***
Время шло, и с каждым из дней всё глубже вживалась в душу — тоска. Чёрная, тяжёлая ноша, сжимающая грудь стальными тисками. Ни камни, ни золото не блестели уже так, как ранее. Лишь руки сильнее сжимали молот, и резче становились удары им по наковальне. Но ещё более невыносимы были слова друзей да залихватские шутки старших. Даже клинок, вошедший в тело, не ранит так! Не причиняет такой боли, не оставляет столь кровоточащих ран. Наследный принц, продолжатель рода Дурина Великого… Продолжатель! Он мечтал о войне, где мог бы погибнуть с честью, дабы прекратить эту муку. Он молил Создателя — вырвать из него чувства, сделать простым шахтёром, чья жизнь обыденна и проходит в праведных тяжёлых трудах. Он даже призывал к Горе некое несчастье, когда он мог бы защитить и спасти её — ценою собственной жизни. Испустить дух, лёжа у нее на руках, уйти в чертоги предков с её светлым образом в глазах. Но даже жизнь отдать — мало за её теплую ласку. Высшей наградой судьбы было — просто любоваться ею, но он боялся даже войти к ней в чертог. Страшное смятение охватило всю жизнь принца, лишило сна, спокойствия и свободы. Каждое утро он приветствовал кивком царицу своего сердца, а днями в кузнице пытался освоить новое для себя ремесло — ювелира. Веками не давалось оно никому из рода Дурина. Все они были воинами: сильными, рослыми, очень высокими. Их руки ковали оружие и латный доспех. Теперь же Трайн мечтал создавать из металлов — цветы, и каждый вечер дарить их своей супруге. В день, когда первая серебряная роза была завершена, он шёл в чертог — в надежде. С мечтою о том, что коснётся её руки, увидит озеро Кхелед Зарам совсем рядом. С вожделением услышать её голос и полюбоваться улыбкой красавицы. Всё глупости — эти легенды о её проклятии, о том, что она обречена и обрекает на безвременную смерть всех близких своих. Цветок редкой красы и нежности, что распустился в недрах Эребора — для него. Это ведь счастье и подарок судьбы! К чему эти сплетни о проклятии? Теперь уже принц был благодарен своему отцу и решил — действовать. Трепетными шагами приближаться к ней, сказать о своей любви и надеяться, что однажды девушка примет его. У порога сердце забилось чаще. Грубая рука, держащая розу, чуть дрогнула. Вздохнув всей грудью, Трайн отворил дверь и вошёл. Несколько мгновений глаза напряжённо оглядывали покои. Чертог был пуст. Роза выпала из рук, и звук падения возвратился в душу страшной тревогой. Гном чувствовал, он понял, что случилось несчастье. Нет, безусловно, королевна могла и выйти из своих покоев на прогулку. Но сердце отчётливо говорило Трайну: это беда. Нужно во что бы то ни стало найти её, и как можно скорее. И он искал: в парадных залах и туннелях с высокими малахитовыми сводами, под которыми кипела жизнь подземного города. В трапезных и оружейных, среди мастерских ремесленников и ювелиров. Зарам исчезла. Словно растворилась в недрах Горы, породившей такое чудо, но и забравшей её обратно – себе. Никто не видел её, и не мог помочь. И королевич уже готов был поднять всю дворцовую стражу. Гнев Трора будет безумным, и о таком скандале в королевской семье потом долго будут судачить. Если бы только он мог знать, что на душе у той, которую он так любил и без которой не мог уже жить! Чёрною мглою подернулся свет резных светильников в малахитовых стенах города кхазад. Рука со всей силой сжимала рукоять меча, столь бесполезного в этом постигшем его несчастье. Встреча с полусотней орков была бы не столь чудовищна и трагична. Что ждёт теперь впереди? Какие вести принесут чёрные вороны?.. Судьба одарила его самой прекрасной девой в мире, а он просто потерял её, не сумел сберечь, не удержал. Чёрные вороны, что веками жили на вершинах Одинокой горы, верные друзья гномов. Быть может, они помогут? И есть ещё ничтожная надежда?.. Если Зарам нет в Горе, значит нужно искать за её пределами? Морозный воздух больно ударил в разгорячённое лицо, крупные снежинки кружились, гонимые сильным и порывистым ветром. Воронья стая встревоженно галдела, две большие чёрные птицы направились к королевичу, заметив его возле древних каменных врат. Опрометью гном бросился за ними, не говоря ни слова. Они знали, конечно же они знали, и вели его к той, что нужнее воды и воздуха, что дороже всего золота и самоцветов. Девушка стояла на краю обрыва, глядя вдаль невидящими глазами. Её ресницы и волосы, тонкая изящная бородка, сплетённая в косу, и воротник накидки были сплошь залеплены снегом. Щёки уже подёрнулись белесым налетом, а замёрзшие руки из последних сил держались за отвесную стену горы. — Зарам! Зарам, любимая… Она чуть повернулась, увидела Трайна, но лишь покачала головой и закрыла глаза. — Уходи. Я знаю. Пророчество. Проклятье. Смерть без времени всех, кто дорог и любим. Ты не должен брать меня, ты прав. Ты будешь жить долго и станешь великим королём. Я же просто замёрзну здесь, ибо нет во мне решимости спрыгнуть вниз и уйти в Чертоги Ожидания мгновенно. Страшная догадка сразила наповал. Она снова обернулась, в глазах её были слёзы, и, кажется, она хотела что-то сказать, но лишь подошла ближе к краю. Гном бросился к возлюбленной подобно дикому зверю, а она сделала страшный шаг в сторону пропасти. Призвав к себе все силы Создателя, Трайн вскарабкался по склону, оказавшись прямо под девушкой. Он протягивал к ней руки, умолял не двигаться. Они смотрели друг другу в глаза, и оба плакали. — Я люблю тебя, Зарам! Люблю! Я был дураком. Я не решался… Я был ослеплён и повергнут в смятение. Но шёл бы к тебе хоть годами… Королевна закрыла глаза, отступила к стене, но ветер, снег и холод уже истерзали её и лишили последних сил. Она упала без чувств на уступе, где стояла. Он же в несколько прыжков оказался рядом, забыв обо всём на свете, поднял её на руки, целовал побелевшие уже щёки, пытался отдать ей всё тепло своего тела, но она не приходила в себя. Никогда ещё сердце так бешено не билось в груди королевича. Никогда ещё он так не спешил скорее в гору, с драгоценной ношей на руках и в страшном смятении, ведь может быть – уже поздно! Едва тяжёлая щеколда в их покоях опустилась за ними, он высвободил её из промёрзшего насквозь платья, сбросил свою одежду и, сам не помня себя, прижимал к груди изящное тело возлюбленной, принимая в себя весь холод, сковавший её кисти и стопы ног. Сильные мускулистые руки сжимали её, губы вдыхали в неё тепло, покрывая поцелуями её лицо, шею, грудь, плечи. Отчаянье Трайна было столь велико, что он не осознавал обуявшей его дикой страсти, покуда Зарам не открыла глаза, не провела своей маленькой ручкой по его щеке и не улыбнулась. — Любимая… Палец девушки коснулся его губ, а после она робко поцеловала его, и весь мир унёсся прочь от блаженства этой её первой ласки. И не унять уже было страсть, и столь прекрасна была та ночь, что осталась в памяти навечно.***
Долгие часы тревожного ожидания, наконец, завершились, когда отворилась тяжёлая дверь, и из покоев королевны вышла старая повитуха со свёртком на руках. — Поздравления мои, королевич! Это мальчик! — А она? Как она? — Очень слаба и не скоро придёт в себя. Но будет жить. Свёрток в руках старухи зашевелился и захныкал. Повитуха вложила его в руки новоиспечённого отца, и задрожали в тот миг эти сильные и грубые руки. На глаза навернулись слёзы, когда Трайн увидел личико сына. Вот оно – сокровище, которое не найдёшь в самых богатых недрах, не создашь самыми умелыми руками. Первенец и наследник. Продолжатель великого рода Сигин-Тараг. Ребёнок открыл глаза, и словно разлились в тот миг в мире два новых кристально чистых голубых озера – Любви и Надежды. В туннелях послышался шум, и в чертог вошёл король Трор со своей свитой. Забрав себе младенца, царственный гном несколько минут оглядывал его, держал за крохотную ручку и улыбался. — Дай ему имя, отец. Все, кто был рядом, почтительно поклонились, немо вопрошая короля исполнить свой долг. — Тут нечего думать! Тебя назвали в честь великого короля, в чье правление обретено было Сердце Горы – Аркенстон. И твоему сыну дано будет имя сына Трайна Великого. Я нарекаю его Торином. И выращу его истинным королём народа кхазад. Да будет так! — Да будет так! — Да будет так! – вторили голоса всех собравшихся. — Он станет великим правителем, о котором будут сложены песни и легенды! Трор вернул младенца отцу и повернулся к слугам, собравшимся поодаль, чтобы увидеть знаменательное событие. — Что стоите? Режьте хряков и овец! И готовьте пир! Шлите воронов в Железные Холмы. Все мои сородичи должны узнать о рождении наследника! Трайн не слышал ничего, лишь любовался ребёнком, и шептал ему: — Торин… Мой первый и так похожий на любимую! Ты обретёшь не только власть, но и счастье, клянусь тебе бородой Дурина! На руках у отца малыш не плакал и почти не шевелился. Похлопал чуть своими небесно-голубыми глазами, глубокими и чистыми, и тихонько уснул, сжав в кулачки обе ручки.