I think you're my kink

      — Ты дебил, Вить, — Юра аккуратно толкает в плечо Виктора, который только больше зарывается в подушку лицом и натяжно пытается сопеть. — Нет, ты просто ублюдок. Ты мне всю жизнь испортил.       Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста.       Юра говорит мягким, тихим голосом после сна, каким обычно сам будит Никифорова, если засыпает с ним и встаёт лишь на несколько минут раньше. И кто бы не говорил про главную важность интонации в разговоре, а слова всё же тоже кое-что значат.       Виктор отрывает лицо от тёплой, мягкой подушки и поворачивается к сонному Юре, который двумя пальцами, словно это самый вонючий мусор на свете, держит мобильник. Витя разлепляет глаза, трёт их рукой и тянется к мобильнику, на котором светятся пять десятков пропущенных от Якова, несколько даже от Юри, который сейчас в Японии, от Милы и ещё от кого-то.       Виктор набирает тренера, потому что столько звонков от него — это серьёзно, это Яков злится, это нужно перезвонить даже в свой единственный выходной за месяц. Юра недовольно смотрит, его глаза полуприкрыты, и это так мило смотрится в месте со следом от подушки на щеке, что мужчина банально не знает, что делать.       — Удали это немедленно! Сейчас же! Ты, неотёсанный, невнимательный, словно глаза у тебя на жопе, да и руки оттуда же, ты, ты просто не представляешь, что сделал для!.. — Виктор отрывает мобильник от уха и тянет красный значок вбок по экрану, чтобы отрубить звук. Вопросительно смотрит на Юру.       — А что, — хмыкает парень, вставая с постели и разминаясь, — Яков прав. Ты даже не представляешь, что вчера сделал. Загляни в инсту, — Юра, дотянувшись полностью ладонью до ступни, выпрямляется и идёт за кофе. Ему срочно нужен был глоток энергии для этого разомлевшего утра.       Виктор смотрит на выложенную фотографию... нет, целый, чёрт возьми, фотосет, который точно не мог выложить к себе на стену. Однако, вот: десять тысяч лайков за семь часов и ретвитов только чуть меньше. А фотографии хорошие, свет мягкий, желтоватый, у Юры глаза счастьем горят несмотря на недовольную мину и отталкивающие руки, у Виктора черти явно взыграли, а поцелуй совсем рядом с губами, даже в уголок, удался в самом конце. И Юра недовольным уже не был, скорее весёлым таким, радостным, даже улыбающимся.       Такие хорошие фотографии, пропитанные любовью. Такие личные.       Наверное, Виктор вчера с пьяни хотел отправить их Юри, но не дожал, не попал пальцем. А Юре запах перегара не нравится, вот он и сопротивляется так сильно, что некоторые изображения смазанные.       — Чего лыбишься, придурок? — Юра со смущённым лицом аккуратно протягивает кружку чёрного кофе. — Яков действительно прав. Ты мне только что всю карьеру сломал. Репутацию. Жизнь, — Плисецкий помешивает сахар в своей кружке и пытается не залезть под тёплое одеяло вновь. Под одеялом тепло. Уютно. Виктор тёплый.       — Так хорошие фотографии же, — Виктор пожимает плечами, принимает позу полулежачую и с благодарностью принимает кружку, отпивая. — Смысла удалять уже не вижу. Все, кто хотел, уже посмотрели. А удаление только больший ажиотаж вызовет.       — Тебя посадят по статье, балбес, — и неважно, что Юра сам себя считает парнем, юношей; для законодательства он ещё мальчик. Мальчик легонько толкает в плечо мужчину, чтобы тот образумился.       — Пока будет длиться процесс, тебе уже шестнадцать будет.       Юра закатывает глаза и вздыхает раздражённо, словно принимая происходящее как должное. Ставит кружку на тумбочку, вырывает без особых усилий заблокированный телефон Никифорова, вводит свой день рождения и удаляет последнюю фотографию (но прежде сохраняет и пересылает себе по старому доброму блютузу, чтобы при очередном взломе страницы что-нибудь не всплыло). Величественно отдаёт мобильник Виктору, довольный своей работой.       — Ты же ведь не расстроился, — Виктор утверждает, утыкаясь носом куда-то между шеей и плечом Юре, вдыхая запах свежести. Лаской же стирают одежду.       — Просто... — Юра пролистывает комментарии под фотографиями, замечая от матов и гневных тирад до простого "фу, педики" и "они так мило смотрятся, посмотрите на них, они же...", — счастливы? — Юра читает вслух с слегка вопросительной интонацией, но потом поправляется: — Мы же сейчас счастливы. Нам тепло, хорошо, — Юра прячет ноги под одеяло, а потом засовывает под задницу Виктору. По полу дует. Ретвитит каждую фотографию к себе на стену, сразу замечая лайки и вопли в комментариях. — Кажется, я только что добил свою репутацию окончательно и сформировал отряд фанаток под названием... Плов? Нет, правда? — Плисецкий раз за разом тыкает на хэштег (чёрт, это уже хэштег) и находит общие фотографии с Витей, даже где они на изображении просто локтями попали одновременно. — Только попробуй ещё какую-нибудь фотку еды выложить, я тебя зарежу. Лезвием конька. Клянусь, — Юра шипит, находя с #Плов даже перерисовки последней фотографии, которой больше нет, на тумбе.       — Что-то вроде... Плисецкий плюс Никифоров? — Виктор ловит смех где-то за щекой и прикрывает рот ладонью.       — Бля, я даже двигаться теперь не хочу, — Юра блочит телефон и откидывает куда подальше, возвращаясь в тёплые объятья кровати. Виктор обнимает со спины, прижимая к себе поближе, и смеётся на ухо озороно, счастливо, так, что Юра сам улыбаться начинает и кладёт свою ладонь поверх другой, более широкой.       Иногда такие дни необходимы, чтобы потом с высоко поднятой головой выйти из квартиры навстречу журналистам и сочинить похожую на правду историю о споре на деньги, о взломе аккаунта или фотошопе, о нежной любви двух практически братьев. О чём угодно.       Но сейчас, пожалуйста, дайте денёк тихого и спокойного счастья.