Ангел и Бродяга

Утро принесло Эрику неприятное осознание: у кого-то сегодня, может, и возникнут проблемы, а у него они УЖЕ есть. Весь прошедший вечер он обдумывал варианты нейтрализации синьоры Джудичелли. Мысль без лишних затей сбросить на зрительный зал люстру – дескать, даже бедный светильник не выдержал пения Карлотты – была отвергнута как чересчур жестокая. Туда же отправилась идея подсыпать примадонне что-нибудь в питье (не смертельное, но такое, что вывело бы ее из строя) – как слишком банальная. И наконец, Эрику пришел в голову вариант одновременно эффективный и не лишенный забавности, удовлетворяющий его артистическую и изобретательскую натуру. Он полночи лазил под куполом, закрепляя свое хитроумное устройство, позволяющее не просто заглушить звуки, идущие со сцены, но неузнаваемо исказить их, так, что зрители воспринимали бы голос примадонны, например, как жабье кваканье. Или конское ржанье. Или… зависит от того, в какую частоту срезонировать. Одним словом, репутация Карлотты была бы погублена раз и навсегда – публика чаще запоминает плохое или смешное, нежели хорошее, а у самой певицы едва ли хватит мужества еще раз выйти на сцену, где с ней приключился немыслимый позор. После чего дорога для Кристин будет открыта… Потом довольный своим замыслом Эрик сидел на крыше Оперы, любуясь ночным городом и не обращая внимания на промозглый ветер. Его согревали мечты о будущем торжестве мадемуазель Даэ, о ее благодарности своему Ангелу… о том, что, возможно, в будущем благодарность перерастет в любовь. Он не ушел даже тогда, когда полил мерзкий холодный дождь – только сильнее закутался в плащ. Напрасно понадеялся на свой выносливый организм – и теперь эта самонадеянность вылезла боком. Горло болело, как будто там разожгли костер, нос распух и едва дышал, а голова превратилась в адскую наковальню, по которой невидимые, но очень злые черти выбивали зубодробительный ритм. С трудом оторвав голову от подушки (мир качнулся и поплыл в глазах), Эрик встал и, мысленно ругаясь, пополз в кухню за чем-нибудь горячим. - Утречка доброго, - поприветствовал его Сириус, возящийся с чайником. - В задницу это утро! - попытался ответить Эрик, но с губ сорвался грубый, каркающий хрип. «О нет! Нет! Все пропало!» - Призрак, охватив раскалывающуюся голову руками, опустился на пол и принялся шепотом причитать и ругаться как заправский портовый рабочий. Гениальной задумке не осуществиться. Проклятая простуда одним махом разрушила все его планы. Господи, ну за что?! - Ого…, - сочувственно покачал головой Сириус, - чаю горячего хочешь? С коньяком. Должно помочь. - Мне уже ничто не поможет, - всхлипнул Эрик. - Да ладно… думаешь, я никогда простудой не болел? Приятного, конечно, мало, но за пару дней точно станет лучше, а через неделю вообще забудешь, что болел. - Ты не понимаешь! – Призрак театрально взмахнул руками, - У меня НЕТ пары дней! Сегодня… Кристин… Я обещал… - Не понимаю, - развел руками Сириус, - Что случилось с Кристин? Ей нужна помощь? Эрик, насколько позволяло его состояние, объяснил, в чем дело (разумеется, не упоминая о своем изобретении – во-первых, он в принципе не любил делиться подобными вещами даже с тем, кого мог бы назвать приятелем, а во-вторых, все равно Сириус, да и вообще никто, кроме самого Эрика, не сможет воспользоваться хитрым устройством). - Ясненько, - Сириус провел пятерней по волосам, расправляя густые черные локоны, - То есть, главное, чтобы Карлотта потеряла голос, так? - Угу. - И совершенно неважно, как это будет сделано? - Угу. - Так это и я могу. - Кха-кха…Как?! - Магия, сэр. Нет, не так, как прошлый раз, - поспешно добавил он, увидев, как недовольно вытянулось лицо собеседника, - Ничего варить не придется, обыкновенное заклинание молчания… нет, никакого ущерба окружающим. Кристин уж точно вреда не будет. Нет, никто меня не поймает. Просто доверься мне, я все сделаю наилучшим образом. - А что мне еще остается, - обреченно прохрипел Эрик. *** Зал блистал – позолотой и алым бархатом, хрусталем роскошных светильников и бокалов с шампанским, украшениями дам и орденами кавалеров. Миллионы звуков сливались в один яркий и шумный коктейль: хаос настраиваемых инструментов в оркестре, шаги, разговоры, шепот, смех… Мсье Фирмен и мсье Андре могли ликовать: все билеты проданы, театр заполнен до краев. Что бы ни писал таинственный шантажист, управлять Оперой оказалось проще простого. Об обещанной каре старались не думать, тем паче, что на данный момент обстоятельства складывались наилучшим образом (едва ли аншлаг и присутствие титулованных зрителей хотя бы частично напоминал обещанный «полный провал»). И никто не заметил человека в черном, притаившегося в тени на верхней балюстраде. Сириусу стоило больших трудов уговорить Эрика лечь в постель вместо того, чтобы тащиться с ним наверх. Призраку, во что бы то ни стало, хотелось держать ситуацию под контролем, невзирая на то, что в данный момент его едва ли держали собственные ноги. В конце концов, он был вынужден смириться с мыслью, что некоторым людям и в некоторых обстоятельствах стоит доверять больше, чем он это обычно делал (а поднявшаяся температура и кашель послужили финальным аргументом для того, чтобы залечь в постель). Он даже милостиво разрешил Сириусу временно позаимствовать одну из его масок и плащ ради пущей убедительности предстоящего шоу. По сценарию предполагалось, что маг спрячется в пятой ложе, где обычно во время спектаклей скрывался Эрик. Однако ложа оказалась занята каким-то светловолосым юношей. Пришлось Сириусу искать другое место дислокации, удобное для того, чтобы провернуть задуманное. Здесь, наверху, он мог оставаться незримым как для публики, так и для артистов на сцене – и при этом видеть все происходящее. Лучше места и не придумаешь. «Хорошо, что я не боюсь высоты, в отличие от сестрицы, не к ночи будь помянута…» - подумал он, глядя вниз на расписной занавес. Свет погас, оркестр взял первые аккорды, занавес дрогнул и пополз наверх. Сириус поморщился при виде торжества безвкусицы на сцене. Даже ему, человеку, далекому от мира искусства, было очевидно: такое обилие розового цвета, рюшей, блесток и кружев способно вызвать у зрителя разве что тошноту, как торт, в который добавили слишком много жирного крема. Прямо посреди сцены красовалась огромная кровать под чересчур пышным балдахином, на которой восседала дама в огромном кринолине и парике, напоминающем небольшую башню, и другая дама, одетая гораздо скромнее. - Serafino, il tuo travestimento è perfetto! - резким, неприятным голосом пропела дама в кринолине. Зал разразился аплодисментами. Сириус едва удержался, чтобы не засмеяться в голос: пение Карлотты живо напомнило ему кукареканье петуха. В голове пронеслась крамольная мыслишка, что в виде этой напыщенной птички примадонна будет смотреться лучше, чем в своем обычном облике… нет, это уж чересчур, Эрик за такие вольности по головке не погладит, лучше действовать по плану. Сириус не знал итальянского и не разбирался в опере, поэтому в разворачивающемся действе его интересовало одно: когда же, наконец, Карлотта займет более-менее статичную позицию, чтобы заклинание попало в нее, а не в Кристин, которую он, хоть и с некоторым трудом, узнал во второй девушке (на бедолагу наложили тонну грима, так что ее едва ли узнала бы даже родная мать). Наконец, солистке наскучило кружить с так же безвкусно одетым мужчиной, должно быть, изображавшим ее супруга. Она что-то пропела в адрес Кристин, та ловко скинула юбку, обнажая мальчишеский костюм (зал восторженно ахнул), Карлотта изобразила, будто целует ее – а потом выплыла на авансцену, оставляя напарницу сидеть на кровати. Вот он, подходящий момент. Волшебник вынул палочку, прицелился как следует… - Silentio ultima! Поначалу никто вообще не понял, что произошло. Карлотта хваталась за горло, таращила глаза как жаба, размахивала руками как ветряная мельница, но не могла произвести на свет никакого звука. Потом начался неуправляемый хаос. Публика орала, свистела и топала ногами. На сцену выбежал очень полный бородатый мужчина, обнял примадонну, находящуюся в состоянии шока, и увел ее со сцены, бормоча что-то по-итальянски. Напуганные хористки и танцовщицы мельтешили по сцене, показывали куда-то вверх (причем все в разные стороны) и кричали что-то о Призраке Оперы. Потом откуда-то объявился низкорослый директор, которому еле-еле удалось угомонить разошедшуюся публику и артистов. - Оставайтесь на своих местах, - мсье Андре изо всех сил пытался перекричать шум в зале, - Спектакль продолжится через десять… нет, пятнадцать минут, и роль Графини исполнит… - он заоглядывался вокруг, заметил Кристин, пытающуюся спрятаться за спинку бутафорской кровати, схватил ее за запястье и вытащил на авансцену, - исполнит мадемуазель Даэ. Зал удовлетворенно зааплодировал. «Дело сделано», - выдохнул Сириус. И тут же услышал за спиной мерзкий, злорадный шепот: -Ага, попался! Сириус вздрогнул, будто его ударило током. Осторожно обернулся и в нескольких шагах от себя увидел небритого, неряшливо одетого мужика лет сорока. От незнакомца разило потом и дешевым вином. Проклятье! Его выследили. К счастью, тело отреагировало на опасность мгновенно. Сириус проскользнул в ближайший люк и кинулся бежать по настилу. За ним, тяжело пыхтя и топоча, бежал преследователь. Как назло, маг слишком плохо знал устройство театра – наверняка, здесь должны быть какие-то тайные ходы, позволяющие ускользнуть. Но он не был Призраком Оперы, хоть и играл его роль в этот вечер. В его распоряжении были только быстрые ноги. Измотать противника казалось не слишком сложным делом – скорее рано, чем поздно, этот тип не первой молодости (и изрядной степени опьянения) отстанет. Но Сириус не учел, что гонящийся за ним Жозеф Буке имел профессию рабочего сцены и огромный опыт лазания по шатким конструкциям в состоянии «после бутылочки». Его можно было бы использовать в качестве живой иллюстрации к поговорке «Мастерство не пропьешь». А еще, он ориентировался в хитросплетениях технических лазов и проходов, быть может, и хуже Эрика, но уж точно лучше чужака. Сириус свернул в какой-то узкий и пыльный проход, заваленный старым реквизитом. Буке за ним. Юркнул за кусок разрисованного холста, надеясь слиться с окружающим пространством. Буке за ним. Выскочил и припустил со всех ног в сторону колосников над сценой, попутно «отстреливаясь» всем, что попалось под руку. Буке заковыристо ругался, тяжело дышал, но не отставал. Сириус спрыгнул на шаткие мостки, жалея, что не умеет превращаться в кота. Мостки опасно заходили ходуном. Ничего, это явно охладит преследователя, и, благо, отсюда до лестницы вниз – рукой подать. Главное, чтобы этот любитель спиртного и шпионажа не проник следом. Сзади раздался «шмяк» и ругательства вперемежку с кашлем. Назойливый, чертяка! И откуда только в это насквозь пропитанном алкоголем мужичке такое потрясающее равновесие? Любой другой давно полетел бы вверх тормашками, а этот не только удержался на ногах, но и продолжает погоню. У Сириуса не оставалось выбора. - Stupefy! – прокричал он, целя палочкой прямо в грудь преследователю. Буке выпучил налитые кровью белки глаз, замер в неловкой позе – и мешком рухнул вниз, на сцену. Кто-то пронзительно завизжал. Затопало множество ног. Мужской голос как заведенный твердил: «Несчастный случай, это только несчастный случай!». Повсюду – на сцене, в зале, за кулисами – творился невообразимый ад. И, будто вспышки пламени на свежем пепелище, то там, то здесь раздавалось: «Это он! Это Призрак Оперы!» Мужчина в черном плаще и маске стоял, тяжело опершись на какой-то механизм, и тупо пялился вниз, не обращая внимания на панику и даже не желая думать, что будет, если его обнаружат. Он только что убил человека. Впервые в жизни. Не врага в бою – а обыкновенного безоружного пьянчужку. «Этот “безоружный” только что чуть не поймал тебя, а уж вряд ли он делал это с целью попросить у тебя автограф», - нашептывал внутренний голос, который, наверное, был голосом инстинкта самосохранения. Но убивать нельзя. Иначе чем он лучше сестры? «Твоя сестрица убивает ради удовольствия, а у тебя не было выбора. Если бы он тебя настиг, было бы плохо не только тебе, но и Эрику». Эрик… теперь весь театр будет считать эту нелепую смерть его рук делом. Неудивительно, что в истории его запомнили как кровожадного монстра… и, как ни прискорбно, в этом есть вина Сириуса. Сможет ли он искупить эту вину перед приютившим его другом? Потом, он подумает об этом потом. Сейчас надо уходить, пока его не поймали. Здесь, неподалеку, есть лестница, по которой можно проскользнуть незамеченным. А дальше – спасительный подвал. *** Два голоса раздавались где-то совсем рядом. - Куда ты меня ведешь? Зачем? – спрашивал высокий мужской голос, должно быть, принадлежащий совсем молоденькому юноше. - Так надо, Рауль! Внизу нам не скрыться. Он везде найдет нас! – отвечал взволнованный девичий голосок, который Сириус узнал с первого мгновения. - Кристин, я понимаю, ты напугана, но ради Бога, неужели во всей Опере нет места надежнее крыши? К тому же, снаружи холодно, а ты в одном платье… - Не спрашивай ни о чем! Следуй за мной! «Кристин? Она здесь? Почему она не на сцене? И этот Рауль, соперник Эрика, тоже здесь…Что они задумали, куда им спешить, а, главное, зачем? Кто-то угрожает им? Но кто? Нет, что-то здесь явно нечисто… Если верить Эрику, там, где появляется Рауль, добра не жди. Однако же, вовремя я здесь оказался…» Стараясь двигаться неслышно, Сириус двинулся вслед за девушкой и ее поклонником. В какой-то момент ему пришлось отстать, чтобы не оказаться замеченным, и он почти перестал слышать, о чем говорят эти двое. Однако, интонации были слышны даже слишком хорошо, чтобы понять: Кристин ужасно, до полусмерти испугана. «Она видела труп этого… человека! - осенило Сириуса, - И, конечно, думает, что… что это сделал другой. Ее Эрик. Проклятье, я только все испортил!» Витая лестница, казавшаяся бесконечной, уперлась в открытую дверь, из-за которой ощущалось дыхание ветра. Выглянув, волшебник осознал, что находится на самой крыше Оперы. Далеко внизу сверкал огнями огромный город, а сверху простиралось бескрайнее небо, где в разрывах облаков мерцали другие, бесконечно далекие огни. Но любоваться захватывающей панорамой было некогда. Надо найти двоих беглецов. Ага, вот и они! Спрятались за какой-то массивной статуей и думают, что их не видно. Ну и пусть, так-то лучше. - Это он, больше некому! – хорошо поставленный голос Кристин было слышно отлично, как будто она находилась совсем рядом, - Он хотел, чтобы сегодня пела я – поэтому синьора Карлотта потеряла голос, поэтому погиб бедняга Буке… - Да кто «Он»? – Рауль стоял спиной к Сириусу, поэтому толком разглядеть его не удавалось, кроме того, что он был неплохо сложен и имел длинные льняные локоны. - Как кто? Призрак Оперы, конечно, - Кристин произнесла это с некоторым оттенком усталости, как детям объясняют очевидные для взрослых вещи. - Какой еще Призрак? – юноша явно нервничал, - Призраков не существует. Мы ведь не малые дети, чтобы верить в легенды о привидениях и прочей нечисти. - Он существует, Рауль. Я видела его, как сейчас вижу тебя. - Ты слишком переутомилась, милая Кристин, - виконт пригладил растрепавшиеся кудри девушки, - Может быть, тебе нужен врач? Не подумай дурного, но видеть то, чего не существует – признак нервной болезни. - Выслушай же меня! – перебила его возмущенная Кристин, - Рауль, он не привидение. Это человек, живой, как мы с тобой. Я была у него в гостях. Он живет в подвалах Оперы. - Вот как? Что нормальному человеку делать в подвалах? Не иначе как преступник, скрывающийся от закона. - Дело не в этом. У него… у него лицо… Рауль, я никогда не видела ничего страшнее! Он похож на Хель из сказки. Половина лица у него нормальная, а вторая… не хочу даже вспоминать. Потому он носит маску. А я попыталась заглянуть, что там у него… ах, лучше бы я этого не делала! Как он кричал на меня, как проклинал… как плакал! Казалось, я нанесла ему смертельную рану, и он вот-вот умрет. Ему было так больно, что я сама была готова умереть, лишь бы утешить его… - Боже мой… Но, дорогая, как ты оказалась у него в… в гостях? Он похитил тебя, да? - Нет. Никто меня не похищал. Я сама пошла за ним. - Пойти невесть куда за незнакомым человеком! Ты неизлечимо наивна, Кристин! - Я думала… понимаешь, у него был голос моего Ангела. Помнишь, я говорила тебе об Ангеле Музыки, который обучает меня петь? Так вот, это он! Он – мой Ангел Музыки! - Ангел во плоти и в маске? Странные представления нынче об Ангелах. - Я не знаю… но слышал бы ты его голос, ты бы сам поверил, что он – посланец Неба. Ни один певец в мире не обладает голосом такой силы и диапазона. Он… он как будто проник в самые глубины моего естества, воспламенил меня божественным огнем Творчества, раскрыл мои доселе сокрытые способности. Помнишь, как я пела Джульетту? И поверишь ли, что раньше, до того, как он стал давать мне уроки, мой голосок был тусклым, ломким и невыразительным? Даже в хоре я была всего лишь одной из многих, и иногда казалось, что меня там держат исключительно из милости к сиротке. Он, он один сумел разглядеть подлинную жемчужину в серой невзрачной раковине, - Кристин принялась возбужденно ходить по крыше взад-вперед и, в конце концов, скрылась из виду, так что Сириусу пришлось покинуть свое укрытие и найти новое, за какой-то массивной скульптурной группой. - Прошу тебя, прекрати! - Рауль крепко взял девушку за плечи, - Ты сейчас сама на себя непохожа. - Ах, я уже не знаю, на кого я похожа, - обреченно вздохнула Кристин, - иногда кажется, что я больше не принадлежу себе. Но это – плата за талант… За все в этом мире приходится платить. - Платить – чем? Вечным рабством у… этого? Чего он требует от тебя? Что, черт возьми, он сделал с тобой?! - Что? Ах, нет, ничего… ничего, о чем я могла бы сожалеть. Но, Рауль, я сойду с ума от одной мысли провести всю жизнь в этих подземельях, куда не проникает солнечный свет, одна, без подруг, без… - Дорогая, а тебе не кажется, что вечное заточение – слишком большая плата за обучение? – теперь Рауль повернулся к Сириусу лицом. Тот с некоторым неудовлетворением отметил, что виконт весьма хорош собой, особенно если сравнивать с покореженным лицом Эрика. Для юной девушки это, несомненно, важный момент – все они, как показывала практика, предпочитали красавчиков. Даже если эти красавчики были не слишком обходительны и не заботились хранением верности. - Он обещал мне всемирную славу, - продолжала Кристин, глядя куда-то вдаль, - что лучшие театры Европы сочтут за честь соперничать за меня. Представляешь, я объезжу целый мир! Он пишет музыку, которую еще никто не слыхал, и я должна помочь ему, дать живой голос его нотам… - Должна, должна, все время должна… - проворчал Рауль, - А тебя он спросил, хочешь ты этого или нет? - Хочу! – с жаром ответила девушка, - Очень хочу! Но если из-за меня будут страдать и гибнуть люди… Нет, на эту цену я не согласна. Иногда кажется, что лучше бы я была обыкновенной хористкой… и вообще ничего этого не было. - И меня тоже бы не было? - Нет, это же совсем другое! Как ты мог такое подумать? - Дорогая моя… кстати, у меня есть отличная идея. Ты сможешь увидеть весь мир, если станешь моей женой. И поверь, так ты увидишь гораздо больше, чем с театральных подмостков. - Ты… ты правда хочешь жениться на мне? - Конечно! – заверил ее виконт, - Кажется, я мечтал об этом всю жизнь. - Рауль, ты просто чудо! Но что скажут твои родные? Ведь я невысокого происхождения, наверняка они мечтали о другой невесте для тебя. - Это предоставь мне, я все улажу. Отец не посмеет противиться, если поймет, что я люблю тебя по-настоящему. Да разве могут быть какие-либо преграды у истинной любви? Я сокрушу их все, даже если они возникнут! – юноша сделал размашистый жест. - Тише, прошу тебя, тише! – Кристин схватила Рауля за руки, - нас могут услышать. - Кто? Певички-завистницы? Или этот твой…? Ну и пусть слышит! У него нет никаких прав на тебя, крошка Лотти. - Не знаю… мне страшно! – она уткнулась виконту в грудь, - Он знает обо мне все! Мои самые сокровенные тайны. Я ведь доверяла ему как самому родному существу… - Ну и пусть знает! Кто он такой, в конце концов? Какой-то урод-сумасброд, которому нравится держать всю Оперу в страхе. Не бойся, недолго ему осталось иметь над тобой власть. Хочешь, я увезу тебя прямо сегодня? В моем доме ему ни за что не найти тебя. А потом мы обвенчаемся… - Рауль, у меня спектакль, я должна… - Хорошо, сегодня ты допоешь свой спектакль, а потом я заберу тебя. Не думаю, что ему взбредет в голову красть тебя со сцены. - Не шути так, прошу тебя. Он может быть готов на все. Если уж пошел на убийство… И чем ему перешел дорогу бедный мсье Буке? Разве что тем, что периодически не давал проходу девочкам… да, и мне тоже. Это было неприятно, но мадам Жири всегда находила на него управу. В конце концов, можно было добиться его увольнения из Оперы. Но убивать… зачем? Неужели это я виновата, что рассказала… нет, нет, он сам все видит. Значит, он видел… и… - Успокойся, Кристин, ты ни в чем не виновата. Но если так – я буду караулить за кулисами и не позволю приблизиться к тебе никому, кроме артистов. А может быть, имеет смысл позвать полицию? - Нет, не надо полицию. Я… я думаю, что все будет в порядке. Достаточно знать, что ты рядом. - И все-таки, было бы надежнее… послушай, а у синьоры Джудичелли точно нет другой дублерши? Тебе обязательно петь в этой опере? По правде говоря, она не слишком достойна будущей виконтессы. - Рауль, я должна петь. На меня надеются… в конце концов, я не имею права подводить публику. Они ведь купили билеты и рассчитывали увидеть интересное представление, а не… ой! – Кристин внезапно отшатнулась. - Что там? – напрягся юноша. - Там одна статуя… кажется… шевелится. - Да нет же, тебе показалось. - Не показалось. Гляди, опять! Вон там! – девушка указала точно в направлении скульптуры, за которой прятался Сириус. - Уверен, это обман зрения. Там никого нет. Хочешь, я докажу тебе это? – виконт размашисто зашагал туда, куда показала Кристин. Не медля ни секунды, Сириус опрометью понесся вниз. *** Эрик дремал на тахте, завернувшись в несколько одеял. Рядом на полу валялась книга и стояла початая бутылка коньяка. Это было даже на руку Сириусу, давая ему время обдумать, под каким соусом преподнести Призраку все случившееся. Вряд ли он обрадуется убийству, которое, несомненно, повесят на него. А тем более, предательство Кристин… этой милой девушки, которую Эрик любил больше жизни, и ради которой был готов на все. Несомненно, надо рассказать… но как? Как и правды не утаить (Сириус ненавидел вранье всем своим естеством), и не слишком травмировать приятеля роковой новостью? Нет, без бутылки тут не разобраться. Коньяк будет очень кстати. Но едва волшебник прикоснулся губами к бокалу, как Эрик открыл глаза. - Ну что? Успешно? – его голос оставался по-прежнему хриплым, - Кристин получила свою роль? - Э… - Сириус поперхнулся коньяком, - да, вполне. Но… - Что еще за «но»? – Эрик нахмурил брови. - Возникли некоторые проблемы, - маг залпом выпил остатки напитка и на одном дыхании выпалил: - Я совершил убийство. - Что, переборщил с магией, и Карлотта отправилась к праотцам? – съехидничал Призрак. - Нет, это был мужчина. Лет сорока на вид, лохматый, бородатый и сильно пьяный. Он погнался за мной, и… - А, это Буке, - Эрик вздохнул с явным облегчением, - Он уже давно выписал себе билет на тот свет. Ужасный любитель подглядывать за балеринами… и вообще совать нос не в свое дело. Считай, что ты был рукой Правосудия. - Но… - Сириус изумился тому, как легко его собеседник говорит о чьей-то смерти, - это было мое первое убийство. Не в бою, а… знаешь, у нас стараются не использовать смертельных заклятий, разве что случайно кого-нибудь пришибет… он, этот Буке, был безоружен, а я… - Исповедоваться будешь священнику, - прервал его Призрак, - если тебе интересно, я бы на твоем месте прикончил его без раздумий. Надеюсь, больше никто не видел тебя? - Полагаю, никто. Только этот… Буке. Да, в самом деле, неприятный тип… и если бегать по этим шатким мосткам в настолько нетрезвом состоянии, неудивительно, что рано или поздно чебурахнешься с верхотуры… и никто даже не подумает, что это могло быть… могло быть… - он не решался снова произнести слово «убийство». - К черту Буке! – рявкнул Эрик, - Меня интересует только Кристин. С ней все в порядке? - Да. С ней все в порядке. Она получила роль Графини, как ты и хотел, - Сириус отвел взгляд. - Ты чего-то недоговариваешь, - Эрик подался вперед, опасно поблескивая воспаленными от жара глазами, - Говори! Немедленно! Маг молчал, нацеживая в бокал остатки из бутылки. - Там был Рауль, - наконец, медленно произнес он. - И? - Он хочет увезти ее. И мир померк в глазах Эрика.