Настоящая гангстерская история

«Каждый десятый чернокожий оказывается жертвой убийства. В каждом пятом из этих случаев убийцей оказывается другой чернокожий.» © Ребята по соседству(англ. Boyz-n-Tha-Hood, фильм, 1991 год)

      — После шести лет, проёбаных в тюрьме, пора бы вернуться домой, — это были мои первые слова, которые я сказал не за решёткой. Однако имелась проблема… Может, я сейчас не был одет в цвета Грейп-Стрит, не нацепил красную бандану, куртку или майку, но я всё же мог схлопотать пулю от Крабов. И у меня не было ни тачки, ни денег на такси… Вот же хрень.       Выйдя из ворот тюрьмы, и сделав не более двух дюжин шагов, оказываюсь, наконец, на свободе. Подхожу к старому таксофону, который видал и лучшие времена, и бросаю туда последний чертвертак, после чего набираю номер телефона своего дома. «Данный номер не существует» — огласил женский голос. Надеюсь, с мамой всё в порядке. И почему она не приехала забрать меня из тюрьмы? Надо двигать на Грейп-Стрит, в Локэш. «Велосипед!» - глядя на педальный транспорт, прислонённый в стене небольшого магазина, подумал я. Как кстати. Уж заявлять на меня из-за кражи велика не будут-то. Крутя педали новенького BMX, который какой-то придурок оставил без присмотра, я ехал в сторону Локэша, и путь пролегал через территорию Эйти-Эйт Крэблвуд Гэнг, которых мы в шутку зовём Крабами. Те нас, в шутку, зовут «Изюмники», но черта с два homie* с Грейп Стрит назовет так своего друга, или ОуДжи**!       Проезжая очередной квартал Крэблвуда, я заметил группу Крабов, которые пили солодовый ликёр из бутылок, завернутых в пакеты. У двоих из них были бейсбольные биты. Увидев меня, они залпом допили ликёр, и обхватив биты поудобнее, погнались за мной. Шесть лет в тюремной качалке не прошли даром, и я сразу прибавил ходу. Вдруг один из Крабов открыл огонь, судя по характерному звуку, это был Кольт. Пули свистели над головой, и одна пуля даже порвала мою куртку, чудом не зацепив меня самого.       Кое-как удрав с территории Крабов, еду по Локэшу… За шесть лет он ни капли не изменился… Район делился на две части. В первой части были одно- и двухэтажные лачуги. Возле этих зданий, так и излучавших собой атмосферу бедности, стояло много всякой всячины… От старых шкафов и стиральных машин, до остовов автомобилей.       Вторая же часть моего родного района немного отличалась. Хлама было почти столько же, но вместо лачуг — пятиэтажные дома, в одном из которых мы жили с мамой.       Машин на улицах было не так уж и много, несмотря на то, что был разгар дня, полдень. Я ехал по тротуару, и мимо меня пронеслось всего три авто: пара седанов, моделей которых я не опознал, да Хонда Цивик первого поколения, которая появилась ещё в первой половине семидесятых. У мамы была такая Хонда в семьдесят девятом году, но потом эту стальную лошадку пришлось продать за долги…       Путь до родной квартиры, где меня должна ждать мама, занял около получаса, и я, наконец, достаю ключ. А он не подходит. Недолго думая, я вышибаю деревянную дверь, ломая замок.       Зайдя внутрь, я был немало поражен. Квартира оказалась совсем другая, не такой, какой я её помню. Вместо серых потёртых обоев висели более красочные, цветные и с узором, стол на кухне был определенно дороже того убожества, которое имелось до этого, он был из нормального дерева, а не из истёртого хрен пойми чего. Полы украшали пушистые ковры, а стены - картины и плакаты… Мать решила сменить обстановку?        — Мам! Ты где? — как можно громче, но не срываясь на крик, сказал я. Как только я подошел к двери в свою комнату, раздался пистолетный выстрел, и в ней появилось отверстие.       — Сваливай из моей халупы, muthafucka***! Иначе следующий выстрел ты не переживешь! - раздался крик.        Открыв со скрипом, который почему-то показался зловещим, дверь, я увидел одного из своих homeboys, Литл Бланта.       — Литл Блант?       — О! Тру-Догг! — Литл Блант, бросив на небольшую кровать свой ствол, полез обниматься. К слову, пока я сидел, он прибавил фунтов восемьдесят, не меньше, и его пузо теперь не помещалось под красной футболкой, кои носили все в нашей банде, — Мой dog! Давно не виделись! Я, теперь Биг Блант, кстати. Да ты и сам видишь.       — Где моя мама, и почему ты назвал дом своим?       — Ну это… — Блант почесал лысый, как коленка, затылок, — Она завещала дом тебе, но меня указала как того, кто будет жить в доме, если она попадет в неприятности до твоего выхода из тюрьмы…       — Что?! — я не мог поверить своим ушам, — Что с ней случилось?       — Успокойся, nigga, — говорил как можно спокойнее мой друг детства, — У неё какая-то болезнь обнаружилась. Опухоль, или вроде того. Я думал, ты знаешь.       Это была ужасная новость… Моя мама растила меня одна, а про отца говорила, что тот сгинул на войне, но про то, что отец нас просто бросил, уйдя к другой женщине, я таки узнал, будучи подростком. Она растила меня сильным, независимым и честным… Как же я её подвёл, вступив в банду. Но мама… Мама относилась к банде как к семье, некоторые ребята из моего «сэта»**** часто гостили у меня, она относилась к моим homies как к родным детям. Как бы она, иначе, указала в завещании Бланта? Первая мысль, которая пришла при такой новости - навестить маму в больнице.       — Где она лежит, Блант? В местной, в «Сан-Фернанд»? — назвал я ближайший госпиталь.       — Да, nigga, в Сан-Фер. Погнали, она будет рада тебя видеть. ***       Позвав Би-Джея, чтобы тот приглядел за квартирой с выбитой дверью, мы начали спускаться по лестнице.       Почему мне никто не сообщил про то, что мама в больнице? Почему там сменили замки и вообще интерьер? Столько вопросов.       Я жил в бедном негритянском районе, сколько себя помню, с шестидесятых, когда те, кто «цветом не вышел» терпели на себе расизм и предрассудки, и до момента, когда меня замели за самооборону на заре восьмидесятых. В банду я вступил в далёком, как я считаю, семьдесят четвёртом году, будучи совсем пацаном. Я смотрел на гангстеров, поднявшихся на торговле кокаином, и хотел стать таким же, как они. Носить дорогие костюмы, гонять на шестьдесят чётвёртой Импале либо Кадиллаке, пить Хенесси вместо Эйт-Болла*****… Сладкие мечты.       Когда я подошёл к Гасто, самому старшему ОуДжи района, то тот просто сначала избил меня вместе с парой своих подручных, а потом сказал «Убей Краба» и дал мне ствол, небольшой револьвер. Мне было страшно, я боялся попасться, боялся загреметь на нары, но я сделал это.       Это был молодой парень, почти такой же, как и я. Он был одет в синий свитер, что говорило о его принадлежности к Крабам, и на момент, когда я его заметил, он избивал прохожего бейсбольной битой. Не успел он посчитать деньги в кошельке этого незадачливого мужчины, как раздались хлопки, а свитер молодого бандита окрасился кровью в двух местах. Обязательным условием вступления в банду было совершить убийство при свидетелях. И свидетель был, этим свидетелем был Литл Блант, худой как щепка негр, мой homie, который прошёл эту проверку за неделю до меня.       Мама смотрела на меня, и видела меня настоящим гражданином США, честным и добропорядочным, который работает на легальной работе, содержит семью и не состоит в бандах… Но в конце-концов она смирилась, и стала относиться к банде, как к родным. Все парни и девчата, что появлялись у нас дома, только радовали её, они были добры, и вежливы, даже не смотря на слэнг и ругательства.       Так, за размышлениями о прошлом, мы с Блантом оказались на улице. Был полдень, по переулкам гулял сквозняк, крутящий в вихре разный мусор. Постояв на свежем воздухе около пары минут, мы наслаждались «красотой улиц». Закончив стоять, подобно африканским тотемам, мы сели в машину, которую Блант купил в конце семидесятых. Как парень, двадцати лет отроду мог купить себе машину? Блант был дилером. Торговал травой, коксом, герычем. Дела шли хорошо, его не ловили, и в результате он накопил на среднюю лачугу в Ист-Сайд Локэш, и на этот фургон, Додж Рэм Вэн.       Усевшись на переднее пассажирское сидение, я задумался о своей девушке, Танише. Мы любили друг-друга с юных лет, вместе росли. Последний раз, когда я её видел, она навещала меня в госпитале, перед судебным процессом. После мамы, обязательно загляну к ней. С Танишей был мой первый поцелуй, первая интимная близость. Мы собирались пожениться, но я не успел этого сделать, как меня заграбастала Система.       В окне мелькали прохожие, в основном негры и латиносы, кто-то выгуливал собак, кто-то просто шел по делам, или читал газету. В более благополучной части района чаще стали встречаться белые в дорогих костюмах, полицейские, патрулирующие территорию, а негров как и не бывало. Homies не решались заходить в этот район, так как их могли обыскать и даже арестовать копы. За что? Цветом не вышел. В восьмидесятых ничего не поменялось, и копы относились к неграм так же, как и в шестидесятые.       Припарковались мы возле большого пятиэтажного светлого здания со стеклянными дверьми. Стоило нам, двум чернокожим парням выйти из машины в «белом» районе, как появилась пара копов. Один из стражей правопорядка был лысым, и носил рыжие усы, даже под его тёмными очками-авиаторами можно было заметить его ухмылку и презрение ко всей негроидной расе. Второй же был латиносом, молодым, только что из Академии, судя по всему. Он выглядел довольно растерянным, и даже немного испуганным.       — Так, так, так… ОʼШи Брэнсон! Или ты предпочитаешь своё ниггерское погоняло? — усмехаясь, говорил лысый и усатый, обращаясь к Бланту. Сменив несерьёзное полушуточное настроение, полицейский тут же приказал командным голосом, — Ноги на ширине плеч! Руки за голову! — орал коп, доставая из кобуры полицейский револьвер, — Мордой в асфальт!       — Бля, мужик! Какого хрена? — стал возмущаться толстяк, когда двое копов уткнули его лицом вниз, — Ты меня уже пятый раз за неделю обыскиваешь. Не причастен я!       Блант хотел встать, но услышал за спиной звук взводимого курка, и по-змеиному шипящий голос офицера.       — Только попробуй еще вякнуть тут мне, и я засуну тебе ствол Официального Полицейского в твою противную ниггерскую задницу и нажму на спуск! — для подтверждения своих слов, он приставил ствол Кольта к пятой точке моего homie, — Хуарез, бери на себя второго, а я обыщу толстяка.       Что хотели копы найти у меня и Бланта — не ясно. Во время обыска они изъяли у нас наличные деньги, после чего несколько раз огрели дубинкой, и отпустили. Можно было бы заявить на мерзкого копа о превышении полномочий, но кто поверит негру? Коп, скорее всего, расскажет сказку, как мы напали на какую-нибудь старушку, и что он вообще настоящий Блюститель Закона, и всех спасает, а на деле — он расист. И было удивительно, что он работал в паре с латиносом.       В холле больницы было много народу. Кто-то держался за перевязанную голову, было много людей с костылями. Был даже человек с огнестрельным ранением, которого везли на каталке в сторону реанимации. В регистратуре нам ответили, что мама лежит на третьем этаже.       Больничный лифт, в который людей набилось как сельдей в бочке, был старым и страшно скрежетал, грозясь сломаться. Но, тем не менее, он донёс нас до третьего этажа, где после десяти минут блужданий по довольно людным коридорам, мы нашли общую палату с дюжиной коек, на одной из которых лежала она. Женщина, воспитавшая меня, моя мама, Тереза Докинс.       — Привет, мам, — наклоняюсь к больничной койке, и слегка приобнимаю маму, — Ты как? И почему дома другой замок и обстановка?       — Я сменила замок, так как месяц назад была облава, и копы ломали всем двери в поисках наркотиков, — во время разговора, она тяжело дышала, почти что задыхалась, — А новой обстановкой хотела тебя удивить… Я рада, что ты, наконец, на свободе, Трев.       Поняв, что ей тяжело говорить из-за болезни, мы решили найти заведующего отделением. Пошастав по коридорам, мы нашли табличку с надписью на двери, которая гласила, что некий Дональд Вайс, доктор медицины, заведует этим кабинетом.       — Так, молодые люди, — недовольным голосом встретил нас пожилой врач, — С чем пожаловали?       — Док, — как можно доброжелательнее старался говорить я, — Я сын Терезы Докинс. Чем больна моя мать?       — Опухоль, юноша. Среднестения. Как бы вам объяснить… — он нахмурил брови, — Это не совсем рак. Он не распространяется по всему организму, не даёт метастаз, но тем не менее, давит на лёгкое, и как результат — затруднённое дыхание, приступы удушья.       — Сколько стоит удалить эту хренотень? — задал я главный вопрос, — Я заплачу сколько надо.       — Ну, молодой человек… Это деликатная операция, довольно сложная, трудоёмкая, да… — сладко протянул доктор. Потянувшись, и зевнув, сидя на стуле, он выдал — Полторы сотни тысяч долларов.       — Ты издеваешься, muthafucka? Из каких ебеней я достану такие деньги?       — Где вы достанете деньги на операцию, меня не интересует. А теперь прошу покинуть мой кабинет, молодые люди. Если найдёте деньги — обращайтесь в бухгалтерию, — сказал старик, доставая бланк, и быстро заполняя его, — Вот направление. Предоставите его нашим счетоводам. Всего хорошего. ***       Ебучая платная медицина в ебучем округе Либертад… Теперь нужно раздобыть где-то сто пятьдесят штук баксов. Первая мысль, что пришла мне в голову — одолжить зелень у Гасто, он поймёт… Но, с другой стороны, он может быть жёстким, и будет яростно выколачивать долг, заставит продать квартиру. Что делать?       — Йоу, Блант, — спросил я друга, нацепившего очки без диоптрий в толстой оправе — Как же раздобыть бумажки, homie?       — На улицах проскользнул слух, nigga, — выглядывая из окна своего фургона, сказал Блант, — Слух о том, что Лос Хомбре Дурэс, мексиканцы с северного пригорода, ищут поставщика оружия, и заплатят любые деньги за стволы.       — А нам что? — пожимаю плечами, — Где мы стволы достанем? Вытащим из наших задниц? Скоро у нас в задницах будет целый арсенал, — усмехался я, вспоминая ситуацию с копом, — Я думаю, тот коп нам стволов напихает.       — А вот тут, мой nigga, нам поможет старая добрая Национальная Гвардия…       — Это же muthafuckin' армия! Крутые солдафоны! — возмущаюсь я, — Как мы их ограбим?       — У меня есть там связи. Слышал про Рэйли? — обогнав старый пикап пятидесятых годов, он выругался про себя, но позже продолжил, не дождавшись моего ответа, — Так вот, Райли там служит. Он нам поможет.       Взяв телефон со специального аппарата внутри машины, здоровенную, размером с небольшой кирпич, трубку, он быстро набрал номер, и начал разговор.       — Рэй? Слушай, это Блант. У Тревиса Докинса проблемы… Слышал, да? Отлично, так вот на излечение этой хрени нужна куча денег. Поможешь? Просто сделай так, чтобы ночью у оружейного склада, что рядом с воротами, не стояло никого. И чтобы ворота были открыты. Что значит «измена родине»? Мы заплатим. Да, всё будет в порядке, они этого не заметят. Ладно. Увидимся на выходных, Рэй, — положив этот здоровенный кусок пластмассы обратно в своё гнездо, он обратился уже ко мне, — Так, Догг. Завтра ночью мы будем грабить Дядю Сэма! — хрипло засмеявшись, он вдавил газ, и фургончик поехал в сторону дома.       Мы миновали пригород, где во дворах стояли пластмассовые стулья и столы с примитивными мангалами, мимо мрачных домов-коробок, изрисованных граффити, красноречиво говоривших о том, что это территория Грейп-Стрит. А наш путь лежал в Локэш, на родные улицы…