Глава 50. Двенадцатая из Последних Лун
28 октября 2020 г. в 02:02
Ульви и Дис поженились в самом начале своего любимого месяца — в апреле. На полянках в лесу тогда цвели первые весенние цветы, ночи были покамест холодны, но дни ясны и теплы. Лучшее в жизни время влюблённые проводили в лесу рядом с поляной, а для безумных ночей у них была легендарная уже купальня — чудо разума и мастерства, обитель истинного наслаждения. В день бракосочетания Торин сам повязал их руки шёлковой лентой, а Райнэ надела на головы новобрачных венки из белых цветов. Молодую пару чествовали все, и каждый признал, что узбад отдал сестру-принцессу в самые лучшие надёжные руки. Их любовь сияла в те дни ярче солнца! И даже слепой мог увидеть её, если бы ему довелось пировать на этом празднике. Темнокудрая прелестная Дис и её статный мускулистый избранник, чьё лицо обрамляли золотистые косы — никогда ещё Азраг Арад не видели столь красивой пары: родовитой принцессы и лучшего воина клана, героя войны, а в прошлом простого сироты, вопреки всем превратностям судьбы добившегося руки своей недоступной избранницы. Сказка ожила для них двоих, чтобы продолжаться всю жизнь, и яркое тёплое солнце того дня искрилось в проступивших на глазах слезах счастья. Лишь Райнэ оставалась спокойной и, казалось, ничему не дивилась. Дис помнила, что её подруга всегда считала их с Ульви союз делом предрешённым. Только вот причины такой странной уверенности так и остались никому неизвестны.
В те дни торжеств Торин решил покончить с непризнанным положением своей супруги. Райнэ заняла место королевы, и её называли азбади. Это был триумф для молодого правителя, его сбывшаяся мечта и исполненная клятва. Мудрая, прекрасная и величественная, любимая поглощала его внимание полностью, и, охваченный трепетным волнением, Дубощит не замечал тех, кто вовсе не собирался оказывать его жене королевские знаки почтения. Весёлый праздник увлёк всех и каждого в череду забав и удовольствий. Тосты сменялись песнями, поздравления — танцами, кушанья на пиршественном столе возникали вновь на месте пустых блюд. Вино и эль лились рекой, и никто уже не замечал, как обратился к даме сердца узбада тот или иной воин клана. А были и такие, кто предпочёл и вовсе держаться в стороне, а чествованию новобрачных предпочесть внеурочную вахту.
— Нам нужно что-то делать, — хмуро пробурчал Двалин на ухо брату. — Так он усадит её на трон вообще безо всякого признания.
— Что же, он не обязан спрашивать твоего дозволения.
— Что ты несёшь? Вспомни наше обещание Трайну! Мы поклялись не допустить эту ведьму на трон! Это ведь закон, древний закон!
— Древний закон говорит о всеобщем признании халефи, публичной свадьбе королей. А Торин пока что лишь наш узбад. А потому может сажать за стол рядом и класть к себе на ложе хоть потаскуху, причём каждый день всё новую.
— Но её называли азбади! Это попрание всех устоев предков!
— Брат, друзья Торина просто хотят польстить ему или порадовать в праздник. Не волнуйся, трона и короны ей не видать. Когда мы вернём Эребор, этой девице придётся оставить нашего короля навсегда или же получить поддержку всего клана. А мы с тобой принадлежим к высшей родовой знати.
— Вернём Эребор… — из груди высоченного здоровяка вырвался хищный рык. — Легко сказать! Если мы продолжим бездействовать, эта особа будет править нами до скончания наших дней.
— Не преувеличивай, братец. Править она никак не может, и все здесь знают о незаконности их мнимой женитьбы. Ульви лукавит, а второго свидетеля-мужчины как не было, так и нет.
— Да я просто чувствую, что это именно она стоит между мной и Торином! Уж если раньше я был молод, то теперь препятствий быть не может, но они есть. А всё потому, что узбад видит лишь эту девку, которая красит не только лицо, но и волосы, да ещё и ему бороду стрижёт…
Слепое неприятие происходящего сынами Фундина не могло омрачить счастья молодых равно как и радости первой четы общины. Удалившись из-за стола, накрытого прямо на Поляне Духов, уже под утро, все четверо укрылись в своём Дворце, название которого в тот день как никогда отражало действительность. Сбылись мечты двух сердец, что замирали столько раз при мысли о неминуемом разлучении, но теперь замерли от неверия в собственное счастье. На мраморных плитах вокруг купальни стояли вазы с фруктами и кувшины отборнейшего вина, а благовония, добавленные в воду в ту ночь, под силу было достать только великим мира сего. Ароматная дымка окутала их, приглушённый свет струился словно из-под земли. И не было больше иных желаний кроме как всецело раствориться друг в друге.
Ульви предстояло расширить и обставить новый грот в горе, впрочем времени у юноши было вдоволь. Дворец Исполнения Желаний оставался в их распоряжении до самых холодов, девушки компаньонки так и жили там до самого дня Дурина. Вместе им не страшны были будни, пролетавшие без любимых мужчин. Райнэ вообще не позволяла Дис оставаться одной и каждодневно следила за подругой, готовящейся стать матерью. Ожидание казалось принцессе бесконечным. В отличие от человеческих женщин гномкам в интересном положении очень рано становится тяжело даже ходить и заниматься привычными делами — ребёнок в чреве растёт быстро и появляется на свет куда крупнее людских новорождённых. Забота и помощь верной подруги скрашивали все тяготы, а маленькие радости, что случались с каждою Луной всё чаще, становились для Дис наградой за перенесённые неудобства. Молодая жена лучшего друга узбада оставалась прекрасна лицом, косы её не редели, и однажды Райнэ невзначай спросила её:
— Как назовёшь сына? — Дис улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:
— А если родится девочка?
— Не говори ерунды, ты и сама хорошо знаешь, что будет мальчик!
— Опять твои пророчества? Вот не зря ты слывёшь колдуньей и вредишь себе этим!
Райнэ подняла голову, отложила платье, которое перешивала для Дис на будущее, и внимательно посмотрела подруге в глаза.
— Уж не знаю, как можно принять за колдовство обыденное знание, доступное даже необразованной крестьянке! Выбирай имя для будущего воина и забудь эти бредни о ведьминых пророчествах. Оставь это тем, кому нужно заполнить сплетнями свою пустую башку.
— Знаю я одного такого. Силушкой Махал его одарил с лихвой, а вот в голове и верно не густо.
— Ты о младшем из своих кузенов?
— А о ком же? Он не любит тебя и ужасно ревнует к тебе Торина.
— Для меня это не секрет. А вот он и не ведает, что вредит самому себе. Впрочем, хватит о нём! Я хочу знать, как называть нашего малыша! Нам с тобой уже пора обращаться к нему по имени!
— Ты права. Осталось уже немного. Я чувствую, всё свершится в Последнюю Луну осени. Она в этом году особенная.
С наступлением холодов для Дис начиналось самое тяжёлое время. Не могло быть и речи, чтобы оставить её без присмотра опытной целительницы и лучшей подруги. Райнэ хотела жить и дальше в доме на Поляне Духов, но оба мужчины были категорически против этого. Грот для молодой четы был готов, но покамест приспособлен для двух женщин и исполнения их важной миссии. Ульви предстояло ещё некоторое время делить чертог с другом, но он и помыслить не мог, чтобы в столь важное время редко видеть супругу. Торин же указал барышням, что теперь им подавно некогда следить за безопасностью и даже за простым порядком, а потому их переезд в Азраг Арад не подлежит обсуждению. Ему непонятно было сопротивление любимой, которую, как он считал, все уже признали его азбади. Ей пришлось подчиниться, но буря не заставила себя ждать.
Каждую двенадцатую Последнюю Луну осени гномы встречают торжественно, и праздничными считаются все дни, что она сияет на небе. Это время закалки и воздержания, усердных тренировок, но главное — время возносить хвалу Праотцу, поведать ему о своих свершениях и испросить совета. Считается, что если в первые две недели всё сделать правильно, то к последней четверти Великий Дурин явит тебе во сне свои повеления и советы, направит на верный путь и благословит замыслы. О явленном нельзя никому сообщать, но успех получить высшее послание непременно необходимо отпраздновать, причём на широкую ногу. За окном стояли крепкие морозы, и сугробы уже выросли кое-где до самого пояса, когда под сенью каменных стен царил пир — не для всех. Лишь для мужчин, что достигли совершеннолетия, стали воинами и овладели мастерством ремёсел. Только их, как считалось, Дурин станет слушать, но советами может кого и обойти, если сочтёт просителя недостойным. Это было весёлое время выдать желаемое за высшее повеление, утвердиться в цели, поставленной на двенадцать лет вперёд, укрепить тело и волю, а после вдоволь насладиться буйным хмельным застольем, продолжающимся целую неделю. Прошлая торжественная Луна сияла на небе в годы траура, и застолья были отменены. От этого теперь праздник выдался особенно разгульным. Община в Синих горах насчитывала в то время чуть больше тысячи жителей, из которых порядка четырёх сотен могли принимать участие в пирах. Все они, как водится у кхазад, расходились по любимым тавернам своими компаниями: гильдия к гильдии, поколение к поколенью. Узбад, как ему надлежит, пировал всегда с избранной частью дружины и роднёй, ведущей историю своего происхождения от самого Дурина. Низкие своды харчевни, освещённые настенными факелами, приютили лучших воинов и благородных отпрысков королевского рода. Впрочем, взгляни на них случайный гость этого праздника, никогда он не понял бы разницы между этой таверной и другой, находящейся по соседству. Излишества и знаки отличия не просто не приветствовались, а строго порицались. А потому увидел бы наш залётный посетитель бравую компанию, которой уж точно не привыкать к рукояти клинка, топора или кузнечного молота. Старик Гроин в тот день оставил молодых, отправившись к гномам своего возраста, хоть и имел все права на почётное место старейшего из потомков великого Праотца. Сдерживать молодецкую удаль оставалось некому.
В первый день тяжёлые деревянные столы сдвинули в один, но уже на утро второго дня празднеств компания распалась на несколько, и время от времени гномы в таверне сменяли друг друга, переходили от одного стола к другому. Царила лёгкая приятная атмосфера отсутствия официальных правил, а проще говоря, радостная неразбериха. Всё это время Двалин всячески стремился оказаться рядом с Торином и поговорить с ним с глазу на глаз. Но свято место, как водится, пусто не бывает. «Чёртова дюжина», разумеется, была узбаду ближе, ну, а четверо кузенов сына Трайна, выросшие вместе, всегда считались своей компанией. Лишь на пятый день, воспользовавшись отсутствием нескольких собратьев, «отличившихся» вчера особым усердием в выпивке, Двалин добился своего и сел напротив Торина на пустую скамью. Вместе с ними за столом оказался только Яри, которого молодой жёноненавистник и ревнивец невзначай отправил за мясом и элем.
— Как настроение, узбад? Давненько мы с тобой не говорили с глазу на глаз. Ты всё предпочитаешь мне другие общества.
— Брось, кузен! Ты ведь знаешь, отчего мы редко оказываемся вместе. Выбрал бы ты ремесло кузнеца, всё было бы не так.
— Лукавишь, Торин! Твой лучший друг ведь каменотёс, как и я. А вы почти что неразлучны.
— Ох, Двалин! Ты так и не повзрослел и по-прежнему готов всё отдать за час тренировки! Только больше тебе не нужны мои уроки. Ты вон вымахал выше меня и, похоже, стал сильнее. Теперь можешь сам тренировать молодых. К слову, подумай об этом. У нас не так много воинов, готовящих юношей к испытаниям.
Двалин чуть поморщился, впрочем с удовольствием ударил кружкой о кружку узбада и сделал большой глоток креплёного эля.
— Так и знал, что ты захочешь отправить меня куда-нибудь, чтобы поменьше видеть. А я то мечтал, что ты примешь меня в свой элитный отряд!
— Ты хочешь служить в «Чёртовой дюжине»? — Торин улыбнулся и откинулся на деревянную стойку за скамьёй.
— Почему бы мне не хотеть этого? Ты сам признал мои преимущества перед другими. Моё место рядом с тобой, а учить сопляков могут и старцы.
— Я подумаю об этом, — Узбад кивнул кузену, выпил из своей кружки, встал и направился к соседнему столу. Возмущению младшего сына Фундина не было предела. Выходит, он зря ждал и надеялся? Намерений приблизить его к себе у Торина даже не было в мыслях. Какую же судьбу он прочил считай двоюродному брату? Ведь отцы их сроднились, а Трайн вырастил сирот после гибели Фундина. И как повлиять на это жестокое несправедливое решение?..
Ещё целые сутки Двалин провёл в мрачных раздумьях, на вопросы Балина, Оина и Глоина отвечал сухо и резко. Веселье и развлечения проходили где-то в стороне от него. Но уже на следующее утро молодой упрямец отправился обратно на глаза своему кумиру. И происходящее отнюдь не разочаровало его, вселив в душу надежду. Вся таверна затихла, когда над столом возвысилась могучая фигура Хорнбьёрна.
— Время ещё даже не обеденное, а я пьян, как хряк при пивоварне!
Воздух сотрясли раскаты молодецкого смеха.
— Смотри не засни в корыте с протухшим слитым пойлом!
— Вот я и не засну! А все, кто в последнюю ночь хочет пировать, а не валяться в грязи под столами, ай-да разомнём мышцы на крепком морозце! Вейг, дружище, давненько мы не спорили, кто кого!
Схватки двух богатырей «Чёртовой дюжины» всегда становились зрелищем незаурядным, пропустить такое было уж никак нельзя. Оттого вся компания двинулась ко вратам, наспех похватав оружие и тёплые накидки. Обжитая полоса вокруг горы была сплошь заснежена, но всё же напоминала арену военных действий. Тут и там чернели кострища, валялись брошенные секиры и молоты, сломанные ножи, топоры и нехитрый скарб. Очевидно, желание размяться на морозе возникло у соратников Торина позднее, нежели у прочих их сородичей. Потешные бои — неотъемлемая часть большинства гномьих празднеств, и едва дело дошло до этого традиционного развлечения, в душе Двалина затеплилась надежда. Нужно было лишь не упустить момент. Если только он сумеет победить самого узбада! Тогда у того не останется причин задвинуть его, своего брата, в сторону, отправить тренировать неумелых мальчишек. Тогда Торин исполнит его просьбу и примет в передовой отряд защитников Азраг Арад. А уж там, будучи рядом, он сумеет вернее следовать наказу узбада Трайна.
Схватка Вейга с Хорнбьёрном увлекла всех кроме младшего сына Фундина. Куда важнее для него стало то, что вслед за первым боем на утоптанную снежную площадку отправились ещё несколько пар. Обычно кхазад старались продлить любимое зрелище и насладиться в отдельности каждым из поединков. Но только мороз в тот день был таков, что ждать мало кому хотелось. Ребята желали поскорее согреться, а для этого недостаточно было кутаться в тяжёлые меховые плащи. Обнажаясь по пояс, молодые воины наслаждались покусыванием сурового холода, а после давали волю силе и удали. Через минуты от разогретых тел начинал валить пар, глаза загорались в стремлении к победе, в головах становилось ясно, а на душе легко. Дружная компания рассудила в ничью три из шести поединков. Единственными, кто не принимал участия в соревнованиях, оказались Торин и Двалин. Момент настал, и один брат шепнул другому:
— А что же ты? Ты теперь не как все?
Как того и требовалось, эта реплика не пришлась по душе молодому узбаду. Он с укоризной взглянул на дерзкого собеседника и ответил:
— Я всегда был и буду равным всем и каждому.
— Похвально! Тогда окажи мне честь! Мы тут вдвоём остались замёрзшие. Можем согреться.
— Мечтаешь об этом с детства?
— Лелею надежду проверить свои умения. Лучше тебя ведь нет никого. Что, если мне улыбнётся удача?
— Это всего лишь потешный бой.
— Думаю, в паре с тобой и он станет показательным!
Чуть поведя бровью, Торин поднялся, и едва его длинная лохматая мантия упала на снег, весёлая орда взорвалась криками приветствий. Мужчины туго завязали волосы и скинули рубахи. Они дрались как все — безоружными, обменялись серией выпадов и сошлись в жёсткой суровой сцепке, где всё решает лишь сила рук. Тяжёлые сапоги вгрызались в утоптанную белую корку, мышцы играли под кожей, мускулистые руки сжимали плечи противника, тесня его в сторону, стараясь уложить наземь. Двалин забыл в тот миг обо всём. Он знал — это был его шанс, пусть они и не заключали никаких договорённостей. Он был силён, он был отменно сложен. Но только ничто не заменит того бесценного опыта, который даёт лишь только война. Он проиграл поединок, хоть и продержался супротив узбада довольно долго. Тяжело вздохнув и переводя дух, юноша смотрел, как довольная зрелищем компания с разговорами двинулась к тёплым чертогам, где каждого ждала желанная теперь чарка. Никто из них, конечно же, не был удивлён, все они ждали именно того, что и произошло. Ни один молодой выскочка не может справиться с лучшим в клане, даже если ему благоволят все духи везения и удачи. Торин снисходительно улыбнулся и поднял свою рубаху, когда откуда-то изнутри, из недр души его брата сами собой вырвались слова:
— Прошу, дай мне ещё один шанс!
— К чему тебе это? Да и никто не смотрит. Они все ушли, и мы тоже замёрзнем, если не последуем их примеру.
— Не важно. Так даже лучше, что мы лишь одни. Ты ведь знаешь, сколько лет я ждал этого.
— Ты неисправим, брат. Но биться на тех же условиях неразумно. Давай уж тогда с оружием. Ты ведь предпочитаешь боевые топоры?
Оглядевшись, мужчина подобрал с земли брошенное неподалёку орудие и протянул его кузену. В его собственных руках через миг оказался почти такой же, только чуть меньше размером и весом.
— Тяжёлые молоты и двусторонние секиры я люблю не меньше. Но их здесь нет.
— Довольствуемся тогда располагаемым.
Близилось тёмное время. В чертогах едва начинались обеденные пиры, а над поляной уже сгущались сумерки. Двенадцатая из Последних Лун освещала свою финальную ночь — самую длинную ночь в году. Всего за несколько минут, прошедшие после схватки, лютый мороз пробрал воинов до костей, новый поединок становился даже желанным. Топоры провернулись в могучих руках потомков Дурина, кузены встали в боевую позицию. Двалин не стал медлить и атаковал брата, но каждый его выпад оставался неизменно отбитым. Топоры не были хорошего качества, иначе бы их тут не оставили, но в руках мастера и простая жердь может стать опасным оружием. Кровь вновь закипела в жилах, разливаясь по телам живительным теплом. Ритмично перемещаясь по поляне, братья наращивали темп, поединок становился всё яростнее. Отбив необычайно мощный удар, Торин отошёл на шаг в сторону и произнёс:
— Ты ведь не спроста затеял это. Ты хочешь в отряд.
— А ты не спроста выбрал именно моё оружие, так ведь? На мечах мне тебя не победить.
— Но здесь и нет мечей. Меч — оружие благородное. Его так просто на снегу не оставят.
Вопреки надеждам, Торин ничего не ответил, хоть и догадался о цели своего родича. Время шло, а вместе с ним подступала неизбежная усталость. В бое на топорах очень многое решает размер и вес орудия, а также длина рукояти. Торин был в проигрышном положении, но его противник не ощущал особой форы. Волосы соперников взмокли, по лицам и телам катились капли пота, а разрешить ситуацию так никому и не удавалось. Говорить друг с другом уже не было сил, нужно было беречь дыхание. При этом каждый про себя думал, что второй воистину мастер своего дела, и Великий Отец гордился бы им, если бы видел этот бой. Сами того не заметив, они вплотную приблизились к форпосту охраны, обнесённому тяжёлой кованой решёткой, закреплённой на широких железных столбах. Разойдясь после очередного яростного удара, братья перекинулись парой фраз, но соглашения не достигли.
— Может, признаем ничью? Я впечатлён тобой. И нас могут хватиться.
— Нет, Торин! Не соглашусь! Я пришёл сюда за победой и буду драться из последних сил дабы вкусить её. Будет что вспомнить через пару сотен лет.
— Как пожелаешь!
Двалин издал хриплый боевой клич и обрушил на противника удар, в который, казалось, вложил все последние силы. И тут случилось непредсказуемое. Хозяин старенького топорика неспроста бросил его возле потухшего костра: выдержав не одну серию мощных ударов, рукоять надломилась, и топорище отлетело в сторону. Оставшись почти что обезоруженным, но не желая признавать поражение, Торин видел всё словно в замедленном темпе, и, воспользовавшись этим особым чувством, поймал момент и ударил древком по месту, приходящемуся центром тяжести орудия своего соперника. В тот миг рука Двалина ещё не закончила движение, и новый удар резко развернул её. Грозное навершие топора устремилось вниз и с силой ударило по колену мужчины. Вздрогнув, но не издав ни звука, Торин смотрел на брата ещё несколько мгновений, а после пошатнулся и упал на снег. Оцепенев от содеянного, сын Фундина отпрянул назад, уронил топор и непроизвольно схватился рукой за железный столб. Голова его опустилась, найдя ту же опору.
Снег казался уже иссиня серым, но было видно, как по нему расползается зловещее тёмное пятно. В голове всё перемешалось, все чувства сменились каким-то чудовищным хаосом, состоящим из вины, страха и сожаления. Двалин не знал, сколько прошло времени: быть может лишь несколько секунд, а может минута. Он готов был уже рвануться на помощь покалеченному узбаду, когда услышал звонкие голоса. Они доносились издалека, но бесспорно звучали совсем рядом. Их хватились, и теперь «Чёртова дюжина» Дубощита пришла обратно, увидев сцену, которую он готов был вычеркнуть из своей жизни да хоть самой высшей из возможных цен. Паника пригвоздила его к промёрзшему столбу, а тем временем парни уже суетились вокруг раненого Торина. А высокий воин, похожий на медведя, с силой рванул его на себя, наградил мощным ударом в лицо, повалившим на землю, а после пнул сапогом. Лишь потом незадачливый победитель понял, что за то время, которое он стоял у столба, его рука, волосы и кожа головы с одной стороны намертво примёрзли к железу и теперь оборвались, оставив на его теле заслуженное наказание за содеянное.
— Ублюдок, я убью тебя, пока эта честь не досталась другим! Как ты посмел покуситься на него? Мечтал оказаться на его месте?
Остри Анарсон, а это был именно он, говорил о священном древнем законе, согласно которому каждый, поднявший руку на узбада, подписывает себе смертный приговор. Хотелось лишь одного — чтоб приговор этот привели в действие быстрее. Но всё обернулось иначе. Торин был в сознании, даже поднялся на ноги, хоть и не мог стоять без помощи друзей. И там, между этим снегом и небом, что были в тот миг одного цвета, прозвучал его голос:
— Оставь его, Остри! Мы бились честно!
— Оставить? Он ранил тебя в священную ночь Двенадцатой из Последних Лун, а мог и убить! Я требую суда и расправы!
— Я велел тебе отойти от моего брата. Расправы не будет.
— Взгляните на него! Сам Махал покарал руку, совершившую преступление, и голову, что его задумала.
— Остынь, Анарсон! Это приказ!
Всё дальнейшее пролетело чудовищным страшным сном и закончилось тяжким забытьём в какой-то конуре рядом с братом. Балин всхлипывал и твердил, что за зря они потешались над короткой бородой Торина, ведь теперь его славному брату придётся обрить и второй бок головы, оставив лишь несуразный гребень посередине. И так навсегда, а это почти что позор! Когда разум уже покидал его, Двалин боялся лишь одного — пробуждения.
Между тем в весёлой доселе таверне воцарилась настоящая суета. Нанесённая Торину рана была не из лёгких, остановить кровь можно было только срочно её зашив. Ульви намеревался бежать за Райнэ, но женщинам нельзя было переступать порог харчевен в такую ночь. К тому же все понимали: получи это происшествие огласку, оно отбросило бы чёрную тень несмываемого позора на всю легендарную «Чёртову дюжину». Хороши же герои-охранники, коли не уберегли от беды самого узбада клана! Ранение Торина нужно было скрыть, причём действовать самим. Покамест ничто кроме мертвенной бледности и потухших глаз не выдавало его страданий, но любое промедление могло усугубить ситуацию.
— Заприте все засовы, не пускайте сюда никого! И тащите весь шнапс, что есть! — скомандовал Нюрад. Именно ему предстояла тяжкая миссия врачевать рану, он единственный из всех многократно делал это во время войны. Крепкое пойло хлынуло из бочёнка в кружки, одну из них поднесли к губам Торина.
— Пей, узбад. От боли не спасёт, но немного поможет.
— Делай, что нужно и не думай обо мне, — процедил тот сквозь зубы, морщась от жуткой горечи, — а как закончишь, просто перевяжи потуже. Я выдержу.
Следующие четверть часа растянулись для всех на вечность. Но даже справившись, парни не представляли, что делать дальше. В пиршественную ночь по туннелям горы шаталось полно гуляк, из-за дверей доносились звуки пьяных песен, разговоров и криков. До рассвета было ещё далеко, а ранее этого сородичи никак не уберутся по своим конурам. Перенести Торина в его грот незаметно они просто не смогли бы, но тут он сам пришёл товарищам на помощь.
— Хорош уже причитаний. Мне не голову проломили. Помогите сесть за стол, и продолжим пир. Всем вам пора изрядно хлебнуть из этого бочёнка! А то на вас уже лица нет. А было бы из-за чего.
Устроившись в углу, он закрыл глаза и некоторое время сидел безмолвно, но после встряхнул головой, выпрямился, опёршись рукой о стол, и велел всем забыть о произошедшем. Все понимали, как ему тяжело. Но законы священной ночи, репутация отряда, да что там, и своя собственная репутация стали тем зельем, что помогли ему пережить и боль, и слабость, и потрясение.
— А дальше? — шепнул ему Ульви. — Сейчас ты держишься, но потом?
— Дальше со мной будет Райнэ. А она, уж поверь, разберётся получше этого стада пьяных врачевателей. Отлежусь пару дней, как и все. Думаешь, кто-то выберется на свет раньше после недельных возлияний?
— Рана опасная, ты не оправишься так быстро. Зачем ты только пошёл на поводу у этого молокососа?
— Не решай за меня. И я не жалею. Он уже не молокосос. Он доказал, что стал мужчиной. А ещё я приму его в наш отряд.
— О, нет! Прошу тебя, только не это! Его все здесь будут презирать.
— Однажды он докажет вам, что достоин уважения.
Священная ночь завершалась, оставалось менее часа до рассвета. Гора засыпала, гуляки понемногу разбрелись по домам, и друзьям удалось, наконец, устроить своего несчастного предводителя отдыхать в его покоях. Силы покинули Торина, он терял сознание, но всё ещё нуждался в помощи. Повязка на колене была вся пропитана кровью.
— Иди за ней, приведи азбади. Только она сможет помочь ему. — Остри буквально вытолкал Ульви в туннель. Голова кружилась, душу терзали разные мысли. Как он скажет Райнэ и Дис о случившемся? Что ответит искусная целительница, узнав, что они сделали с её мужем, даже не обратившись к ней самой? Коридоры сменяли друг друга, очертания дверей и факелов расплывались в странный причудливый рисунок, напоминающий палитру неумелого художника, пытающегося нарисовать огонь в темноте. Он хорошо знал дорогу, и ноги сами принесли его к гроту. И тут, уже достигнув цели, Ульви застыл, как вкопанный. Из-за двери доносились крики: крики его любимой жены. И так кричат лишь тогда, когда подвергаются насилию. Без того уставший измученный парень готов был броситься на помощь, когда его остановила чья-то рука. Рядом стояла старая уже гномка с морщинистым лицом, но очень выразительными добрыми глазами.
— Куда ты, милый? Нельзя тебе туда! Это ж немыслимо мужчине узреть высшее женское таинство!
— Что с ней делают? И я её муж!
— Понимаю, муж. Все вы рвётесь, но нужно ещё подождать. Немного ещё, скоро уже всё свершится. Наберись терпения.
Догадка сразила наповал. Безумная ночь Двенадцатой из Последних Лун завершила их долгое и трепетное ожидание. Теперь, немного придя в себя, он услышал и голос Райнэ. Она уговаривала Дис успокоиться, дышать, твердила, что всё хорошо, лишь нужно ещё немного усилий. Мокрая от пота спина коснулась гранитной стены и сама собою поползла вниз. Там его ждали Остри и раненый Торин, но он не мог привести к ним целительницу. Она нужна была здесь. Всё смешалось воедино на пороге того рассвета. Сознание готово было взорваться от переизбытка мыслей и чувств, но теперь он должен был найти ещё силы. Он должен был дождаться самого главного…
Под вечер следующего дня чертоги Азраг Арад казались необитаемы. В тишине раздавался иногда женский шёпот или бряцание упавшей посудины. Безумный праздник, что случается лишь раз в двенадцать лет, канул в вечность. Оставалось теперь дождаться, когда и жизнь обитателей горы вернётся в привычное русло. Торин открыл глаза и приподнялся на ложе. Два факела освещали его спальню, он был в ней один. Боль в ноге едва чувствовалась, голова была ясной, только лишь слабость разливалась по телу естественным последствием всего произошедшего. Он осмотрел всю комнату, сомнений быть не могло: он был один. Вздохнув, гном подумал, что колкие обиды напрасно лезут сейчас в его голову. Она скорее всего просто вышла ненадолго и вернётся с минуты на минуту. Но прошло не менее четверти часа, а никто не входил, и никаких звуков за дверью не слышалось. Устроившись поудобнее, мужчина закрыл глаза, но сон уже не шёл к нему. Он с трудом помнил предрассветные события, но Райнэ он забыть не мог, и она была рядом с ним тогда. Куда же ушла? Куда исчезла, ведь не в её правилах оставлять его одного в таких ситуациях. Он был ещё слаб и уснул, выпив воды, что стояла возле его постели. А после увидел волшебный сон, какие никогда ещё не являлись ему за все годы жизни. Любимая стояла рядом, держа на руках белоснежный свёрток, от которого слышалось тихое смешное сопение. Внезапно из вороха тряпиц показалась крохотная ручонка, а сопение сменилось забавным не то смехом, не то плачем, не то хныканьем. Там, за этими белыми пеленами, был кто-то живой, кто пока ещё ничего не мог сделать самостоятельно, но уверенно заявлял о своём пришествии в этот мир. Она улыбалась так лучезарно, и глаза её, смотрящие на дитя, казались нежнее самой первородной нежности, теплее солнечных лучей, добрее всей доброты, что пока ещё существует в их жестоком мире. Ручка младенца сомкнулась кулачком вокруг пальца Райнэ, она покачала его и, наконец, подняла глаза. Взгляды их встретились, и от её глаз в его сердце вошёл поток неописуемого, невыразимого никакими словами счастья. А она сделала шаг вперёд и положила свёрток ему на руки. Малыш вопросительно хмыкнул и посмотрел на своего нового обладателя. Стало возможным разглядеть его личико: чуть сморщенное, но милое и улыбчивое, наивное, но исполненное любопытства.
Вздрогнув и приподнявшись, Торин вдруг осознал, что это никакой не сон, и всё увиденное происходит с ним на самом деле. Он держал на руках прелестного ребёнка, который совсем не боялся его. Напротив, тянул уже ручку, пытаясь ухватиться за растрёпанную со сна косу. Малыш даже засмеялся, почувствовав растерянность и удивление, охватившие всё существо сильного бесстрашного воина. Его глаза — необычайно ясные, светлые и сияющие — озарили своим светом всю тёмную гору. Да что там гору — все дебри очерствевшей и избитой несчастьями души. С трудом оторвав взгляд от младенца, мужчина вопросительно взглянул на жену. Слова застыли на языке, но Райнэ пришла ему на помощь.
— Знакомься с племянником, Торин. Это Фили. Он родился в последние предрассветные мгновения, в священную ночь Двенадцатой Последней Луны. Думаю, это не плохой знак для судьбы будущего воина.
— Но… Но… Но как? А Ульви? А Дис? Она жива?
— Не волнуйся, всё хорошо. Она жива, просто очень утомлена долгими родами. Как и твой друг — потрясениями ушедшей ночи. Поэтому я забрала Фили к нам. На время. Через пару часов отнесу его покормить. Сейчас мне нужно сделать кое-что для него. А ты примерь на себя роль отца и дяди. Всё равно в ближайшее время тебе придётся лежать. Ну, а он скрасит твою скуку и одиночество! Только прошу: не бойся так. Я верю, у тебя всё получится!