I think you're my kink

      У фигуристов банкеты после больших соревнований, да и просто выступлений — дело обычное, даже обязательное и вошедшее в привычку. А сколько тебе там лет, как ты выглядишь и можно ли тебе банальный бокал шампанского — всем откровенно плевать, только если ты сын\дочь какого-то спортсмена, случайно попавший ребёнок на вечернику. Победил — молодец, давай подолью. Проиграл — иди, выпей, утешься.       Юра утешал себя в основном.       Да, за вторые и третьи места остаётся только утешать себя. И чем-нибудь покрепче, чем шампанским.       В детстве, гораздо глубже, когда ещё с мамой и папой, он с семьёй ездил в горы, на Кавказ. А оттуда без бутылки-другой если не ликёра, так вина точно не уедешь. Не то чтобы его родители приучали с пелёнок к алкоголю, нет, ни в коем разе, просто у него был определённый нюх на хорошее спиртное. Позже дедушка категорически попрекал подобное отношение, но и иммунитет выработался, и отношение к этой вредной привычке тоже. «Никакое» — грубо говоря.       Но со временем запивать свои горести, напряжение в мышцах, головную боль, душевную, чтобы не заснуть на ходу — это всё стало привычкой. Скорее даже нуждой. А всевозможные банкеты и корпоративы во время очередных соревнований, особенно те, когда он вошёл в старшую лигу, только поспособствовали.       Особенно напиться хочется в перерыв между сезонами, когда все "взрослые" неожиданно вспоминали, что Юра всё ещё школьник, что ему учиться надо, что у него — Господи, какой кошмар! — будут экзамены. И эти периоды бесполезной учёбы, когда открываешь какой-то там учебник и абсолютно ничего не понимаешь, а когда понимаешь часть, то просто охуеваешь, зачем людям вообще знать это надо, были тяжелы и для души, и для сердца, и для головы, и для нервов. В общем — для всего Юры.       Он был закреплён за какой-то там гимназией в Санкт-Петербурге, находясь на домашнем обучении. И ставили ему оценки вообще ни за что (или просто за то, что приносил какие-то заслуги школе), и все были этим довольны. Юра не видел в этом смысла — в оценках, в лишней учёбе, в засорении времени, — он, в конце концов, уже содержал собственную семью на деньги, которые сам зарабатывал, и больше ему было не надо. Его будущее — в спорте. Оно чётко перед ним проложено. А все эти законы Ньютона в векторном виде, неравенства, Грозы с Бесприданницами только убивали мозговые клетки юного спортсмена.       Юра бесился. Юра был в ярости. Юра понимал, что не понимал ничего из учебника, и бесился ещё больше.       Юре надо было выпить. Причём срочно, иначе никакие кластеры по клеткам не будут готовы к завтрашнему утру, потому что он банально заснёт.       (Чёрт, это дело вкуса, не смейте осуждать его, но Плисецкий правда считал, что сладкий вишнёвый ликёр — это то, что надо посреди ночи.)       И лучше Юра прогонит агапэ тысячу раз, чем ещё раз увидит учебник по биологии перед своими глазами.       И в такой момент даже Яков решил, что Юре обязательно нужен репетитор.       — Денег нет, — упрямо заверял Юра, совсем не лгав, и продолжая сдавать какие-то левые экзамены на три, совершенно не понимая, какую околесицу он нёс.       — Выделим из бюджета.       — Тогда денег не будет потом, — Юра от усталости закатывал глаза, вздыхал, как настоящий ученик, и открывал бутылку чего-то вкусного.       Утром — до шести градусов, нечто типа сидра, вечером — до двадцати, вроде вина, ночью — если совсем припирало, то полстакана водки на половину стакана чая или кофе с коньяком.       Над ним кто-то сжалился и послал помощника.       — Господи, сгинь с глаз моих, — Юра разочарованно простонал, протирая глаза, и просто не мог додуматься, что именно он делал здесь и за какое вознаграждение согласился на нечто подобное.       — Я думал, что мы друзья. К тому же я закончил школу относительно недавно и ещё что-то помню. Тебе, вроде бы, необходима помощь, — мужчина слегка пожал плечами, словно безразличный к тому, впустят его внутрь или нет.       Юра рыкнул, вздохнул и застонал.       — Только не хватало, чтобы ты видел меня в таком состоянии.       "Я же никому всё равно не расскажу, будто ты не знаешь" — во взгляде, в мимике, в жестах, в ауре.       "Зато пострадает моя самооценка" — в беспомощности перед гостем, в потерянной позе, в бегающих расширенных зрачках.       — Подожди хотя бы пару секунд, — Юра закрыл дверь на замок перед самым носом фигуриста и принялся собирать расставленные на полу бутылки, стаканчики и упаковки из-под еды быстрого приготовления и обычной пиццы.       Отабек слышал, как звенело стекло. Много стекла.       Когда он зашёл в коридор, в нём пахло спёртым воздухом, пылью, спиртом и фастфудом. Спирта больше всего, если честно.       У Алтына мимика не очень выразительная, но Юра всё равно читал по движению воздуха "Я был лучшего мнения о тебе. Я думал, ты сильнее. Я думал, ты выше этого. Я думал, что ты умный малый" — и всё в подобном духе. Юрий, на самом-то деле, слышал всё у себя в голове.       Себя не обманешь.       Детский алкоголизм не излечим.       Они решали задачи по физике, разбираясь, зачем-почему-как-какого-хера переносить силы на оси и затем преобразовывать скалярное уравнение в что-то, что было нужно. Это было даже весело (особенно, когда что-то получалось или не получалось у мужчины), пока мозг Юры не был готов взорваться от обилия информации.       Алтын одарил взглядом, который вроде что-то значил, и попрощался, добавив, что зайдёт ещё и завтра. На очереди биология.       Юра сам не понимал, почему, но чувствовал, как улыбался и светился счастьем, что ли; как тепло внутри было и улыбка на губах возникала беспрепятственно. А затем обнаружил себя с бутылкой пятилетнего вина в руках, собираясь налить себе совсем немного, чтобы поддержать настроение, но. Стоп.       Почему он это вообще делал?       Ему же сейчас хорошо.       Он не должен тянуться за этим.       У него не болела голова, не было тяжело морально, да и ночью ничего не надо было учить.       Так зачем же?       Юра пялился в отражение своего лица на чуть желтоватой жидкости, но затем плюнул и выпил — всё равно ведь уже налил, не пропадать же хорошему продукту.       Внутри всё скрутилось в пружину противную, в такую спираль, образовывая тугой ком переплетённых чувств, который дышать не давал. Юра выпил ещё. Стало легче.       Алтын приходил на следующий день, затем снова, снова, снова, хваля Юру, говоря, какой он молодец, что Юра — настоящий солдат, что он всё выдержал, что он сможет выдержать эти полугодовые, что Юра сообразительный, умный и такой молодец.       А Юра расцветал, улыбался тепло-тепло, так, что мозг сознательному и закончившему школу мужчине отказывал, превращая его в такого же пятнадцатилетнего подростка, который открыто радовался каждой своей удаче, а после неудач испытывал только больший азарт. Хотелось погладить по голове, обнять, крепко пожать руку.       Уберечь. Защитить.       Когда Юра сдал экзамены, то Отабек был рад за него. Он ощущал в этом свою заслугу, причём немалую. Пришёл поздравить, предложить покататься вместе и... может быть... в конце концов, три с лишним года — не такая уж большая разница в возрасте, да и такие связи редко публиковались, поэтому не было ничего страшного, если бы они попробовали. Пусть даже Алтын выглядел чуть старше (чем есть и морально, и физически), но с Юрой он ощущал ту-самую духовную связь, словно оживая. А желание прикоснуться брало верх настолько сильно, что крепким объятьем просто не обойтись.       Юра никогда ещё не хотел напиться настолько сильно, как когда увидел полнейшее разочарование во взгляде Отабека, направленного на него, на Юру с полупустой бутылкой коньяка в руках.