* * *
Пациент номер двести сорок семь – так Аями будет обозначен в пределах отделения. Позже Саске припишет ему код, который укажет на степень сложности психиатрического случая. Для этого сперва требуется познакомиться с прибывшим лично, но Саске пока не спешил. В конце концов, к нему доставили относительно обследованного и стабилизированного на данный момент пациента. Поэтому в первую очередь альфа вдоль и поперёк изучил выписку на Аями Итачи, сидя в личном кабинете с сигаретой. По профильной части нового ничего не обнаружилось, зато было на что обратить внимание в анамнезе соматическом. Остаточные явления ушиба головного мозга, синдром позвоночной артерии, деформация четвёртого, пятого и шестого позвонков шейного отдела. Как следствие наличие шейного остеохондроза. Из прочего – непереносимость ряда препаратов общей анестезии, отсутствие селезёнки, разрыв правого яичника, геморрагическая форма третьей степени с последующим удалением очага. Всё перечисленное, как ни странно, результат одного и того же года. Между прочим, до того, как пациент решил, что его призвание – убивать людей альфа-принадлежности. То есть, не исключено, что крыша у него отъехала после травмы головы, потому недуг и приобретённый. Но это не точно. А вообще Учиха не на шутку озадачился истоками происхождения психических нарушений у своего новобранца. Ну, да ладно, на то и специалист по мутным душам, дабы разыскать тайное окно и подступиться к нему. Наверное строит-таки сходить и взглянуть на загадочного омегу-маньяка.* * *
В нос ударил запах пыли и затхлости, стоило доктору Учихе войти в одиночную семнадцатую палату закрепленного за ним отделения. Угловое помещение давно пустовало. Последнюю генеральную уборку с обработкой дезинфицирующими растворами и проветриванием санитары проводили с месяц назад, если не больше. Стены палаты окрашены в нежно-бежевый, цвет, который никак не вписывался в атмосферу заведения, зато визуально добавлял пространства. Под высоким окном пролегала батарея на шесть секций, осенью и зимой грела она, мягко говоря, неважно. В правом углу располагался квадратный стол с парой мягких обшитых стульев. Слева компактный вещевой комод того же отвратительного цвета, что и стены, на нем выцветший плафон. Венец интерьера – железная кровать в самом дальнем углу от двери. Еще не застеленная. Видать, медсестру-хозяйку не оповестили о прибывшем постояльце. На голом плотном матрасе отсиживался новоиспечённый пациент Учихи, убийца альф, глядя на которого доктором овладело нешуточное замешательство. Саске недоверчиво посмотрел на пациента, затем в его историю болезни и указанный на ней номер палаты. Всё сходилось, кроме того, что стоявший за ярлыком грозного убийцы альф человек оказался бесконечно далёким от того, кого успел нарисовать в своём воображении Учиха. На деле Аями Итачи представлял из себя довольно тщедушную от недоедания омегу, одетую в обыкновенную серую толстовку и мягкие штаны. Вещи, лишний раз подчеркивающие приобретённую худобу. Исходя из досье пациента, ему тридцать пять лет, но чисто визуально смотрится он моложе. Кожа омеги нездорового бледного оттенка, впалое лицо частично скрывали пряди длинных тёмных волос, выбившиеся из свободного хвоста. Будто матовые черные глаза казались неестественно огромными на фоне осунувшегося лица. Индивидуальный запах пациента был выгоревшим и неестественно горчил. Ёще немного, и он, наверняка, полностью улетучится вместе с подкожно-жировым слоем этого загадочного Итачи. Стало ясно, что нездоров пациент не только психически. Собственно, Учиха подозревал, что всё не так просто. И врач, и его подопечный внимательно сканировали друг друга, будто проводя в уме хитрые математические расчеты. Обычно пациенты Учихи не любили длительных контактов глаз, но номер двести сорок семь, буквально впился в доктора взглядом. Саске даже усмехнулся, подумав о том, что мысленно Итачи, наверное, уже расчленил его в ванной и залил сочные останки серной кислотой, едва удерживая в своих дрожащих руках железную кегу. Хотя, черт знает, что на самом деле притаилось в черноволосой голове неизлечимого маньяка, лишенного уголовной ответственности в обмен на проживание в психушке. Около кровати накренился небольшой тряпичный баул. Судя по всему, личные вещи Аями. Саске не сомневался, что больного предварительно обыскали с головы до пят копы на наличие запрещенных предметов, оттого решил не запрещать омеге пользоваться тем, что скрывала его вещевая сумка. - Здравствуй, Итачи, - поздоровался врач, намеренно сделав акцент на имя пациента, дабы расположить больного к контакту. – Моё имя – Учиха Саске. Отныне и навсегда я твой лечащий врач. На приветствие омега не отреагировал никак, безмолвно хлопая длинными ресницами, и все ещё не отрывая настырно пристального взгляда от психиатра. Ментально Аями был очень слаб и проецировался как сжатый неподступный комок, фонящий скрипучим напряжением. Признак явного недоверия, а то и страха. Саске припомнил сноску о том, что до него пациента наблюдали врачи исключительно омега-бета принадлежности. Вполне естественно, что врач-альфа застал его врасплох. - Говорят, ты недолюбливаешь альфа-самцов, - дежурно продолжал Учиха, открывая узкую форточку в верхней части окна, затем вновь обернулся к пациенту. – Но, клятвенно обещаю, меня полюбишь. В конце концов, куда тебе бежать с подводной лодки? – врач по-хозяйски уселся на старый обшитый стул, в то время как омега, наконец, опустил глаза, принявшись неврастенично теребить рукав толстовки. - Вижу, ты и впрямь неразговорчивый. Но, ничего, наша дружба – дело времени, - уверенно заключил Саске. - И еще, тебе чертовски повезло - сегодня моя смена. Это значит, что впереди у нас весь вечер. Здорово, правда? Ты располагайся пока, я позже осмотрю тебя. И не волнуйся, не кусаюсь. Во всяком случае, сегодня, – на этой ноте Учиха оставил двести сорок седьмого на попечение пришедшего с уборочным инвентарём санитара. Тем более, не помешает выдать первичные назначения медбратьям.* * *
Получив готовые анализы крови омеги, обновленные данные термометрии, экг и артериального давления, Учиха решил не тянуть и провести исследования рефлексов и реакций грядущим вечером. Пациентов в отделении, включая новичка, относительно немного. На смене высококвалифицированные медбратья и толковые санитары. Грех не поработать. Около семи вечера Саске один на один встретился с подопечным в процедурном. Маневр подразумевал этакую обстановку доверия между врачом и пациентом. Однако за дверью всё равно дежурили чуткие санитары, в любую минуту готовые выполнить указания доктора. - Снимай кофту и садись на кушетку, - скомандовал Саске, заполняя бланки для истории болезни. Просьба доктора, судя по всему, Аями не приглянулась. Он снова напрягся как стальная леска, продолжая бездейственно сидеть на кушетке. - Глухой? Или стесняешься? Я – врач. Существо бесполое. Помешкав ещё немного, Аями таки сделал, что велели, несмело присев боком к Учихе. Откровенно говоря, психиатр недоумевал, как такая тщедушная фиалка умудрилась пустить на ремни девять кобелей? Тем более, альфы по природе своей физически сильнее омег. И в чем только душа держится? Тело Итачи являло следы былой славы: оно правильно развито имело неплохие рельефные очертания. Вся проблема в нарастающей дистрофии и в «боевых» шрамах, которые мало украшали бледную омежью кожу. Самый большой из них – вертикальный, рассекающий пестрой полосой живот. Неаккуратно сшитый. Спасающие омегу от последствий перитонита врачи либо не заморачивались, либо очень торопились. Закончив бумажные формальности, Саске тщательно помыл руки, ориентируясь на то, чтобы пациент это видел. А то мало ли? На обследование омега реагировал спокойно, даже апатично, но при этом всё ещё прибывая в явном напряжении. Очевидно, чужие прикосновения вызывают у Итачи дискомфорт, но для убийцы-психопата двести сорок седьмой неплохо держится. За время осмотра Учиха успел выявить слабую реакцию глаз омеги на свет, поразительно высокий болевой порог и ряд заторможенных рефлексов. Нервные окончания почти не реагируют на раздражители, будто застыли. Сопоставив данный факт и размытость индивидуального запаха омеги, Учиха решил еще раз перепроверить детали соматического анамнеза пациента. Ну, точно. Пропустил едва ли не самое основное. Кроме сильнодействующих нейролептиков Аями Итачи получал препараты подавляющие течку. По-хорошему счету, комбинировать указанные группы противопоказано. Но, коль пациент неизлечим и спросом от родственников не пользуется, похоже, решили попросту забить. Еще бы, кому нужна течная омега-психопат? Тем не менее, Учиха пишет свой лист назначений. Трудно здраво судить о психически нездоровом пациенте в довесок угнетенного неправильной комбинацией сильнодействующих лекарств. Подавляющие Саске временно отменяет и назначает дезинтоксикационную терапию. Пусть разгрузится чуток. - На сегодня всё, - вздыхает альфа, закончив записи и поглядывая на своего подопечного. – Можешь одеваться. В палату тебя проводят. Демонстрируя покладистую апатичную реакцию, омега надевает кофту и покидает процедурный, одарив доктора пронзительным взглядом, за которым явно крылось что-то недоброе. Учихе пофигу, он привык к тому, что подопечные его не шибко жалуют, а о губителе альфьих душ и говорить нечего. Вечер выдался относительно спокойный. Доверившись медбратьям, дежурившим в отделении, Саске закрылся в кабинете, с мыслями о прибывшем пациенте. Тот никак не хотел даровать доктору покой. В истинной сути, Итачи попросту изолировали от общества, поместив в лечебницу, так делают со всеми, кто поступает к Учихе. Их можно смело использовать в качестве подопытных и получить за успешные исследования одобрение верхушек и хорошую премию. Но чтобы разобраться в проблеме Аями, нужно окунуться в их первоисточник, а если не получится, то мало с этого омеги научного толка. Ну да хрен с ним, время покажет. Пока же можно выпить кофе и посидеть над фактически завершенным научным проектом по диссоциативному расстройству личности.* * *
Фиксируя в дневнике состояние пациента номер двести сорок семь, Саске с досадой подловил себя на мысли, что за пять дней работы с убийцей альфа-самцов не продвинулся ни на йоту. Приевшееся партизанское молчание, отказ от еды, хоть медным тазом стучи над головой этого Итачи, реакции – ноль. Правда, визуальное состояние омеги несколько улучшилось. Назначенная инфузионная терапия не проходит даром. Однако вот уже пятый день медбратья задают Учихе один и тот же вопрос: за каким хреном париться над этим психом? Он безнадежно болен. Следственный комитет в курсе этой прискорбной новости. К тому же, Итачи Аями – убийца. Можно просто бросить его в палате наедине с одиночеством, и пусть лежит, пока не умрет с голода. Плакать по нему некому. И то, что убивал он по воле обезумевшего рассудка для некоторых - не оправдание. Тем более, сам убийца не раскаивается. Это была его личная прихоть, а не приказ голосов из стен, терроризирующих и днем и ночью несчастных шизофреников. По правде говоря, Учиха уже и сам не понимал, зачем нянчится с этим Итачи? Неужто, разобрать по крупицам душу психопата, производящего впечатление невинной фиалки настолько интересно? «Да» - слышится ответ внутреннего голоса. И вот уже доктор Саске дает двести сорок седьмому еще один шанс. - Делайте, что хотите, доктор, но он меня достал! – жалуется широкоплечий санитар-бета, влетев в кабинет заведующего. – Я не обязан лебезить перед каким-то отбросом, упрашивая его поесть, или силком пихать кашу в этот хренов рот. Он просто вьет из меня веревки! Я на пределе, врежу разок и снесу ему кулаком пол головы, а потом еще копы повяжут за это дерьмо. Больно надо! Саске раздосадовано вздохнул, вертясь в кресле с сигаретой в зубах. Как он устал выслушивать жалобы этих бестолковых амбалов, которые никому ничего не должны и не обязаны. Будто он тут обязан всем и всему внутри мира отбросов. Однако Саске выбирал профессию, а не профессия его. Стоит об этом себе иногда напомнить. - Приготовьте питательную смесь, шприц на пятьдесят кубов и желудочный зонд. Сейчас приду, черт бы вас всех побрал! Санитар согласно кивает и уходит, а Учиха позволяет себе спокойно докурить, поглядывая усталыми глазами в окно. В семнадцатой палате альфу встречает приветливо накрытый стол с затребованными им предметами. Пациент номер двести сорок семь вынужденно смирно сидит на стуле, с завязанными сзади руками, а позади него надзирателем стоит санитар. Саске дарит подопечному взгляд полный бешенства, затем злостно хватает Итачи за подбородок, принуждая к контакту глаз. Отощавший вид этого непокорного омеги внушал еще большее раздражение. - Тебе нравится, когда с тобой как со скотиной, да? Хорошо. Будь по-твоему. Натянув перчатки, врач достал зонд из герметичной упаковки, затем крепко и до боли удерживая пациента за лицо, небрежно запихал эластичную трубку в его ноздрю. Омега давился, пытался сопротивляться, но связанные руки ограничивали движение, как и санитар, в любую минуту готовый реагировать. Выкрутив крышечку резинового пакета с питательной смесью, Саске заполнил ей шприц и, присоединив канюлю к зонду, ввёл смесь в желудок омеги. Психиатру откровенно наплевать на то, что этот долбанный маньяк может захлебнуться и пытается брыкаться, как рыбка в пустом ведре. Хочется до отказа залить его желудочно-кишечный тракт блядской смесью, чтобы даже помышлять о бойкоте с голодовкой не смел. Ярость отпустила Учиху лишь тогда, когда омега действительно стал захлебываться в последствие выблевав щедрые яства себе под ноги. - Развяжи его, выдай инвентарь, и пусть сам за собой уберет, - распорядился Саске, бросив на стол шприц, – Вижу, дружбы с нами ты не хочешь, - выцедил альфа, удерживая омегу за лицо и настойчиво глядя в его воспаленные глаза. – Жаль, - Учиха вдруг показательно подмигнул санитару, - тогда, может, найти тебе хоть какое-то толковое применение? Например, сдать тебя в первый изолятор? Глядишь, тамошние ребята с тобой порезвятся, да притихнут на недельку-другую, а то задрали буйствовать. Выброшенные альфой слова на деле не имели под собой никакой реальной подоплеки. Черная шутка, с целью банально поиграть на нервах неугодного пациента. Однако, ни врач, ни санитар даже не предполагали, что эти пустые угрозы двести сорок седьмому номеру вовсе не покажутся пустыми. Вмиг изменившийся в лице омега совершенно неожиданно вошёл в режим бешеного зверя и яростно впился зубами в запястье Учихи. - Сука! – врач рефлекторно приложил пациенту по лицу, со всей возможной щедростью. Однако на этом сюрпризы не закончились. Когда омегу попытался усмирить санитар, Аями приподнялся в сгорбленной позе вместе со стулом и приложил деревянными ножками в район живота сотрудника. Стонущий от боли бета согнулся в три погибели, а Саске, на свое счастье одаренной реакцией кошки, успел поймать в руки злосчастные ножки допотопной мебели и с силой впечатать предмет вместе с омегой в пол. На шум сбежались медбратья. Кто-то додумался экстренно всадить больному инъекцию хлорпромазина, отчего тот мгновенно угомонился, глядя в потолок остекленевшими глазами. Вот и порезвились.* * *
Рану на запястье неприятно жжёт от йода. Сидя за рабочим столом, Саске хмуро трёт её, думая об Аями как об очень строптивой сучке в тощем теле, которая теперь вынуждена поразмыслить над своим поведением, лёжа в мокрых штанах и с пеной у рта. Самым неприятным в случившемся инциденте было то, что виноват в нём никак не Аями, а его доктор, опрометчиво решивший пошутить над потенциально агрессивным пациентом. В работе с подопечными Саске обычно проявляет здравое врачебное хладнокровие и, как адекватный опытный психиатр, естественно старается обойти любые возбудители агрессии со стороны больных. Что до Аями, то сегодня он, в самом деле, довёл своими застольными капризами до ручки. И, если очень откровенно, Учиха вплоть до сегодняшнего дня не воспринимал этого дистрофика-омегу всерьёз, несмотря на его зажиточное деталями уголовное досье. Вероятно, сказывается ничтожно скудный опыт работы непосредственно с омегами. С упоением закурив, Саске грешным делом подумывает над тем, что, возможно, зря согласился на Аями. Ведь стиль работы, который Учиха выработал в себе за местный клинический стаж не подходит для ведения пациента-омеги. Не потому ли по сей день он, Саске, так и не смог Аями разговорить? Недовольно хмыкнув, Учиха глотнул остывший кофе после очередной затяжки. Двести сорок седьмой не рядовой психопат-уголовник с врождённой тягой к насилию. Его случай иной. За очень короткий срок он пустил на ремни девять альфа-самцов. Должно быть, они тоже имели неосторожность грязно пошутить с омежкой. Прищурившись от едкого дыма, альфа насладился последней затяжкой, прежде чем затушить окурок в пепельнице. Кажется, всё стало ясно. Сосредоточившись, психиатр в который раз выложил перед собой личное дело Аями Итачи и вновь скрупулезно перечитал заключения докторов. Сейчас Учиха, наконец, понял, что именно его не устраивало при изучении выписок на пациента. В паззле соматического анамнеза омеги не хватает деталей. Например, о причине ушиба головного мозга, остаточные явления которого выявлены через томографию. В довесок, предыдущие психиатры, приписав двести сорок седьмому экзогенный психоз, хоть и выставили диагноз, но не удосужились выявить условия спускового механизма. А Учиха, походу, выявил его сегодня днём, неудачно пошутив с «фиалкой-омежкой». Если сопоставить случившееся с тем, что Аями стеснялся раздеться для осмотра, всё, в принципе, сходится. Выудив из кармана халата телефон, психиатр листает имена в записной книге и откровенно радуется, что спустя столько лет необщения не удалил номер профессора клинической психологии Орочимару. Однако достижения университетского преподавателя нынче мало интересовали, а вот его связи, открывающие сотню-другую дорог, весьма. Трубку, на удивление, поднимают сразу, и глухой низкий голос омеги в годах радушно приветствует бывшего студента. Формальности о своих делах, новинках на личном фронте и в работе Учиха не любит обсуждать с кем бы то ни было, оттого, изящно обойдя любопытство Орочимару, переводит стрелки непосредственно к делу. Просит известного ученого навести медицинские справки о Итачи Аями. На учёте у каких докторов омега числился, с какими диагнозами появлялся в больницах до следствия. И появлялся ли вообще. Все возможные данные хотелось бы получить в электронном виде. В бумажном, конечно, было бы лучше, но вряд ли такая роскошь доступна. Орочимару в просьбе Учихе не отказал, тем не менее, алмазов с неба не обещал. Шибко хлопотное дело. Требует не только грамотного подхода, но и медового пряника, вложенного в чей-то жадный рот. Однако и то и другое, по-видимому, профессор психологии сумел организовать нужным источникам, потому как к девяти вечера Саске получил по электронке заветные данные о пациенте номер двести сорок семь. Итачи – единственный сын некогда успешных бизнесменов, погибших восемь лет назад при загадочных обстоятельствах. Супруг (ныне вдовец) инженера автоматизированных систем Аями Сейджи, в дальнейшем возглавившего металлургический концерн погибших родителей Итачи. Так же, сказано, что Сейджи владел крупной ювелирной сетью в трёх городах. Бытовые подробности Саске временно опускает, переключаясь на новые медицинские данные своего пациента. Внимательно вчитываясь в строки анамнеза омеги, Учиха постепенно понял, что нашел тот самый недостающий кусочек паззла. Четыре года назад Аями Итачи встал на учет по беременности в перинатальный центр своего города. В том же году угодил в муниципальную больницу с многочисленными травмами. Щурясь от света настольной лампы, Саске вникает в перечень описанных повреждений снаружи и внутри тела омеги. Здесь ни слова не сказано о его беременности, зато присутствует избыток другой важной информации. Так же указано, что Итачи промучился два часа, претерпевая полостную операцию под масочным наркозом, в связи с непереносимостью анестезирующих препаратов. Процесс сказался на пациенте сильнейшим стрессом: Аями дважды впадал в кому и, в целом, провел в реанимации около двух недель. Учиха досконально изучил характер полученных омегой травм и не сумел сдержать глубоко-ироничной усмешки, вычитав, что вызваны они падением с лестницы. Информацию подтвердили оперативники и лечащий врач Итачи. Закрыв медицинские данные двести сорок седьмого, Саске добирается до списка его жертв. Документ изучает поверхностно, сделав акцент лишь на первом имени в списке. Этого психиатру достаточно, дабы сопоставить концы с концами. Как оказалось, у омеги к настоящему моменту даже нет прописки. Документально он – человек без определенного места жительства. До момента госпитализации Итачи совершил крупную сделку с фамильной недвижимостью. Дальнейшая информация по этой теме отсутствует, но сказано, что последние годы до судимости Аями снимал квартиру неподалёку от школы, где преподавал родной язык и обществознание. Профессор Орочимару выудил даже характеристики Итачи с его места работы, собранные для следственного комитета. Надо же, едва ли не ангел во плоти: уважаемый коллегами и обожаемый учениками, для которых готов был в пух и прах расшибиться. И если сопоставить эту информацию с данными о расправе над девятью альфами – получаются две кардинально разные грани одной мутной личности Итачи. Потерев усталые глаза, Саске закрывает ноутбук. Ужасно хочется покурить, но гипнотизируя пачку с оставшимися в ней сигаретами, Учиха таки кидает ее в стол, жестоко забив на никотиновую жажду. В отделении тишина и покой, всегда бы так. Приняв душ, Саске переодевается в ночную чистую спецовку и прётся в процедурку к бывалому медбрату по прозвищу Папаша. Нужно повторно обработать рану на запястье. Время близилось к полуночи, когда задумчивый врач решился навестить семнадцатую палату, заодно проверить гипотезу о дезориентации пациента двести сорок семь во времени суток. Нахрена оно, Учиха не мог себе ответить, видать, полученная об Итачи информация крепко-накрепко засела в докторской голове и никак не желала отпускать. А еще Саске ударил пациента-омегу. Взбушевавшегося психопата, который, всё же, не мог дать сдачи. Хотя с какой стороны посмотреть. Тишину этажа нарушали лишь стоны пациента номер триста четыре по числовому коду. Сороколетнего бету терзали последствия рака, но онкологический диспансер отказал в госпитализации. К чему им на иждивение безнадежный, никому ненужный шизофреник-уголовник? Разыскав одного из постовых медбратьев, Саске просит угостить триста четвертого морфином. Пусть поспит и даст поспать другим. Назначение тут же спешат выполнить, а сам Учиха направляется в противоположную сторону коридора, туда, где в недрах ночного полумрака притаилась семнадцатая палата. Старый дверной замок плохо слушался ключа, но врач попытался орудовать им максимально тихо. В семнадцатой палате царили прохлада и густая темнота, которую Учиха беспрецедентно нарушил, щёлкнув кнопкой выцветшего плафона. Итачи сидел на кровати, в гнезде из сбитых простыней и старого одеяла. Тело Аями скрывал тёплый пижамный костюм, однако омега всё равно поёживался от холода, крепко обнимая собственные колени. Его длинные волосы вуалью рассыпались по худым плечам и спине, наполовину скрывая лицо. Прямо-таки девочка из колодца, только чуть более товарного вида. Учиха едва подавил смешок, когда на него уставились до смешного огромные тёмные глаза. Подойдя к окну, альфа тянется к, как оказалось, открытой форточке, в палате и так далеко не жарко, а за ночь можно окончательно промёрзнуть. - Извини меня за сегодняшнее, Итачи, - вымолвил Саске, пристально поглядывая в темноту за окном, однако не увидел ничего, кроме отражения блёклого света и очертаний комнаты в мутных стёклах. - Знаешь, все, кто здесь работает, отчасти, сами поехавшие отморозки. Бытует мнение, что с отморозками могут работать только отморозки. Но, хочу тебе сказать – мне не доставляет никакого удовольствия играть с тобой в бандаж и дисциплину. Потому впредь, - Учиха деловито повернулся к пациенту, - будь хорошей омегой и не огорчай меня. - Не подумал бы, что врачу вашего профиля пристало извиняться перед отбросами. Неожиданно бархатный и низкий для омеги тембр голоса вынудил Саске удивлённо вытаращиться на своего пациента. Итачи, продолжая обнимать колени, тоже пристально смотрел на Учиху. И глаза его в этот момент были непривычно блестящими и живыми. В одночасье Аями перестал выглядеть аморфным тихоней с громким приписным. Словно маска молчания и отрешенности вдруг разбилась вдребезги, обнажая истинное существо, именуемое двести сорок седьмым пациентом. - Что же вы стоите? Присаживайтесь, раз пришли. Не стойте над душой, - омега подвинулся, освободив больше пространства на постели. – Обещаю, не укушу вас. На миг Учихе даже показалось, что к экзогенному психозу стоило бы приписать и диссоциативное расстройство личности, однако спешить, оценивая глубину реки с дальнего берега, всё же не стоит. - Неужто, мой загадочный несговорчивый пациент, снизошёл до аудиенции со мной? – не веря, усмехнулся Саске, усевшись на обшитый стул напротив чужой постели. - Умоляю, доктор, не стоит играть роль недооцененного самца. Вам не к лицу. Это мне впору спросить - чем заслужил визит в столь поздний час? - Видишь ли, я – твой лечащий врач, - начал размеренно альфа. - В мои обязанности входит смотреть за тобой в любое время дня и ночи. Фиксировать твое состояние, поведение и подбирать соответствующую им терапию. - Разве меня собираются лечить? Думал, просто препарируете на электрическом стуле эксперимента ради. Так рассказывали о вас приставы, по дороге сюда. - Всегда знал, что обо мне гуляет громкая слава, - улыбнулся Учиха. – Ну, да ладно, чего зазнаваться? Тем более, моя слава в разы уступает твоей, солнышко. Вальяжно закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди, доктор Учиха приступил к путешествию по простору помешательства своего пациента. – Твоей первой жертвой числится Аями Сейджи. Полагаю, так себе муж. Судя по всему, отжавший бизнес у твоих покойных родителей и, в довесок, непростительно обидевший тебя. Несколько лет назад ты загремел в больницу с многочисленными телесными повреждениями. С лестницы упал. Досада какая. Но я-то врач неподкупный, понимаю, что лестница не могла перебить тебе позвонки и изнасиловать до разрывов внутренних органов и промежности. А дальше сломанная жизнь, здоровье и психика. Признаться, в голове не укладывается, как столь тщедушная омега в одиночку приговорила к ящику девятерых мужиков? Выслушав Учиху, Аями устало прикрыл глаза и картинно вздохнул. - В мире есть и было ужасающее множество омег убитых, изнасилованных, замученных и сломленных альфами. Такой расклад уже давно принял статус суровой данности. Никто не удивится очередной омеге, найденной, в лучшем случае, изнеможённой голодом и побоями в подвале какого-нибудь самца со специфическими вкусами. Но стоит поменять альфу и омегу ролями, история гарантировано станет сенсацией. - Чего ж изначально фору не задал обидчикам? – полюбопытствовал Саске, буравя взглядом пациента. - Восемь против одного – слишком радикальная разница. Вы так не считаете? - Выходит, тебя по кругу пустили, - скорее констатировал, нежели уточнил Учиха, и омега подозрительно резко изменился в лице. Взгляд Итачи стал поникшим, хотя сам он при этом вовсе не выглядел тем, над чьим самолюбием надругались. Похоже, Саске таки оказался прав, этот омега ненароком видит потенциального насильника в любом альфе, заигрывающим с ним на непристойные темы. Пережитое насилие, последующие мозговые травмы, полостная операция вне возможности полноценного наркоза. Безобразный шов на животе явно говорит о врачебной спешке. Делали все возможное, лишь бы не потерять поруганного «лестницей» омегу. Большая некрасивая картина формирующая нарушение психо-неврологической деятельности мозга Итачи, на корню исказившая его реальность. - В досье сказано, что ты стоял на учете по беременности. Последняя отметка – тридцать четыре недели. Срок приличный. - Ему бы сейчас было три с половиной года, - омега перебивает психиатра, едва тот успел договорить, и Учиха понимает суть ответа. - А у вас есть дети, доктор? – спустя пару секунд молчания интересуется омега, будто спрашивает о погоде. - Нет, - до странного робко отвечает Саске, не желая поддерживать данную тему. Она, как минимум, неприятна. - Тогда вы вряд ли меня поймёте. Учиха молча переварил ситуацию, сопоставляя факты и приписав еще одно составляющее в патогенез душевного расстройства омеги. Его искаженное подсознание, по-видимому, добавляло Итачи физической силы, как это случается у буйных душевнобольных. Аями будто механизм с поврежденными шестеренками и сбитой резьбой. Поправить – вряд ли. Заменить – невозможно. Эх… А бывалый доктор Учиха так надеялся поиграть в Шерлока и разгадать неразгадываемое хитро-витиеватое прошлое своего пациента. А на деле всё как в кровавой криминальной драме. - Не того ты себе мужа выбрал, - зачем-то комментирует Саске. – Он заразил тебя жаждой насилия. - Это мой муж выбрал не того человека для издевок, - парировал со скучающим лицом Итачи. – Кстати, он обожал бриллианты. Коллекционировал их. Чистейшие кристаллики разных цветов и размеров. Прежде чем он сдох, я заставил проглотить его эти прелестные безделушки. Представляете, какая находка для судебного эксперта? Услышанное вызвало непроизвольный спазм в эпигастрии Учихи, будто он сам только что наглотался холодных кристаллов, болезненно скользящих по пищеводу в желудок, распирающих острыми углами эластичные стенки органов. Странно, Учиха вдруг подумал о том, что окажись он на месте Итачи, наверное, поступил бы точно так же. Ну… Разве что без маниакального помешательства. - История весьма занимательная, но с утра у меня на тебя планы. Так что рекомендую лечь спать пораньше. Подъем в семь. Обещаю увлекательное путешествие по глубинкам твоего подсознания, а потом ты позавтракаешь. Если нет, тебя снова будут кормить санитары, - охотно просветив пациента, Саске покидает нагретое место и направляется к двери, уже предвкушая насыщенное рабочее утро. - Тогда ровно в семь буду ждать вас, доктор, - кинул вдогонку омега. Врач в ответ лишь фыркнул что-то недовольное, поспешив закрыть снаружи дверь. Пока не убедится в покорности пациента двести сорок семь, черта с два дозволит ему самостоятельность, так что походы в туалет и душ только под конвоем санитаров, которых омега может позвать через маленькое окошечко в двери.* * *
Ворочаясь с боку на бок на диване в своём кабинете, Саске никак не мог уснуть. Непросто признать, но организм устал. От многочисленных дежурств, нюансов главы отделения и даже от повседневной монотонности, в которой Саске, в принципе, никогда не находил ничего угнетающего. Держа в руке увесистый смартфон, альфа бесцельно листал новостную ленту в социальной сети, никак не ожидая полуночной онлайн компании. «Чего не спится?» Сообщения от нынешнего любовника всегда простые, либо исключительно чёткие и по делу. Никакой приторной ванили. Учихе это нравилось, ровно как ненавязчивость, разносторонность и даже специфический юмор, присущие его омеге для взаимного полового симбиоза. Альфа набирает ответное сообщение, подумав о том, что они не виделись больше недели, и желание трахаться должно бы вызреть до лёгкого помешательства, тем не менее, этого не случилось. Видимо, заработался совсем. Зарутинился. «На дежурстве. А тебе чего не спится?» «С дочкой засиделся. Болеет.» С этого и начался незамысловатый ночной диалог, который пусть и немного, но увлёк альфу. С нынешней пассией для качественного траха Саске познакомился полгода назад, на профотборной комиссии. Тогда ещё незнакомый омега-судмедэксперт пришёл заверить ряд справок. Слово за слово, и уже через три дня они мяли простыни цивильной гостинки. Порой, грешным делом Саске думает, что у них, возможно, могло бы получиться что-то более серьёзное, нежели закоульная интрижка, не будь сам Саске от природы зацикленным на независимости, а его любовник замужним отцом. Вообще секс для Учихи – территория свободная, лишь бы обоим в кайф, а тонкости чужого быта Саске, по его мнению, касаться не должны. Хотя порой ему чертовски любопытно – отчего альфа не чувствует измен своей меченой омеги. Не хочет, не способен ли? Но таки неважно, раз об этом предпочитают замалчивать. В конце недели Учиха и его любовник сговорились на встречу. Хорошее будет время, потому что Саске ожидают полноценные выходные, и кроме секса доктор свято обещает себе крепкий сон и прогулки. А вообще, есть в свободной территории секса один интересный пунктик мелким шрифтом снизу – Саске всегда трахается на нейтральных территориях и никогда не приводит постельных омег в свой дом, ровно как и сам предпочитает не становиться частью чужих обителей. Личное пространство для альфы - нечто железно неприкосновенное, то, что принадлежит только ему и никому больше. Ночь пронеслась мгновенно, так и не подарив доктору нормального отдыха. Тяжёлый подъем около семи, а затем рядовые процедуры, дабы привести себя в более-менее цивильный вид, хотя вышло это с трудом. Таким образом, лохматый, небритый Учиха, с мешками недосыпа под своими выразительными глазами заявился в семнадцатую палату, дабы лично сопроводить именитого пациента на предстоящие тому обследования. - Доброго утра, доктор, - непринужденно поздоровался омега, приметив Саске в своей палате. – Задерживаетесь. И выглядите неважно. Чего греха таить, Учиха планировал растолкать сонного пациента, в идеале разбрасываясь какой-нибудь профилактической бранью, но никак не встретить отдохнувшего и ухоженного омегу, да еще и выслушивать от него нелестные замечания в адрес своей небритой затасканной морды. - Идём, - приказывает Учиха, покидая палату. Омега покорно следует за своим врачом вдоль просторного коридора, где царили утренняя суета и галдёж. Снуют прибывшие на работу врачи и смена среднего медперсонала, санитары гремят уборочным инвентарем, пациенты выходят из своих палат, шествуя под суровым конвоем - кто куда. Растерявшись в новой обстановке и гнетущем шуме, Итачи вынужденно замедлился, скованно пробираясь через столпотворение. - Поторопись, - раздраженно подогнал Саске, небрежно схватив омегу за запястье и волоча вслед за собой по намеченной траектории. Врач и пациент миновали лестничный пролет и шагнули в тесный лифт, внутри которого санитары переправляли с этажа на этаж средних лет альфу в инвалидной коляске. От мужчины ужасно разило лекарствами, потом и ацетоном, будто не мыли его недельку-другую. Уставшего от всего этого дерьма Учиху понемногу начинало мутить, в довесок под всю эту мерзкую кухню на ум пришел рассказ Аями о бриллиантах в желудке. Выпитый после пробуждения кофе готов попроситься наружу, благо двери лифта открылись, и Учиха пулей вылетел оттуда, все еще удерживая запястье пациента. Пятый этаж здания представлял из себя исследовательско-диагностический центр лечебницы, здесь относительно пусто, очень чисто и с виду куда уютнее чем на прочих постах. Учиха заводит пациента за высокую прозрачную дверь, затем оба сворачивают в кабинет, где их встречает миловидная фигуристая бета в коротком белом халате. Вид ее ничуть не уступает виду Учихе по степени затасканности. Сонная, с растрепанными обесцвеченными волосами до пояса, при виде гостей надевает большие очки с раскосыми линзами, дабы помочь уставшим глазам лучше видеть. Бейдж, завалявшийся на столе барышни, гласит, что ее зовут Яманака Ино, и она врач-невролог первой категории. Учиха и Яманака здороваются, параллельно обменявшись признаниями о том, что подзаебались в последнее время, затем блондинка переключается на Итачи, трогая его с ног до головы оценивающим взглядом, прежде чем забрать историю пациента из рук Учихи. - Пройдемте за мной. Яманака пригласила Итачи в бокс, подсвечиваемый четырьмя тусклыми лампами по углам, попросила раздеться до пояса, распустить волосы и присесть в высокое твердое кресло. Учиха прошёл вслед за ними, а то мало ли, вдруг этот тщедушный мститель надумает наказать и ни в чем неповинную бету за то, что та лепит дурацкие датчики ему на голову. - Поможешь мне? – просит Ино, подав Саске пять красных проводов, которые необходимо прикрепить к нательным датчикам. Сама собирает проводную конструкцию для головы пациента. Омега посиживал смирно, беспрекословно позволяя врачам выполнять ход предстоящей манипуляции. Коснувшись волос омеги, Саске смахивает их в сторону, оголяя острые ключицы, в глаза невольно бросается давным-давно зарубцевавшаяся метка альфы на омежьей шее. Глубокая и небрежная, будто одаривали ей даже не со страстью, а с яростью, на грани ненависти. И вообще, данная метка, скорее, изъян, нежели метка. Наверное, Итачи не первый год думает точно так же. К чему эта мысль, альфа не знал, однако поймав на себе леденяще-пристальный взгляд омеги, поторопился подсоединить оставшиеся электроды и выйти за пределы бокса, туда, где от рабочей зоны помещение ограждено широким тонированным окном, через которое врачи будут следить за пациентом вне поля его зрения. Два монитора уже подготовлены для записи энцефалограммы и анализа воздействия разноплановых психологических факторов на головной мозг пациента. Общаться с омегой в ходе процедуры будет Учиха, вести запись и работать аппаратурой – Яманака. - Как ты себя чувствуешь, Итачи? – спрашивает в микрофон психиатр, глядя на скучающую физиономию пациента. - Готов к путешествию в глубины подсознания, или что вы там обещали, - вещает столь же скучающе омега. Убедившись, что можно начинать работу, Саске задал простейший стартовый вопрос. - Сколько тебе лет, Итачи? - Тридцать пять, - нехотя ответил пациент, скорее оттого, что счёл вопрос нелепым, ведь доктор более чем знаком с его досье. - Хорошо, - одобрил Учиха. – Откуда ты родом? Омега назвал захолустный провинциальный городок под южной столицей, и Учиха откровенно поразился тому, что они с двести сорок седьмым – земляки. Только Саске родился в захолустье соседнем, примерно в паре часов езды от малой Родины Итачи. - Ты осознаёшь, почему ты здесь? Омега молча кивнул. После самых простейших вопросов альфа удостоверился, что пациент относительно расслабился и вник в вынужденный диалог. - Твой отказ от еды, что это: личный протест, или, может, форма пассивного суицида? - Там, где меня держали до того, как перевезти сюда, еда имела привкус химической горечи и плесени. Меня постоянно рвало. Снова и снова. С тех пор вместо голода я чувствую лишь прилив тошноты. Учиха и Яманака переглянулись, выслушав ответ пациента, после чего девушка на минуту отключила микрофон. - Мне кажется, у него паранойя, - осмелилась предположить бета, однако, вопреки её ожиданиям, альфа был иного мнения. - Не уверен. Это же психи, они ничего никому не докажут. Вполне реально, что их кормили протухшей едой, в которую подмешивали дешёвые антибиотики. А у него, - Саске кивнул в сторону Аями,- непереносимость на непереносимости. - Тебе виднее, - безропотно согласилась Ино и снова включила микрофон, позволив альфе продолжить опрос. - Итачи, поясни, в чём была причина твоего нежелания идти на контакт с ответственным за тебя персоналом? - Я не хотел и не видел в этом никакого смысла. Сам собой у Саске напросился вытекающий вопрос: - Тогда что толкнуло тебя заговорить со мной? Выслушав Учиху, Аями с минуту просидел в размышлениях, а потом его взгляд вдруг устремился в тёмное окно, где пациент, вероятно, безуспешно надеялся отыскать силуэт своего доктора. - Вы меня заставили. Своими извинениями. Учиха отчего-то усмехнулся и, чуть погодя, созрел на весьма щепетильный для омеги вопрос. - Расскажи, доставляло ли тебе удовольствие убивать? - Нет, - ответ без колебаний. - Тогда зачем ты убивал? - Я не убивал. Я наказывал, - так-так, признак помешательства налицо, и Учиха немедленно сделал новые записи в истории болезни двести сорок седьмого, параллельно отслеживая показатели на кардиомониторе. Дыхание и сердцебиение пациента превышали норму почти в два раза. - Наказывал, значит. И каким же конкретно образом? - налегает Учиха, глядя на ленту энцефалограммы, где заскользили резкие хаотичные зубцы, стоило пациенту вникнуть в заданный вопрос. Руки омеги внезапно сковал легкий тремор, а глаза заблестели. - Я не хочу. - У тебя нет права выбора. Ты должен ответить на мой вопрос, - настаивал Саске, внимательно отслеживая каждое изменение в мимике своего подопечного. – Ну же, как ты их наказывал, через что вершил справедливость? - Я же сказал, не хочу об этом говорить, - отчеканил Аями, в то время как на его глаза навернулись слёзы. «Как говорится, глаза боятся, руки делают» - мысленно заключил Саске. В качестве завершения поставленного эксперимента Учиха захотел, своего рода, вернуть пациента в исходную точку, чтобы более объективно оценить степень его психопатии. - Итачи, а как ты жил до замужества? Что тебя вдохновляло? Что было в приоритетах? Каким ты видел своё будущее? - Ваши вопросы бессмысленны, доктор, - резко и раздраженно пресёк пациент. - Да и какая разница. Я здесь, разговариваю с вами. И у меня нет ни будущего, ни приоритетов. - Ладно, с разговорами довольно на сегодня, - смилостивился Учиха, при виде броского раздрая в состоянии омеги. Настойчивый доктор добился, чего хотел, оттого нет смысла донимать непредсказуемого пациента до очередного рецидива бешенства. В бокс к омеге Саске входит один и самостоятельно снимает датчики с его головы и тела. Появление молодого медбрата-омеги не заставляет себя ждать, Учиха передает ему пациента и лист новых назначений для него: инъекции витаминов и кальция, чтобы не развалился в ближайшее время. Так же не забывает выдать дополнительный лист на нейролептики класса Б. На случай, если пациент вздумает буйствовать вечером. Пока Учиха возится, Ино оговаривает полученные данные энцефалограммы и пишет для Саске подробное неврологическое заключение, дабы на его основании психиатр формировал выводы по своей части. Приборы отметили небольшие нарушения в лобной части головного мозга пациента, что списалось врачами на пережитые травмы. Физиологически – ничего нового, полученные заключения от следственного комитета чисты, добавить к ним особо нечего. - Он странный, - высказалась Яманака, согревая руки о горячую кружку. – Помешанный, но не маньяк. Саске в ответ отмолчался, мысленно согласившись. Для себя он решил что хочет лучше понять своего пациента. Хочет разобрать по крупицам содержимое тёмного сундука под номером двести сорок семь. Над этим альфа размышлял весь вечер, романтично отсиживаясь в компании ноутбука, травяного чая и ментоловой сигареты. Тем временем рану на его запястье по-прежнему неприятно жгло.