Глава 51. Исцеление счастьем
5 ноября 2020 г. в 01:16
Комментарий:
Не хочется разрывать два сюжета, идущих непосредственно друг за другом. Ну и Фей мой так напел (он у меня вместо музы). Поэтому сейчас продолжаем линию преканона, а потом надолго отправимся на юго-восток: в Атанварнион и в Харад вместе с братьями и их очаровательной спутницей.
Райнэ и знала, что делала, но и невзначай сотворила волшебство. Наверное, ни одна женщина, ни одна мать не оставила бы едва родившегося кроху в таких вот руках. Но ей удалось тогда перевернуть кверху дном всю душу, всю суть самого твёрдого и недосягаемого из мужчин Синегорья. Этот свёрток возле груди, эти ручонки, что с первых часов выказывали силу, это личико и глаза — глаза лучшего друга — они сводили с ума даже видавшего виды воина. Торин едва сдерживал слёзы, на сей раз слёзы счастья. Это был его первый племянник, здоровенький мальчишка, не заплакавший ни разу за целых два часа, не выказавший испуга, напротив, истерзавший вконец косы, свисавшие по бокам головы узбада. Для него, что рождён держать в руках оружие, и даже рядом со своей женщиной весьма огненно проявлять любовь, страсть и желание, этот опыт быть с новорождённым ребёнком оказался сродни собственному новому рождению. Он был вспыльчивым сильным мужчиной, он привык никогда не демонстрировать никому свои слабости. Теперь же ему трудно было понять, как вести себя с племянником. Но он всем сердцем желал быть с ним рядом! Желал стать вторым отцом маленькому Фили, сыну Ульвина. С появлением этой крохи всё перевернулось с ног на голову, но когда Райнэ вернулась и забрала малыша, стало больно и тоскливо. Рана тут же заныла, голову заполонили дурные мысли о предстоящем бездействии и неподвижности. Теперь, когда последствия вчерашнего «потешного» боя проявились в полной мере, стало очень досадно, причём за свою же легковерность и отсутствие предусмотрительности. Он не мог даже поздравить сестру и друга с рождением первенца и уже знал от супруги, что парой дней тут не обойдёшься. Боевой топор гномов, пусть и старый — это грозное оружие, раны, нанесённые им, всегда страшны, а часто смертельны. Выходит, народ Синих гор всё-таки узнает о его ранении. Но даже такой поворот событий виделся много лучше, нежели сам бы он нанёс своему родичу удар, сваливший того на недели.
Двалин… Что за обида выросла в этом парне, обратившись в протест и столь невиданную решительность? В чём сам он относился к кузену несправедливо, как породил такое неприятие своих действий и недовольство брата существующим положением? Торин видел — парень предан ему всей душой, причём с самого раннего детства. Долгое время их разделяла разница в возрасте. Он просто не мог взять в действующий военный отряд мальчишку и тем более брата. Но… Двалин ведь помнил, что Трайн доверил сыну эту важную миссию, когда тот едва достиг совершеннолетия. Выходит, уже более десяти лет он ждал, но так и не мог дождаться? Теперь уже решено: пусть ребята из «Чёртовой дюжины» и будут против, он исполнит сокровенное желание брата. Тот, конечно, не ждёт ничего кроме порицаний, но в этот раз узбад Синих гор ответит достойно на продемонстрированные ему боевые умения. Ну, а буйная братия товарищей понемногу привыкнет и тоже оценит сильные стороны молодого каменотёса. Двалин не пожелал молчать и добился своего. Так может быть, и к другим он, Торин, относился столь же безучастно и несправедливо? Может быть, как правитель, он слеп и глуп? Эта мысль долго не давала покоя. К счастью, Райнэ вернулась, принесла ароматный чай из заготовленных летом ягод, устроилась возле него и принялась разбирать жутко перепутанные волосы своего любимого.
— Ты больше не уйдёшь?
— Нет. Уже почти ночь, и я буду с тобой до самого утра. А быть может, и дольше.
— Ты не спала все прошлые сутки, отдохни.
— Я уже отдыхаю. Просто смотреть на тебя — для меня лучшее из наслаждений.
— Лучшее?.. — Торин лукаво усмехнулся и коснулся руки возлюбленной. — И уж если ты меня видишь, мне сейчас не достаётся той же радости. Поэтому сделай одолжение: скинь одежды и ляг рядом.
— Если я сейчас послушаюсь, тебе вновь будет меня не видно.
Все тревоги и боль отступили, она была возле него и обволакивала его какой-то непостижимой волшебной аурой, повергающей в эйфорию. Её руки водили по телу, и от этих прикосновений по жилам расплывалось блаженное тепло. Нет, она не была такой же, как все. Она была особенной: самой лучшей на свете, прекрасной и нежной, доброй и умной. И лишь только она могла так совладать с его неудержимым нравом. Но сколько же бед он доставлял ей в ответ на её любовь!
— Когда я в последний раз говорил, что ты необыкновенно красива?
— Не припомню. Наверное, очень давно.
— Ты должна это знать, — закинув назад голову, Торин взглянул в глаза супруги, одновременно помешав ей расчёсывать свои волосы. Она улыбнулась, потом чуть надула губки и ответила:
— Ты не даёшь мне закончить.
— Я просто не желаю больше ждать. И уже вижу, какие мягчайшие, переспевшие сладости скрывает это платье.
— А я вижу, в какую ужасную путаницу превратились шёлковые локоны одного упрямого гнома. И если прямо сейчас я их не расчешу, завтра придётся стричь. А от одной этой мысли мне хочется плакать!
Губы красавицы коснулись макушки головы Торина, он ощутил тепло её дыхания, а после осторожный укус за ухо. Тонкие ладные пальцы, почти как у людских барышень, провели по груди и остановились, сомкнувшись на запястье. В этот миг гном понял, почему для женщины не существует тайн в общении с детьми, даже если она родила в первый раз. Она ведь и с мужчиной своим была такой же: говорила языком нежности и тепла, вдыхала жизнь и любовь, кормила в миг голода и баюкала в часы вечерней усталости. Закончив, наконец, с его непослушной шевелюрой, подвластной только ей одной, Райнэ присела на тахту возле мужа, с минуту гладила рукой кудряшки, оставшиеся от распущенных кос, а после поцеловала. Дубощит закрыл глаза от наслаждения, обхватил азбади обеими руками, напряг их, желая сжать жену сильнее, и привлёк к себе. Пальцы непроизвольно искали на её спине завязки, ослабив которые, можно было получить доступ к безмерно желаемому. Он знал: Райнэ не носила корсетов, и её прелести не нуждались ни в каких приукрасах. Голова уже кружилась в предвкушении, но поиск под пышными прядями волос самой дивы всё не давал результатов.
— То, что ты ищешь, находится на боках. Новый фасон, так незаметно. — шепнула ему коварная прелестница.
— Как только ты могла сразу не сказать мне об этом!
— Я всего лишь наслаждалась поцелуем. В губы.
— Если будешь так шалить со своими платьями, да и с супругом тоже, рискуешь остаться без сокровища, как у Ульви и Дис. Между тем, сейчас самое время зачать Фили друга.
Райнэ не восприняла укор всерьёз, лишь расположилась удобнее, одарила мужа страстными ласками и сняла с Торина рубашку.
— А мне казалось наоборот. Чем больше секретов, и чем женщина недоступнее, тем сильнее желание, а значит и выше шанс завести детей.
— Видать, тебе не дорог этот наряд! И сейчас я его порву! — в ответ Райнэ разомкнула пару невидимых крючков, допуская любимого в «святая святых», из груди Торина вырвался не то стон, не то всё-таки рык. Вкусив запретных плодов, он уложил свою избранницу на ложе, в вожделении нависнув над ней, и прошептал хриплым, но вкрадчивым голосом:
— Запомни: даже раненый лев опасен!
— Смотря для кого… — ответила красавица, целиком отдавая себя наслаждению.
Проснувшись утром, Торин ощущал такое блаженство и умиротворение, что желал лишь одного: оставить гореть эту единственную ночную свечу и весь день провести в объятиях любимой. Говорят, мудрецы из любой ситуации извлекают для себя благо. Полученная рана тоже, выходит, могла послужить на пользу. Хотелось бесконечно любоваться лицом, локонами и изящной рукой спящей Райнэ. А после, когда она проснётся, посвятить всё время тому, чтобы вскоре, всего через несколько месяцев, рядом с их ложем стояла колыбель с маленьким сыном и наследником, новым потомком Дурина, будущим вождём клана. Проклятое колено ощутимо болело и стесняло движения, но Торин знал: он забудет об этом, едва лишь увидит свет очей любимой. Она спала на его плече, а он пытался вспомнить, когда же они проводили вместе весь день, ни о чём не думая, ничего не боясь и не ожидая никакого подвоха. Наверное, лишь в ту весну, что объединила их навсегда. Вспомнив, сколько же лет прошло с тех пор, мужчина твёрдо решил оставить в этот день все дела и встречи, отдав себя нераздельно Любви. Когда его королева шевельнулась и начала просыпаться, он обнял её чуть крепче, но очень нежно, поцеловал и шепнул:
— Может, не будем сегодня вставать? Проведём день вот так, рядом друг с другом? Я не хочу расставаться с тобой ни на миг!
Трудно описать словами, каким нежным и радостным стало тогда лицо Райнэ. Любуясь своим супругом, одаряя его крохотными, но столь важными ласками, она произнесла именно те слова, что были так нужны суровому обычно гному:
— Мне это не снится? О, Торин, я так мечтала об этом!
— Обещаю радовать тебя чаще. Только будь со мной! И прости мне все несчастья, что ложатся на твои плечи.
— Не надо сейчас о несчастьях. Наполним этот день негой и радостью!
— Я правда устал и хочу лишь твоей нежности, хочу целовать твою шею и грудь, вдыхать аромат волос и ласкать твою мягкую, как шёлк, кожу.
— Тебе давно уже нужен отдых, а сейчас особенно. Я подарю его тебе, окружу любовью, как никогда раньше.
Рука Райнэ скользнула вниз по ладному крепкому телу супруга, вызывая сладкую дрожь и первые желания. Теперь на ней не было хитроумных платьев и даже рубашки — она всегда спала с ним обнажённой — и оставалось лишь притянуть её к себе. Всё существо исполнилось неги, а внутри вновь рождался дикий зверь. В ранний час со сна королева была особенно мягкой и чарующей. Движения её были плавными, кожа почти горячей. Счастье вливалось в него понемногу, но постепенно заполняло всё его существо. Не желая ждать ни секунды, узбад Торин взял причитающееся только ему и никому больше в целом свете, высвободил всю вернувшуюся за ночь силу. В самом начале он всегда был нетерпелив, зато потом оставался готов всецело и бесконечно услаждать свою леди. В тот миг он знал: впереди ждали целые сутки. А значит он имел право на исполнение своих даже самых потаенных желаний.
И желания влюблённых сбылись: никто не посмел потревожить в тот день узбада. Словно во сне он был лишь вдвоём с супругой, и это не в забытой всеми хижинке, не в чужой стране и не среди моря. Лёд таял в сердце Торина, освобождая место тем чувствам, что способны растопить даже гранит. Сутки с прекраснейшей из женщин — что может быть волшебнее? Что может стать лучшей наградой герою и правителю, просто бесстрашному воину, привыкшему постоянно рисковать жизнью? За таких, как Райнэ, осаждали города и убивали сотни их жителей. За право провести ночь с такой женщиной великие мира сего дрались насмерть со своими соперниками. А любовь подобных ей величавых красавиц считалась и вовсе недосягаемой, недостижимой, брось к её ногам хоть все сокровища этого света. А ему, простому изгнаннику, королю без королевства, армии и сокровищ, всё это досталось просто так.
Немыслимо, непостижимо, но каким же счастливчиком он был! Как же благосклонно развернулись к нему звёзды, соединив его путь и путь его возлюбленной! Чувство, живущие в сердце этой молодой женщины, внешне походящее на свежий летний дождь после засухи, на тёплые лучи солнца после лютой стужи, на нежный цветок, раскрывшийся среди поля сорняков, на деле подобно было могучему океану, великой, неподвластной смертному стихии. Мощь и величие этой стихии уносили за собой прочь, излечивая страшные раны потерь, не говоря уже о телесных ранах. Она обработала чем-то покалеченное колено, и боль совсем исчезла. Торин чувствовал, что засыпает, а Райнэ тем временем договаривалась с кем-то о давно желанной трапезе…
Разбудили узбада ароматы чудесных кушаний, красиво расставленных на низком столике около ложа. За все семь дней празднеств не видел он столь изысканной кухни, да что там последние семь дней! Птица казалась попавшей на вертел, будучи едва подстреленной, а мясо кабана так развалилась, что просто разламывалось на куски. Обычная для гномов картошка приготовлена была столь необычно, что просто манила взять и попробовать кусочек. В воздухе витал запах невиданных ранее приправ, а Райнэ откупорила бутылку, из которой в бокалы хлынуло вино ярко-малинового цвета.
— Ты что сама всё это готовила?
— Нет, конечно! Я ведь обещала не оставлять тебя ни на миг. Просто поделилась с женщинами на кухне некоторыми иноземными секретами. Сегодняшний праздник важнее тех, прошедших.
Усевшись удобнее, Торин взял в руки бокал и пригубил его содержимое. Цвет не обманул мужчину — это была именно малина — самая сладкая и вкусная из всех лесных ягод. Даже на юге, по рассказам Райнэ, такой напиток ценился неимоверно. За одну бутыль могли дать целую бочку виноградного вина лучших сортов.
— Да, сегодняшний праздник важнее многих. Праздник нашей любви и уединения.
— А также праздник рождения первого твоего племянника.
— Ты уверена, что будет ещё? — супруги хитро улыбнулись друг другу.
— Непременно будет, даже не сомневайся!
— Ох уж эти ваши женские сплетни! — сделав большой глоток вина и принявшись за куропатку, Торин продолжил: — Когда принесёшь его? Будущего воина пора приучать к суровой реальности жестокого и враждебного мира!
— Вот прям уж с первых дней! Соскучился по малышу — так и скажи. — Райнэ тепло и понимающе улыбнулась супругу.
— А чего ты хотела? Можно и с первых дней, потом будет проще. Эти ваши балования — стыд и позор, не нужный никому кроме вас самих. Мужика должен растить мужик, и это прописная истина!
— Вот сестра тебе покажет прописные истины, что ты к Фили близко не подойдёшь!
— А мы с Ульви и не станем её спрашивать.
— Сдаётся мне, что покамест это она ни о чём не станет спрашивать вас. Так что завтра попридержи свой пыл.
— Завтра? А что будет завтра?
— Молодая семья обещала зайти к нам с малышом. Не знаю насчёт начал сурового воспитания, но наиграешься вдоволь.
В те дни, как никогда ещё раньше, счастье пело и кружилась над узбадом и его приближёнными. Оставалась только одна, незначительная на вид, неприятность — полученное Торином ранение. После праздника минуло несколько дней, и гномы Синих гор начали невзначай поговаривать о том, что их правителя не видать уже давно. Когда живёшь в небольшом поселении, каждый оказывается на виду, что уж говорить о самом узбаде? Сплетни множились и за декаду переросли в целое собрание в Большом гроте, расположенном сразу за входом в гору. Поселенцы не бунтовали, но уверенно требовали у парней «Чёртовой дюжины» показать им правителя или сообщить, что с ним.
— Разойдитесь все! Вам не о чем переживать. Узбад занят своим маленьким племянником, ну и извечными государственными делами! — вещал всем Хорнбьёрн, но его никто не слушал.
— Коли так, пусть выйдет к нам!
— Мы имеем право его увидеть!
— И прийти со своими тяжбами, если будет такая нужда.
Народ не унимался, и братья Анарсоны незаметно отправились в комнаты Торина.
— Что делать, узбад? Они разошлись не на шутку и требуют тебя.
Торин взглянул на жену и прочёл в её глазах спасительное решение.
— Я пойду. Я знаю, что им сказать.
— Райнэ, это опасно!
— Ничего опасного. Ты забыл, что мне с ранних лет приходилось выступать перед толпой?
Народ Синих гор встретил появление непризнанной супруги правителя неоднозначно. Кто-то рукоплескал ей, кто-то же ворчал в бороду, что раз так, значит дело и верно худо. Большинство же просто разглядывало красавицу не в силах не признать: узбад взял себе самую прекрасную женщину из всех кхазад, и у него самого уж точно никогда не будет такой. Несколько минут собравшиеся переговаривались, обсуждая появление леди, а после над толпой раздался молодецкий грубый бас:
— Azbadi Azrag 'Aradul! * Скажи же нам всем, что с нашим правителем?
На миг над гротом повисла полная тишина, а после по толпе поползло тихое удивлённое бормотание. Кхазад переговаривались, явно не готовые к тому, чтобы считать эту женщину той, кем её назвали, но одновременно никто не смел заявить о неправомочности озвученного титула в открытую. Возможно, не будь автор обращения рослым крепко сложенным детиной, его подняли бы на смех. Но только никто не решался на подобные действия, предпочитая обмениваться с соседями взглядами и тихими репликами. Райнэ стояла, спокойная и величественная, с намерением переждать эти минуты брожения мнений. Она привыкла говорить в полной тишине и не собиралась изменять своим убеждениям. Анарсоны, понимая, что зреет нечто непредсказуемое, обнажили мечи и прикрыли ими свою госпожу, в правах которой никто из них не сомневался.
— Уберите, не стоит, — обратилась к ним Райнэ. — Они ничего не сделают мне. И ведь они так и не узнали ничего о Торине.
Между тем, жест воинов «Чёртовой дюжины» послужил поводом для ещё одной публичной реплики:
— Выходит, отряд охраны нашего поселения подчиняется приказам девицы?
— Отряд охраны нашего поселения подчиняется приказам своей королевы, как то положено в отсутствие короля.
В этот момент, неожиданно для всех, Балин сын Фундина вышел вперёд и заявил так, что его услышали все собравшиеся:
— А разве не к старшему по роду брату переходят в отсутствие узбада бразды правления?
В этот момент воцарилась долгожданная тишина — никто не ожидал такой прыти от родовитого, но неприметного обычно гнома. И именно этой тишиной Райнэ воспользовалась, чтобы развернуть ситуацию в нужное русло.
— А разве у тебя, Балин, есть что сказать своим сородичам о Торине? Быть может, тебе известно более, чем мне?
О, да! Ему было известно! Известно столь многое, что лучше бы никогда всего этого не знать! Что мог он сказать? Что его родной брат искалечил узбада в священную ночь, да ещё и не понёс за это ни малейшего наказания? Эта женщина, эта Райнэ отрезала его ото всех его притязаний одной лишь фразой! И, услышав эту фразу, народ обернулся к ней.
— Так что же? Говори же скорей!
— Почему мы не видим Торина вот уже который день к ряду?
— Потому что с каждым случаются небольшие, но досадные несчастья. И ни один из вас не миновал их в своей судьбе. В одном из туннелей факел потух прямо перед ним, а впереди был крутой спуск. Наш узбад не увидел его в темноте и повредил себе ногу. Подождите ещё немного, и вы увидите его в добром здравии!
Бойцы «Чёртовой дюжины» вздохнули с облегчением, толпа затихла ненадолго, но после вновь загудела.
— А почему мы должны вам верить? Почему должны верить этой женщине?
— Потому что эта женщина — ваша азбади, и всех, кто не признаёт её, я сам буду наказывать по старинному закону!
Вот теперь тихо стало настолько, что можно было с лёгкостью уловить звук летящей бабочки. Торин, одетый в свою меховую мантию, при оружии, но опирающийся рукой на плечо богатыря Вейга, неожиданно предстал перед всеми, и облик его никто не назвал бы умиротворённым. Райнэ вскинула на него тревожный взгляд и, должно быть, очень переживала, но он успокоил её, при всех поцеловал руку жены, кивнул соратникам и вновь обратился к жителям Синих гор:
— Не в ваших правах решать за меня, с кем мне жить и кого называть супругой. И уж если все вы пришли сюда, обеспокоенные моим долгим отсутствием, то знайте: леди Райнэ спасала мне жизнь бессчётное количество раз. И не только мне, но и вашим родичам. Тем, что я стою сейчас перед вами, я тоже обязан ей. Слово её — закон для каждого кроме меня самого, а в дни, оговорённые традициями, именно леди Райнэ будет на полных правах возглавлять нашу общину. Если есть здесь кто недовольный, пусть заявит об этом мне! Я готов выслушать и ответить немедленно, сию же минуту!
Стоит ли говорить, что никто в тот миг не посмел подать голоса? Впрочем, многие ушли с того сборища, ворча под нос, подёргивая в недовольстве бороду да оставшись при своём мнении. Был среди них и Балин. Тогда он ещё не знал, что уже на следующий день почти оправившийся от раны Торин вызовет к себе его брата и заявит Двалину о принятии его в «Чёртову дюжину». Вот только всё случившееся не прошло даром ни для кого. Считая своим долгом понести наказание, Двалин откажется и на долгие шесть лет примет место тренера молодых кхазад. Его необычный воинственный вид и пугающая с первого взгляда причёска сделают своё дело на этом благородном поприще: много мальчишек выйдут из его рук, не страшась никакого врага. А в придачу к ужасающему гребню он станет ещё и красить бороду синим — чтобы уж точно ни одна женщина не глянула на него, не сломала его убеждений, не соблазнила испытывать слабости. Верный пёс превратился в прирученного волка, у которого был и останется навсегда только один хозяин: Торин, сын Трайна, внук Трора, узбад Синих гор, а в будущем — Двалин верил — Ghal dalad `Irurdûn, король самого могущественного из гномьих кланов.
Примечания:
***Azbadi** – привнесённое в кхуздул самим фэндомом обращение к леди правителя. По хорошему, это никакой не кхуздул, но прижилось уже настолько, что нет смысла придумывать нечто новое. В отличие от этого, **haleth** [халефь] – абсолютно каноничное, воспроизведённое из родственного кхуздулу адунайского языка слово, означающее "королева". Есть все основания полагать, что одноименный персонаж – единственная по сути воинственная правительница в текстах Толкина – названа не личным именем, а нарицательным, означающим как раз её реальную власть над своим народом.
**Azrag 'Aradul** – склонения слов воспроизводить очень сложно. Но в данном случае есть известный аналог – надпись на надгробии Балина "**Balin Fundinul Uzbad Khazaddumu**" – Балин, сын Фундина, правитель Кхазад-Дума (Мории). У исследователей кхуздула эта фраза вызывает много вопросов, но всё же дана нам самим Профессором. Мы пришли к выводу, что при образовании родительного, а также винительного и творительного падежей нужно добавлять окончание -u, -un или -ul. Вариации в такой реконструкции есть всегда, берём просто наиболее благозвучные. Таким образом, приведённое в главе обращение переводится с кхуздула как "Правительница Синих гор!" Преданный Торину товарищ воспринимает её так вне зависимости от отношения других, чем и провоцирует разбирательства.
**Ghal dalad `Irurdûn** – Король-под-Горой (под Одинокой горой, король Эребора).