то деле жалкий волчонок, не способный взять себя в руки. Неспособный... Пока не появляется Стайлз. Она словно дышит за двоих, словно чувствует всю МакКолл досконально и появляется всегда в нужную минуту. Стоит на крыльце и звонит, звонит и звонит в дверной звонок, пока Мелисса не откроет, ругая Стилински, пока Скотт не встанет и не впустит подругу сама, если мама на работе. Та всегда взволнована и при первой же возможности бросается МакКолл на шею, крепко обнимает, прижимается близко, тесно, чтобы не осталось и миллиметра между их телами. Подобное вызывает табун мурашек, рой бабочек в животе, если угодно, стаю голодных до чувств волков. И Скотт прикрывает глаза, вдыхает свежий запах запыхавшейся Стайлз, восстанавливая в памяти, откладывая подальше в закоулочки воспоминаний, чтобы как можно дольше сохранялось в оригинальном виде, цвете, запахе, чувстве. Чтобы бледные губы всё так же продолжали улыбаться во время снов, а глаза - блестеть. Это так привычно: запоминать Стайлз, вдыхать её в себя всю, читать, как интересный рассказ и всегда улыбаться, потому что сдержать улыбку при общении с ней невозможно. И если кто говорит, что это Стайлз не может без мохнатых защитников, Скотт тихо смеётся, скрывая смех за кашлем. Потому что это стая не может без Стилински, потому что больше никто не понимает так, как она. Потому что больше никто и не хочет понимать и принимать. И МакКолл любит раскрываться Стайлз, любит рассказывать ей о себе, глотая горькие слёзы, ей нравится, когда подруга просто сидит на стуле рядом и слушает внимательно, как не слушает больше никого, словно только Скотт и важна. Хоть ненадолго, но это дарит ощущение... любви. Настоящей, которая вгрызается волчьими укусами в самое сердце, выскребается острыми когтями на задворках сознания, выжигается алым взглядом в душе. Стайлз - Истинная Пара. И это волк не рычит, он воет, отчего вой эхом отражается от черепной коробки, оставаясь глубоко внутри Скотт. Навсегда.