Уникальный объект

Прокручивая в голове имевшуюся информацию на пациента двести сорок семь, Саске потратил около полутора часов на составление предварительного алгоритма врачебной тактики. А когда, казалось бы, всё было готово, альфа, драматично вздохнув, смял исписанный лист в комок и швырнул его в корзину. - Херня, - раздосадовано произнёс врач, всё же признав, что в случае с Аями наработанные стандарты – пустое. Двести сорок седьмой вовсе не привычный глазу маньяк или шизофреник. Его случай иной. К тому же не надо забывать, что Аями – омега. Возможно, для начала его стоит оставить в покое на ближайшие дня три. Никаких опросов и жёстких назначений. Минимальная интервенция в личное пространство. Таким образом Учиха желал дать Аями возможность немного адаптироваться к ныне окружающей его обстановке. Очередная назойливая трель стационарного телефона вынудила Саске мученически закатить глаза. Всё сегодняшнее утро, по поводу и без, Учиху домогались разные инстанции, успев изрядно потрепать нервы. - Слушаю, - угрюмо ответил Саске, подняв, наконец, трубку. - Учиха-сан, вас ожидают в комнате для посетителей, - отчитался дежурный на вахте санитар. - Пришёл какой-то мужчина, интересуется о пациенте двести сорок семь. - Он родственник? – альфа удивлён, ведь к Аями Итачи, вроде, некому захаживать. - Представился коллегой. Хочет встретиться с лечащим врачом. - Передайте, что я не распространяю информацию о пациентах посторонним. - Посетитель утверждает, что не по этому вопросу. Право слово, Саске уже хочется рычать от наплыва адресованных ему Не Этих вопросов. - Сейчас спущусь. В просторном кабинете, заставленном старыми креслами и столами, Учиху встретил презентабельной наружности альфа в деловом костюме. Кареглазый шатен, в ауре которого будто иголки проступили, стоило встретиться с психиатром. - Учиха Саске – заведующий отделением. Чем могу помочь? – довольно сурово поинтересовался доктор, совершенно забыв о том, что по этикету заведено с гостями здороваться. - Доброго дня, Учиха-сан, - мужчина подал врачу руку для приветствия, на что тот всё же нехотя ответил. - Моё имя Акено Шинджи. Я - директор школы, где до недавнего времени работал Аями Итачи. Как ранее доложили, он – ваш пациент. - Мой. И если вас интересует его состояние, боюсь, помочь ничем не смогу. Разыщите кого-нибудь из родственников Аями и направьте ко мне. - Всё, что мне нужно знать об Итачи, я знаю. Понимаю, что он вряд ли выйдет отсюда когда-нибудь. Так что выпытывать из вас неположенную мне информацию не стану. Я всего лишь привез для Итачи кое-какие вещи, - Шинджи указал на пару увесистых сумок, стоящих на полу. – Можете проверить содержимое при необходимости. Но, если возьмётесь проверять, попрошу вас сделать это лично. Проницательный от природы Саске читает в мимолетных жестах пришлого мужчины хорошо замаскированное волнение. Надо же, зная, что его бывший сотрудник убийца и психопат, этот тип явился сюда, за тридевять земель, обеспокоенный нынешними условиями существования Аями. Саске успел было подумать об устоявшейся влюблённости, которая лечится не сразу, но позже приметил ободок обручального кольца на чужом пальце. - Вы ведь наверняка понимаете, что Итачи не всегда был тем, кем явился на ваш порог. И мне просто хочется хоть как-то позаботиться об этом ныне потерянном человеке. Сноска от посетителя неожиданно для Саске разожгла в нём огонёк любопытства. Психиатр как раз таки не понимал и пока даже не пытался разобраться в том, кем был Итачи до своего нынешнего обличия. Не то, чтобы альфа пренебрегал этим моментом, скорее, по практике своей и без того запутанной работы, он старался не примешивать к текущему положению дел нити прошлого пациентов. И все же болезненный взгляд приехавшего мужчины, с каким обычно смотрят на последний оплот надежды, заставил крепко задуматься. - Расскажите, что вам известно об Итачи? - В каком плане? – гость явно нуждался в конкретике. Показаться любознательным обывателем, Учихе совсем не хотелось. С другой стороны не в этом дело, если задуматься. – Видите ли, я всерьез озадачен недугом вашего коллеги, - признался психиатр, деловито скрестив руки на груди. – Известно мне немного, но, возможно, знай я больше и представляй себе Итачи непосредственно как человека, прежде всего, смог бы оказать ему реальную помощь. Собеседник молчал, вероятно вникая в цели психиатра. Или попросту сомневался в том, стоит ли доверять постороннему типу информацию вне следствия. Так или иначе, желания пойти на контакт Саске откровенно уже и не ждал от случайного гостя. - В своей памяти я сохранил прекрасного омегу. Чуткого, понимающего, не скупого на проявление любви и заботы. Омегу, который не способен причинить боль. Должно быть, истинный гнев именно таких людей самый страшный, - Шинджи опустился в скрипучее кресло готовый поведать о номере двести сорок семь то, что знает. Ничего не говоря, Учиха присел напротив, тем самым выразив свою заинтересованность в открытой теме. - С Итачи я познакомился около десяти лет назад. Ему тогда было двадцать шесть, и за его плечами уже имелся опыт работы в средней школе одного из столичных районов. В те времена мы были обычными учителями в приятельский отношениях, которые с годами переросли в дружеские. Тем не менее, даже в доверительном кругу о личном Итачи предпочитал не распространяться. По части работы же он действительно был человеком образцовым и ответственным, дело своё любил и был ему предан, что чувствовали за ним как коллеги, так и ученики. - То есть никаких странностей в поведении Итачи ранее не водилось? – вклинился Саске. Для него данная деталь являлась важным составляющим дела. Поскольку требовалось стопроцентно убедиться в том, что патология пациента двести сорок семь носит именно приобретённый характер. - Ничего из ряда вон выходящего, - подтвердил Шинджи. - А что вы можете рассказать об Итачи непосредственно как об омеге? - На самом деле, немного, - предупредил гость. - Лишь то, что наблюдал за ним сам. Он никогда не разменивался по пустякам и знал себе цену. Да и в целом Итачи был той омегой, ментальная крепость которой свободно соперничала с альфой. Полагаю, именно по этой причине у него не ладилось на личном фронте. Не мне рассказывать человеку с медицинским образованием о превратностях природы полов, но большинство альф таки тянется к энергетике более мягкой и уязвимой чем их собственная, тем самым поощряя инстинкт опоры и защитника своей омеги. Иногда, глядя на Итачи, казалось, что ему самому впору было родиться альфой. Подхватив нить чужой мысли, Учиха интереса ради попытался представить свой нерадивый номер двести сорок семь альфой. Если внимательно присмотреться к Аями, отбросив нажитую им дистрофию и анемию, можно смело предположить нормостенический тип фигуры с хорошо развитыми мышцами и крепкими костями. О последнем пункте наглядно свидетельствовали запястья и ладони пациента. Определённо, в его облике присутствуют черты не особо характерные для телесного строения омег, но, справедливости ради, не всем ведь рождаться стереотипными слащавыми тростинками. Тем не менее, даже если сложить перечисленное и помножить на железный ментальный фон, всё равно образ альфы-Аями с треском провалится. Всё дело в уставших чёрных глазах на пол-лица. Пристально глядя из-под сказочно длинных ресниц, они с потрохами выдают подлинную по природе омегу. Изнеможённую больную омегу, размеренно дышащую на ладан. - Но ведь нашёлся-таки купец на диковинный товар, - не смог не подметить Саске, неприлично пристально глядя на собеседника. - Лично для меня эта история вдоль и поперёк завалена подводными камнями. - Поделитесь? – не отступался Учиха, приняв более расслабленную позу, демонстрирующую заинтересованность на языке психологии. - Аями Сейджи появился будто чёрт из табакерки. Солидный тип, не дурной наружности, который очень навязчиво ухаживал за моим коллегой и ныне вашим пациентом. Однако, надо сказать, Итачи повёлся на него далеко не сразу, но, видимо, чужая настойчивость сделала своё дело. Хотя, думаю, Сейджи лишь грамотно применил её в нужное время. Наверное, Итачи попросту устал от одиночества в качестве омеги, тем более, знаю, что семью он хотел. Здоровую крепкую семью, подобную той, где рос сам. На этом ловушка и захлопнулась. - Отчего же ловушка? - Всё началось с внезапной и скоропостижной гибели родителей Итачи. Людей представительных и не бедных. Да и сама история вышла крайне нелепой. Возгорание в загородной усадьбе по вине замыкания, посреди глубокой ночи. Заключение экспертов оспорить так и не удалось, как Итачи ни старался. Естественно, заботливый муж был рядом в столь тяжелое время и помогал как мог. - В личном деле моего пациента есть информация о том, что ведение дел покойных родителей через доверенность взял на себя его муж, - пояснил Учиха. - Всё верно, - кивнул Шинджи. – А если обратиться непосредственно к периоду следствия над моим коллегой, можно узнать, что Сейджи был приёмным сыном одного из компаньонов семьи Итачи. Печально известного финансиста, сброшенного с пьедестала за махинации и угодившего в колонию, где вскоре скончался от сердечного приступа. «Значит, всё сошлось», - подумал Саске, лелея свою проницательность. - Я очень многого не знаю, Учиха-сан. В своё время, глядя на Итачи и его мужа, создавалось впечатление, что живут они неплохо. Но, как говорят – в тихом омуте черти водятся. Итачи никогда не говорил о своём муже дурного и не производил впечатления человека несчастного. Однако, цветущей и влюблённой омегой его тоже назвать было нельзя. Дальше стало хуже, он чудом зачал после подтверждённого диагноза бесплодия. Итачи настолько сильно стремился стать отцом, что из последних сил тянул беременность, которая буквально сжигала его как раковая опухоль. Увы, он напрасно мучился. Директор Шинджи вкратце обрисовал историю с травмами и больницей, о том, что на тот период с мужем омега был не в ладах, и они даже проживали раздельно, собственно, почему Сейджи, якобы, не доглядел за беременным супругом. После выписки из больницы омегу ещё долгое время наблюдали, так как за ним водилось осложнение в виде нарушений памяти, что сочли к лучшему. Окружающие Итачи люди и специалисты думали, что таким образом его психика справляется с потерей долгожданного ребёнка. Даже когда Итачи сообщили, что его муж найден мёртвым в своей пригородной квартире, отреагировал омега апатично, будто и не было у него никакого мужа. - С того времени Итачи мало походил на привычного себя, - продолжил докладывать Шинджи. - Он превратился в жуткого затворника и часто болел. Спустя более чем полгода, вышел на работу, но от затворничества его это не излечило. Постепенно он исключил из своего круга общения большинство приятелей. Часто виню себя за то, что не хватило твердолобости вмешаться в тот непорядок вещей. Позже Итачи забросил и работу. И однажды, в один не самый прекрасный вечер, я таки настоял на визите к нему. Мужчина ненадолго замолчал, было видно, что тема приняла не самый приятный для него оборот. - И? – подтолкнул собеседника врач. - Он сидел в кресле, истощённый и растрепанный, заявив загробным голосом, что устал. Я долго слушал его, как тогда казалось, вопиющий бред про то, что он уже не мог остановиться, когда душил своего мужа. Про раскормленную жажду крови, и про то, что он ничего не забыл. В общем, выбора у меня не оставалось, кроме как вызвать соответствующую бригаду. Дальнейшие события вам известны, - завершив свой рассказ, Шинджи задумался о чём-то, а потом добавил: - Хочу, чтобы вы знали, я не оправдываю поступков Итачи, но… Хотя, какая теперь разница. Бог ему судья. Проанализировав детали истории подопечного, Саске пришёл к весьма неутешительному выводу – по его врачебному мнению, Аями можно было спасти от сумасшествия. Для этого требовалось своевременное вмешательство в ситуацию толкового психолога, а то и психиатра при необходимости. И ни в коем случае нельзя было бросать Итачи одного с его прогрессирующим внутренним демоном. Когда-то никто не уделил должного внимания тяжёлому психологическому состоянию Итачи, в довесок усугублённому физическими увечьями. Зря. С другой стороны, вряд ли стоит предъявлять претензии благому окружению омеги, так как тот же Шинджи не знает о своём бывшем коллеге того, что известно Саске. Распространяться о пережитом Аями явно не желал. Ведь эта информация оказалась закрыта даже от следствия. Может быть, своего спасения Итачи тоже не желал? Не видел в нём смысла, как и не видел будущего. На этот вопрос ответа у Саске не нашлось. - Единственное, Учиха-сан, очень вас прошу, позаботьтесь, пожалуйста, об этом омеге. - О нём позаботились обстоятельства, - вынес вердикт врач. – Итачи сейчас там, где ему положено быть. Он болен и нуждается в квалифицированной помощи. В силу возможностей, я её оказываю и окажу в будущем. Однако, - полномерно осознав то, что Итачи действительно одинок в этом мире, а человек напротив, по факту хлопочет по его потерянную душу, Саске решился пренебречь правилами разглашения информации о пациентах, - пока толком не знаю с какого угла к нему подступиться. Затворник, о да. Хоть кочергой по медному тазу колоти над головой – никакой реакции. Но достижение уже в том, что я смог Итачи разговорить. Хилый он. Критически. А продолжит и дальше голодовки свои настырные, совсем завалится. - Попробуйте угостить его сладостями. Он вряд ли откажется, - заверил Шинджи. – Да, само собой, я понимаю, что здесь у вас не шведский стол. Лишь предлагаю как вариант. Могу ему что-нибудь такое привезти, или оплачу предполагаемые траты вам. - Не нужно, - поспешил отказаться Саске. Брать на что бы то ни было чужие деньги не в его принципах. – Думаю, с пациентом своим я всё же, мало-помалу, разберусь. Кстати, благодарен вам за проявленное доверие и сотрудничество. - Рад, если хоть немного помог. Посетитель и врач прощаются по всем нормам этикета, и напоследок Саске просит Шинджи взять на вахте график посещения пациентов, чтобы в случае очередного визита не возникло неурядиц. Всё-таки иногородний человек. Оставшись наедине с вещевыми баулами, оставленными для двести сорок седьмого, Учиха, предварительно оценив их взглядом, принялся непридирчиво перебирать чужие пожитки. Так положено. Альфа запросто мог бы поручить это незамысловатое дельце санитарам, но, точно так же, как и ушедший посетитель, не доверял им. Да, здешние пациенты неизлечимые психи и через одного уголовники, но это вовсе не значит, что у них можно подворовывать. В приданое для омеги входили полотенца, постельное и нижнее бельё, одежда, различная бытовая химия, запасная посуда. Вообще, каждый здешний обитатель имеет право на индивидуально сшитые комплекты шмоток от больничной портнихи, пресловутое мыло и посуду. Но за малый срок наблюдения за Итачи Саске успел заметить, что двести сорок седьмой человек, похоже, брезгливый. А еще омега с маниакальной одержимостью намывает своё тело вечерами, чем бесит санитаров, которые вынуждены провожать его до душевых и обратно. Как ни крути, в этих стенах к омегам не привыкли, оттого их омежьи прихоти приравниваются к чему-то непонятному и раздражающему. Стоит Учихе оказаться на этаже курируемого отделения, гулявшие в коридоре пациенты мгновенно обратили на заведующего разномастные взоры. Кто-то смотрел с открытой неприязнью, кто-то с любопытством, а кто-то по натуре своей не пропускал мимо глаз любую диковинку. Лично его пациентов здесь по пальцам руки пересчитать. Однако почти каждый угодивший в отделение безумец, так или иначе, знакомился с Учихой лично, либо заочно подвергался его лечебным методикам. Отсюда и недобрые взгляды. Лечащего врача омега не встречал. Съежившись в теплой пижаме на смятом пледе, спал крепким дневным сном после процедур, позволяя альфе прожигать взглядом свой омежий затылок. Дежурный медбрат доложил поутру, что двести сорок седьмой по-прежнему отказывается от еды, и уставший от всего этого дерьма Саске, наконец, велел оставить пациента в покое. Не хочет – значит, не изголодался. А там, глядишь, надоест выделываться. Снова Аями мнёт бока днём, дабы ночью рассматривать звезды в далёком небе воспаленным взглядом. Возможно, пациента придётся содержать на стимуляторах в дневное время, а на ночь колоть седативные. Со временем это должно помочь ему войти в положенный режим. Хотя хрен знает, что вообще ему поможет. Всё ещё глядя на скрюченное худое тело Аями, Саске как ни старался, не мог сопоставить его с тем, кто от природы зовётся омегой. Оставив чужие вещи в палате, альфа бесшумно ушел. Следуя заданной с утра схеме, он не побеспокоит Итачи ранее понедельника, к чему призовёт и дежурных в грядущие выходные сотрудников. По возвращению в свой кабинет, Саске первым делом закурил, удовлетворяя накипевшую никотиновую жажду, следом воспользовался личным ноутбуком, пополнив рабочий стол документом, простецки именуемым «247». Туда по свежей памяти альфа внёс основную, по его мнению, информацию, полученную от Акено Шинджи, стараясь разложить её по пунктам со всеми вытекающими. Лишь теперь Саске заострил должное внимание на чрезвычайно важной детали: в период расправы над ним Аями пребывал на сносях. Так же был озвучен факт, якобы беременность Итачи поедала его как раковая опухоль. Если обратиться к азам акушерства, вполне можно заподозрить тяжёлый гестоз. А это говорит о уже видоизменённом гормональном фоне омеги, следовательно нетипичной работе всех органов и систем. Аями подвергся жестокому измывательству в самый уязвимый период своей жизни. Данное явление априори не могло пройти бесследно для физического и психического здоровья жертвы. Чудо, что Итачи вообще выжил. Хотя, именно, что просто выжил телом, души, в котором, судя по всему, не осталось. Лениво затушив окурок в стеклянной пепельнице, врач ещё раз оценил безнадёжность психиатрического случая пациента двести сорок семь. Так себе практика, скорее набор бессмысленных усилий, направленных невесть зачем и для чего. Всё, что сейчас можно сделать хорошего для этого тщедушного омеги – банально позаботиться о его нынешнем быте. Обеспечить возможность спокойной и безопасной жизни внутри стен лечебницы, пока Аями окончательно не загнётся. Саске ни в коем случае не оправдывал уголовных действ своего пациента, но и осуждать его тоже не намеревался. Более того, Учиха грешным делом считал, что Аями заслужил право на месть, ведь у него в своё время безжалостно отобрали самое ценное – здоровье, адекватный рассудок и возможность нормальной жизни. Взглянув на время, альфа решил, что хватит на сегодня аналитической деятельности, если не хочет сгинуть в пробке на въезде в город, тем более, пятница на дворе. А Аями и всё, что с ним связано лучше отложить на понедельник. Так Саске и поступил, поспешив сменить робу на выходную одежду, а перед тем как покинуть отделение оставил строгие рекомендации дежурным сотрудникам относительно пациента двести сорок семь. Врач распорядился, чтобы Аями беспокоили исключительно в экстренных случаях и не навязывали ему еду без личного на то желания. Пусть мирно сидит в палате и считает в окне ворон. Тех самых, которые периодически заглядывают на территорию лечебницы в поисках пищи. Удостоверившись, что его указания приняли к сведению, альфа, пожелав коллегам лёгкого дежурства, уходит. В буднях Учихи зачастую превалировали серые краски лечебницы, которые едва удавалось разбавить единичными вечерними вылазками по тому или иному поводу. Оттого столь редкое явление как свободные от дежурств выходные Саске старался провести с максимальной пользой, полностью отключившись от всего, что связано с его работой. В навязчивом желании размять кости, субботнее утро началось со спортзала, где к своему сожалению, гостем альфа стал редким из-за рабочей загруженности. В этом году один за другим из отделения выбыли двое докторов, потому Саске изворачивался как мог, вытягивая график дежурств всеми правдами и неправдами. Бывало, приходилось дежурить в одиночку и далеко не всегда спокойно. Нередко после таких смен Учиха грезил сбежать в тайгу и никогда больше не смотреть в неадекватные стрёмные рожи, а потом отпускало. И так раз за разом. - Кури поменьше и тренируйся почаще, недоспортсмен, - насмешливое замечание, которое Учиха слышит за спиной по дороге в душевую. С радостью бы, да никак. Жизнь такая, а он ещё хуже. Основным пунктом на повестке дня числилось очередное будто украденное свидание со своим, чего греха таить, очаровательным любовником. Уютный ресторанчик, затем приличный номер в гостинице, где порой задерживаются на ночь, а ранним утром разбредаются каждый по своим углам. Сценарий почти всегда один и тот же. Часто Учиха задумывался над причиной, которая держит его именно около этого омеги, ведь Саске ничем не ограничен в плане личной свободы и запросто мог бы обзавестись тем, с кем не нужно прятаться, и кто окажется доступен в любое удобное время двадцать четыре на семь. А потом приходило осознание того, что именно вот так Саске и устраивает. Ему не докучают, не норовят залезть в душу, не вызывают отвратительное чувство пресыщения, не требуют от него романтической мишуры, в которой он ни черта не смыслит. С ним просто качественно удовлетворяют самые приземлённые физические потребности. Наслаждаясь им, дают насладиться ему. И Учихе, как человеку не ищущему высоких чувств, этого вполне достаточно. Похоть, физическое и эстетическое удовольствие, уважение пространства и личных заморочек друг друга – то, что с самого начала взаимно связывало Учиху и его несвободного омегу. Никто из них не стремился за пределы рамок, которые оба установили, создавая надёжный и приятный половой симбиоз. «Ты когда-нибудь любил головой, а не головкой?» - ироничный вопрос, однажды случайно слетевший с языка любовника, и Саске совершенно точно не соврал, ответив «Нет». Он, в самом деле, ни разу ни в кого по-настоящему не влюблялся, никем не очаровывался, зато очаровывал сам. Конченый моральный импотент – так однажды окрестил Учиху один из его особо лабильных омежек. Наверное, его правда. Однако когда Саске рассказал эту историю нынешнему любовнику, тот лишь от души посмеялся, охотно потягивая начатую альфой сигарету. «Ты просто пока не встретил своего человека, дорогуша», - отозвался в тот раз расслабленный и удовлетворённый омега: - «Я, конечно, не души препарирую, но, уж поверь, кое в чём шарю. Такие, как ты, влюбляются в личность, а не в благоухающие феромонами дырки. Как правило, один раз и на всю жизнь. Тебе нужен тот, кто дополнит тебя, залатает собой каждую твою трещину, а не исчезнет в отброшенной тобой тени. Омега, способный превратить закостеневшего психиатра с рабочим членом в альфу. Такие дела, Саске». «Я тебя услышал», - для галочки отговорился Учиха, на что получил разочарованное и одновременно предостерегающее «Нихрена ты не услышал, лапочка.» С тех пор подобного рода темы в обыденные для Учихи и запретные для несвободного омеги встречи не затрагивались. Сегодняшнее свидание оказалось таким же предсказуемым как и десятки произошедших до него. В конце концов, Учиха и не его по факту омега встречаются для конкретно обозначенной цели, в которой нет места лишним сантиментам и личным внутренним проблемам. Хотя в последнем случае Саске всегда готов терпеливо выслушать и по возможности помочь чем сможет: морально или материально – не важно. Уже попивая чай за кухонной стойкой в вечер воскресенья, альфа оценивал свои выстраданные выходные как приятные и в меру насыщенные. Странно, что они оставили за собой меланхоличное послевкусие. Вместо вдохновения и бодрости Саске ощущал пустоту. Блёклую, ничем на деле не подкреплённую пустоту. Возможно, на самом деле, она всегда при нём. Существует тихо и смирно, периодически пытаясь заполниться тем или другим, но в итоге всё летит мимо. И пустота, разочарованно вздохнув, с надеждой шепчет сама себе – «Ничего, в другой раз».

* * *

Понедельник выдался мерзостно-дождливым и грязным. Учиха едва не вымок, минуя путь от больничной парковки до служебного входа. Настроение воодушевленное, готов к труду и обороне на ближайшие полтора суток. - Здравствуйте, хорошего дня, - при виде Саске улыбчиво шепелявит сутулый дворник. Один из местных безобидных дурачков, которому за радость махать метлой и суетиться с совком. - Доброго утра. Спасибо, - натянув улыбку, отвечает врач, прежде чем скрыться за железной дверью. Учиха единственный из старшего персонала, кто здоровается с этим бедолагой в ответ. Добравшись до отделения, Саске первым делом не спеша переоделся. На сегодня учтивая и ответственная медсестра-хозяйка подготовила заведующему новенький костюм из белоснежной куртки и штанов. Белый цвет преображает Учиху, играет выгодными контрастами с его внешностью, и альфа уже успел словить парочку комплиментов, стоило во всей красе засветиться на рапорте, а потом и в общей ординаторской. Одним из отстрелявшихся со смены докторов оказался внешний совместитель по имени Нара Шикамару, давний знакомый Учихи, которому тот искренне рад. - Как ни увижу тебя, постоянно сияешь выспавшейся рожей и благоухаешь блядством, - шутливо подметил Нара, пожав Саске руку. - Завидуй молча, - усмехнулся Учиха, вальяжно присев на диван, дабы обсудить с коллегой дела насущные и бытовые мелочи. - Кстати, - вспомнил о самом главном Шикамару. – Вчера на обходе по инерции осмотрел твоего пациента. Мне уже потом доложили, что ты ему в назначениях временную изоляцию прописал, так что не серчай. - И, что скажешь? – настороженно поинтересовался Саске, ведь он, в самом деле, не желал, чтобы в его отсутствие кто-либо тормошил Аями без веской надобности. Тем более, непривычный глазу того альфа. Мало ли, что могло взбрести в мутную голову пациента? Шикамару лениво пожал плечами, формируя впечатление об Аями Итачи. - Ну, я немного прифигел с того, что у тебя в отделении завелась омега. Хотя, глядя на него, так сразу и не поймёшь, кто это вообще или что. Зажатый, смирный, очень опрятный для психиатрического пациента и хорошо пахнет. На мои вопросы отвечал чётко и по делу. Жалоб от него не поступило. В конце нашего скудного диалога он, как мне показалось, немного расслабился и даже попросил разрешения посещать больничную библиотеку. Причин отказать ему я не нашёл, да и персонал на него не жаловался. Разве что санитаров задрал с похождениями то в душ, то в туалет. А в общий туалет здесь, сам понимаешь, омегу свободно не заведёшь. - Погоди, - в голосе Саске зазвенело агрессивное недоумение. – То есть, Аями снизошёл до общения с посторонними? - Не совсем понимаю, о чём ты, но как бы да, - подтвердил Нара. - Прогресс, - изумлённо запричитал Учиха. - Чуть не забыл, - спохватился Шикамару, уже собирая портфель на выход. – Тебе этот Аями с какой целью сдался? Эксперимент, наблюдение, или просто балуешься с ним для галочки? Цели чужого интереса Саске не уловил, оттого в его ответе проскользнул лёгкий наезд: - Поработать с его шизой планирую, а что? - Такими темпами много не наработаешь, - сухо оценил собеседник. – У тебя в отделении условно-агрессивный компостер альфа-бета сословия. А этот Итачи – омега, сечёшь? Здесь не санаторий «Мармеладка», дабы больных всех полов в одной куче содержать. Тем более, он махровый параноик. Отсыпается днём, пока суета и относительно безопасно. А ночью бдит, навострив глаза и уши. Мой совет – создай более-менее соответствующие ему условия для начала, а там видно будет. Глядишь, может даже разъестся твой омежка. Ладно, я ушёл. Чао, бамбино! И удачи тебе с твоим зверинцем. «Вот уж точно, зверинцем» - думается Учихе, когда врач-совместитель скрылся из виду, оставив озадаченного коллегу наедине с его остывшим кофе и новой партией должностных задач. Хм, а ведь у Саске и в мыслях не было подобного варианта относительно ночной бессонницы своего пациента, хотя всё вполне закономерно. Сказывается-таки скудный опыт работы Учихи непосредственно с омегами. В довесок, половая принадлежность Итачи круто меркнет в лучах славы убийцы альф. - Учиха-сан, прокурор на линии, говорит, по личному вопросу, - докладывает возникший в ординаторской медбрат. - Началось, - мученически выдавил Саске.

* * *

Чудовищно нудную бумажную волокиту понедельника Саске завершил к трём часам, самоотверженно пропустив обед. Поэтому было чертовски приятно, когда один из постовых медбратьев занёс домашнюю выпечку и морс в качестве угощения. Подобные вещи в рабочем быту Саске – привычная норма. Сотрудники отделения ценили Учиху как человека и начальника, тем более, он ценил их в ответ, стараясь всячески улучшать условия труда, мотивировать финансово и идти на уступки в ряде ситуаций. Таким подходом к делу Саске переманил к себе трёх работников из других отделений, включая одного молодого доктора. Вот только нынешнее руководство лечебницы в сторону Учихи смотрит с явным негативом. Он многого требовал, пусть и по существу, умел показать зубы и блеснуть эрудицией, которой верхушкам, по мнению многих местных работников, не доставало. Отсюда и неприязнь. Правда, лично Саске на неё насрать с высокой колокольни под пасхальный звон. - Вы с утра не дали назначений двести сорок седьмому, - напомнил зашедший медбрат. – Мне работать с прежними? - Позже им займусь, - пожёвывая рогалик, пояснил альфа. – Кстати, - Саске ненароком вспомнил утреннее замечание Нара Шикамару, - Приготовьте, пожалуйста, палату в третьем секторе и переведите туда двести сорок седьмого. Всё, как положено. Белье можете не выдавать, пациент пользуется своим. И продиктуй мне график ваших выходов до конца месяца, - Учиха выудил из кармана серебристый Паркер и блокнотик. Пока заведующему называют дни и фамилии, альфа успевал назначить людей, за которыми закрепит своего пациента. Третьим сектором отделение не пользуется давно. Небольшое крыло, состоящее из трех палат и некогда отдельного поста. Палаты одиночные, теплые, со всеми индивидуальными удобствами. Раньше туда селили пациентов с тяжкими физиологическими патологиями. Со временем их количество в лечебнице сократилось, и содержание поста стало попросту ненужным. А Итачи вроде не чудит, будучи наедине, да и в состоянии себя обслужить, поэтому постоянный надсмотр ему ни к чему. Работникам ненакладно, пациент-омега при месте, да и Саске меньше нытья слушать от санитарских морд, заебавшихся провожать без конца омежку в душ. Все в огромном перманентном ажуре. Чувствуя, как одной, пусть и небольшой заботой стало меньше, Учиха решил оформить истории болезни, залежавшиеся в нижнем ящике стола, дабы успеть передать их статистику до конца рабочего дня. Сегодняшнее дежурство в компании с очередным совместителем, а значит можно не париться, в случае чего подстрахуют. Потому Саске смело уехал в ближайший магазинчик за мостом, где давно слыл постоянным покупателем. При виде его физиономии кассиры даже не уточняют марку нужных ему сигарет, потому что давно её запомнили, наряду с тем, чем Учиха может их заменить. Вечер буднего дня – не лучшее время для покупок, полки с нормальной едой почти пусты, поэтому альфа особо придирчиво изучал их, стараясь выбрать хоть что-то стоящее. Когда прошёл в конец ряда, взгляд сам собой зацепился за приторно-яркие краски кондитерского стеллажа. Сладости Саске не любит. Не его пища. Один лишь вид кремовых узоров на бисквитах или мастиковые цветки побуждали неприятное чувство пресыщения вперемешку с тошнотой, вынуждая идти дальше своей дорогой. Однако на полушаге альфа вдруг остановился, прикипев-таки взглядом к контейнерам с пирожными. В руки напросился шоколадно-сливочный бисквит и пластиковая сфера с безе и вишнями. Для полноты картины Саске дополнил их классическим тёмным шоколадом и бутылкой воды без газа. «Это будет любопытно», - думается альфе. Вслед за сладостями в продуктовую корзину отправились куриные рулетики и пакет лапши с водорослями, которые альфа взял для себя. Нанести визит курируемому пациенту доктор Учиха решился к ближе восьми, когда в отделении наступила относительная тишина. Это являлось своеобразной гарантией того, что не станут лишний раз дёргать по поводу и без, позволив уделить подопечному достаточное внимание. А это важно, поскольку Аями взыскал к себе искренний профессиональный интерес со стороны Саске. Палаты в третьем секторе все под одно лекало: тесный коридорчик с встроенными в стену полками и вешалкой, совмещённый санузел и пригодная для проживания не более чем одного человека комнатка. В ней чудом помещались тумбочка, стол с единственным стулом, старый маленький холодильник, и стандартная кровать-полуторка, аккуратно застеленная клетчатым пледом. Там-то Саске и обнаружил Аями, прозябавшего за чтением антиутопического романа, явно добытого в больничной библиотеке. С виду омега обыденно ухожен, что на фоне прочих пациентов сильно бросалось в глаза. Длинные волосы аккуратно собраны в тугой хвост, одежда чистая и, судя по всему, почти новая. Снова от пациента исходит едва уловимый запах мыльной отдушки, но ровно ничего как от омеги. - Здравствуй, Итачи, - воодушевлённо приветствует Учиха подопечного, который всем своим видом выдавал растерянность. Было ясно, что ничьих визитов на сегодня он уже не ждал. - Здравствуйте, - вымолвил-таки омега, отложив книгу на тумбочку, - доктор Саске, - добавил, спустя неуверенную паузу. Его имя, излитое устами двести сорок седьмого, произвело на психиатра очень странный эффект. Никогда ранее оно не звучало в столь бархатных и одновременно загробных нотах, проникающих в голову тонкими нитями. Может быть, всё дело в низком и необычайно глубоком голосе Аями, который, в принципе, мало характерен для омег как и множество прочего в этой мутной личности. - Хорошо выглядите сегодня. Белый цвет вам к лицу, - омега счёл нужным озвучить свои мысли. - Только сегодня? Жаль. Смотрю, ты разговорился, Аями. Добрый знак. И, вообще, может я специально для тебя аутфит подбирал в честь долгожданной встречи. - Это вряд ли. - Зря ты так, Итачи, - картинно огорчился врач, - А я, между прочим, не с пустыми руками, - альфа охотно презентовал пациенту пакет, из которого неспешно выложил на стол купленные ранее пирожные, шоколад и бутылку воды. – Большинство омег сходит с ума по сладкому, кто на что горазд. И, знаешь, я вдруг подумал, что ты тоже можешь быть не исключением, - альфа кивнул в сторону провизии. – Всё свежее, никакой плесени, затхлости и, соответственно, подвоха. Если не доверяешь мне, прямо сейчас попробую любое на твой выбор, хотя сладкое не люблю от слова совсем. Большие глаза омеги дотошно пристальным взглядом изучали милейшего вида угощения, после чего переключились к альфе. - Нехорошо обманывать, доктор Саске, - деликатно подметил пациент, и Учиха аж взбеленился за такие заявления. - Да я тебе клянусь, Аями! Вот, сам посмотри, изготовлено сегодняшним утром. Срок годности трое суток и не более двадцати четырёх часов с момента вскрытия. Все упаковки целые. Я ничего не вскрывал, и травить тебя никоим образом не намереваюсь, параноик ты мой тщедушный. Вот и старайся быть приветливым. Оценив глубокую драму выступления Учихи, двести сорок седьмой, по-видимому, решил полностью обесценить чужие старания, продемонстрировав альфе до жути милую улыбку, предшествующую скромному приступу смеха. Саске такого поведения пациента не понял и не оценил, но в итоге свёл его к тому, что Аями, в конце концов, псих. - Я не об этом, доктор Саске, - омега огорошил внезапной ясностью. - С вашим упорным рвением меня накормить, знаю и верю, что вы от всего сердца. Но имею основания предположить, что о моей любви к сладостям вам рассказал тот, кто привёз мои вещи. А, значит, ваш порыв к угощению не случайный. Боги, чувствовать себя идиотом Учихе никогда не нравилось. А почувствовать себя идиотом перед собственным психиатрическим пациентом - паршиво вдвойне. - Тьфу, ты, Аями. Всю малину мне испортил, - огорчился альфа, опустившись на одинокий в своём виде обшитый стул. Странно, но возникшее из-за сложившейся ситуации разочарование отчего-то напугало Саске своей искренностью. А омега всё смотрит. Пристально и с абсурдным снисхождением, от которого внутри свербит. - Я не голоден, доктор, но с радостью попробую все ваши угощения. Хоть прямо сейчас, дабы вы удостоверились в том, что продуктами я не разбрасываюсь и за доброе внимание к себе благодарен. - Все сразу не надо, - пресёк жесты чужой благодарности альфа. – После долгой голодовки желудок не приемлет чрезмерных нагрузок, иначе снова будешь обниматься с унитазом. Но что-то одно позволить себе можешь, - Учиха рандомно взял со стола упаковку с безе и подал Аями. Сняв верхушку пластиковой сферы, существо, сидящее напротив, стало неспешно насыщаться при помощи руки. И получалось у него весьма аккуратно, что несвойственно психически неполноценным пациентам. - Хочу прояснить кое-что для тебя, Итачи, - приступил к главному Саске, - Это место теперь – твой дом. Невзрачный, неуютный дом, который ты сам себе заработал. Я – тот, кто знает все твои грязные секреты и, заметь, не попрекает тебя. Потому что понимает суть твоей проблемы. Фактически, я - твой друг. Единственный понимающий тебя друг, которому ты всё можешь докладывать. Если не дошло с первого раза, повторю: мне неприятно обращаться с тобой, как со скотиной. Не потому что жалею, а потому что это действительно мерзко. Свой крест ты уже несешь. Садиться на него дополнительным грузом в мою работу не входит. На избавление через голодовки не рассчитывай. Это ты, полагаю, уже уяснил, как и то, что насильно пихать в твой рот ложку не стану. Поэтому надеюсь на честное сотрудничество и вылазки в столовую хотя бы на завтрак. Внемля доктору всеми фибрами, омега прервал трапезу, желая вынести соответствующий вердикт. - Если моя покорность облегчит вашу малоприятную работу, не стану вам перечить. На мгновение у Саске произошёл обширный сбой всей его психиатрической системы. Только что документально конечный пациент-уголовник пошёл ему навстречу, вместо того чтобы плеваться, активно дерзить и посылать на хуй, обещая высосать глаза из глазниц. - Но можно я тоже кое о чем вас попрошу? – закончил мысль омега. По правде говоря, условия – последнее, что Саске позволил бы себе ставить, тем более пациентам. - Если хочешь, чтобы я чем-нибудь опрометчиво подавился и умер от асфиксии, то нет, - по-черному отшутился Учиха. Судя по поникшему выражению лица, Аями шутку не оценил. - Нет, доктор. Не это. Давайте сделаем вид, что вы просто хотели сделать мне приятно, а не пытаетесь раскормить безнадежного больного, лишь бы не засох. - Хорошо, так уж и быть, - Саске подал омеге руку для скрепления договора рукопожатием. Аями, как ни странно, на жест ответил, позволив врачу невзначай ощутить тепло своей широкой ладони, тем самым вынудив Учиху задержать её на несколько секунд. Пожалуй, дольше, чем требовалось врачебным этикетом. В эту минуту альфа поймал себя на мысли, что его пациент выглядит бледным и слабым, но необычайное тепло его рук совершенно противоречит внешним недугам. - Все хорошо? – настороженно полюбопытствовал Аями, пристально наблюдая за Учихой и их будто застывшим в воздухе рукопожатием. - Не пристало пациенту задавать подобные вопросы лечащему врачу, - вежливо пресёк Саске, вмиг возвращая своему лицу прежнее чуть расслабленное выражение. – Кстати, как тебе новые апартаменты? - Нравятся. Ещё бы Аями посмел сказать, что ему не нравится. Отдельная палата. Тепло, чисто, мебели в достатке, личный санузел, приличная занавеска на окне, из которого, к слову, открывается относительно достойный вид на лесополосу. На подоконнике в керамическом горшке подыхает герань. Хотя, альфа присмотрелся внимательнее, нет, уже не подыхает. Похоже, Аями успел покарать засуху в её почве и засохшие листья. - Мне довелось услышать, что иногда вы символически делите своих пациентов на категории, – определённо, прославленный речевой застой Аями потерпел грандиозное фиаско. - Можно узнать, к какой отношусь я? - Твоя уникальность вне категорий, Итачи. Можешь собой гордиться. На мгновение между пациентом и доктором разверзлась звенящая и чертовски некомфортная тишина. И дискомфортной она оказалась прежде всего для Аями, судя по его внезапной скованности и тому, как спешно он доел своё пирожное. - Вы не возражаете, если я схожу помыть руки? - На здоровье, - Саске любезно указал на дверь ванной, где омега скрылся на ближайшие пару минут, а когда вернулся, на столе, перед доктором уже лежали блокнот и его любимая серебристая ручка с гравировкой. - Подарок от омеги, - неосторожно подметил Итачи, но тут же осёкся, стоило альфе взглянуть на него. - И что с того? - Ничего. - Предсказуемо, потому второго балла за учительскую проницательность я тебе не присужу. - И не нужно. Омега потянулся к бутылке с водой, затем щедро отпил из горлышка, не замечая, что Учиха в данный момент по инерции фиксировал взглядом каждый его жест. Документально двести сорок седьмой обосновано входит в категорию потенциально опасных пациентов. По факту, нахождение рядом с ним в одиночку эквивалентно пребыванию в клетке с непредсказуемым хищным зверем. Чуть что, и он набросится. Далеко за подобными случаями ходить не надо, лечебница ими богата. Существует целый перечень правил работы с опасными психиатрическими больными, и Саске никогда ими серьёзно не пренебрегал, пожалуй, до момента полноценного контакта с Аями. Учиха умел работать и в жёсткой манере, и в мягкой, зависело от ситуации. Старался найти подход к своим подопечным и, зачастую, получалось. Проблема в том, что подход к нынешнему подопечному каким-то образом отключил в Саске инстинкт врачебного самосохранения наравне с его приверженностью давно зазубренным рабочим правилам. И осознал это альфа буквально сейчас. Загвоздка в том, что Учиха не воспринимал Аями как потенциальную угрозу. Не видел в нём безбашенного психопата с налившимися кровью глазами и пеной у рта. Двести сорок седьмой в глазах Саске не более чем истощённая психически и физически омега с нарушенным восприятием мира вокруг себя и долгое время не получавшая в свой адрес ничего кроме агрессии и равнодушия. Безусловно, его досье обличает опасного хищного зверя, но зверь этот серьёзно ранен. И возможность агрессии со стороны Итачи на данный момент рассматривалась Учихой как способ самозащиты, а не нападения. Возможно ли, что психиатр не прав в своих суждениях и недооценивает доходягу напротив – вполне. Тем не менее, факт на лицо – стоило проявить к пациенту обычную человечность, он тоже ответил на неё по-человечески. Потому ярлык конченого отброса общества можно с него снять. Естественно, проявление более чем положенной медицинской заботы к больным с психическими нарушениями категорически противопоказано, иначе садятся на шею. Но и тут Аями отличился готовностью уступать за благое к нему отношение. - Можно задать личный вопрос? – альфа всё же поддался абсолютно не врачебному любопытству. - Да, - без раздумий ответил омега, тем не менее, выжигая в докторе дыру тяжёлым взглядом, где совершенно точно, по мнению Саске, плещется внутренняя тьма. - Неужто альфы порядочнее не нашлось, нежели твой бывший муж? – брякнул то, что не первую минуту мерзко зудело на языке. - Что в вашем понимании значит альфа «порядочнее»? - безынициативно уточнил омега. - Явно не тот, который натравит озабоченных отморозков на свою беременную омегу, обеспечив ей съехавшую крышу и пожизненную путёвку в дурдом, - чётко объяснил Учиха, чувствуя как едва уловимая энергетика его пациента норовила съёжиться в комок. Тему альфа затронул явно не самую приятную. - С порядочными не заладилось, - всё так же пресно вымолвил Аями, прежде чем скинуть тапочки и подобрать ноги под себя. Его машинально сформировавшаяся закрытая поза намекала отстать, в то время как прозрачная энергетика осталась ровной и спокойной. - Отчего так? – Саске сделал ещё один шаг по очень тонкому льду. - Герой не их романа. - Зато звезда остросюжетного заковыристого триллера, - не сдержался Учиха. - Пожалуй, - отозвался Аями и ненадолго замолчал. - Мне не поверили, когда я сказал, что всех их убил. Ответили примерно вашими словами – слишком тщедушная фиалка. Но мало кто знает, на что способен человек, которому нечего терять. Саске и сам не понял, в какой момент успел приложился к одной из неприятно пульсирующих точек в сознании своего пациента. Ещё несколько дней назад эта тема была для него табу, а теперь он готов делиться её по личной инициативе. - Изначально, у меня и в мыслях не было кого-то убивать. В то время от физической и душевной боли я не помнил самого себя. День за днём проходили как в тягучем изнурительном вакууме. Болела каждая кость, мышца и чёртова ссадина. Внутренности будто выпотрошили, а потом снова вшили обратно. Обычный поход в сортир превратился в испытание, - Аями с омерзением выплёвывал каждое слово. – Я никогда не был злопамятным человеком, доктор Саске. Нет. Но тогда стало тошно от осознания, что нелюди, которым я не сделал ничего дурного, продолжают топать землю, как ни в чём не бывало. Наверняка уже и забыв обо мне, а я искромсанный вдоль и поперёк вынужден стонать от болей, хромать и чувствовать себя грязным. На миг прервавшись, омега вновь припал губами к бутылке с водой. Пил спешно, отчего одинокая капелька скатилась по его подбородку вниз и исчезла из виду. - Почему ты молчал? Почему не говорил с докторами, не обратился в полицию? – по правде, вся эта история начинала казаться Саске очень страшным абсурдом. - А вы разве забыли? Я с лестницы упал. Это официальное заключение от полицейских. - Весьма удручает, - с досадой подметил Учиха. – Одного не пойму, чем таким серьёзным ты ухитрился насолить мужу, что выбил из него столь бесчеловечный откат? - Всё просто. По несчастливой случайности мне довелось узнать о его родственных подвязках с одним человеком и убедиться в том, что именно Сейджи приложил руку к гибели моих родителей. Соответственно я – не более чем способ реализации списка его планов. И нет бы, просто выкинуть как отработанный хлам, так он всерьёз прикипел ко мне. Ещё и ревновал к каждому столбу, проявляя замашки собственника, наряду с дотошной заботой. Тем не менее, до серьёзных скандалов не доходило, ровно как и до вмешательства в мой привычный образ жизни. Однажды муженёк вернулся из… командировки, - омега двумя пальцами изобразил кавычки, - а доступ к основному бизнесу перекрыт, к имуществу тоже, ну и, соответственно ко мне. Этого Сейджи не снёс и после долгих и непродуктивных переговоров пообещал, что моё упрямство выйдет мне боком, - замолчав, Аями сменил позу на более удобную и, по мнению Саске, более психологически открытую. - Мной попользовались, доктор Саске. Меня же за это и наказали. Жестоко и грязно. Свою обиду я побороть не смог, да и, по правде, не пытался, - взгляд, доселе выражающий клубящуюся тьму, воодушевлённо заблестел, а сам омега, погрузившись куда-то в себя, раскрыл взору доктора обе ладони. - Клянусь вам, я никогда не думал, что во мне теплится столько физической силы и отвращения к людям. Вдумчиво слушая пациента, Саске закинул ногу на ногу, стараясь поудобнее устроиться, а после задал очередной вопрос: - Неужели после смерти мужа тебя даже подробно не допросили? - Допросили. Подробно, но очень деликатно. Ведь я слыл травмированным омегой, потерявшим ребёнка и, по медицинскому заключению, страдающим эпизодами амнезии. А тут такой кошмар. Поверьте, врагов Сейджи хватало. Да таких, с которыми полицейские не стали бы связываться ни за какие пряники. Тем более, он в своё время вляпался в долги. Проебал всё, кроме кое-какой недвижимости и энной суммы денег. Их я обменял на головы своих мучителей. Признаюсь честно, убийства радости не приносили. Но от каждого из них становилось чуточку легче. На данной ноте Аями прервался и, казалось, вообще выпал за пределы насущной реальности, нервно перебирая пальцами длинные рукава бесформенной синей кофты, в кою, по мнению Саске, поместятся ещё два таких Аями. Пациент что-то очень тихо бормотал, а затем медленно повернул голову, жутковато уставившись на Учиху, и последнему показалось, что сейчас перед ним вовсе не его пациент, а кто-то другой, кто разделяет с ним это увядающее тело. - Такая ирония. Сейджи состоял в чёрных списках стольких влиятельных людей, а расправился с ним я. Жалкая и сломленная сучка, которая должна была, - омега едко усмехнулся, - ценить его за то, что он, в отличие от других, снизошёл быть со мной. - Смотрю, в вашей семье царили совет и любовь, - не удержался от сарказма Саске. - Мы были видимостью семьи, - внёс ремарку омега. – К моменту знакомства с Сейджи я уже не искал ни любви, ни романтики, но всё ещё хотел создать собственную семью. Знаете, есть такое паршивое, чисто омежье, - Аями замялся, очевидно, подбирая нужные слова, - когда вроде рад жизни, но порой накатывает жажда тепла. Особенно в периоды течки. На супружескую жизнь без большой любви и страсти не жаловался, потому что она была моим собственным выбором. Единственное, я очень хотел ребёнка. Считал, что ребёнок покончит с моим душевным одиночеством, станет сосудом для самой искренней любви и заботы. По-видимому, вселенная меня услышала. Наперекор всем предварительным диагнозам случилось чудо, и очередная моя течка привела к зачатию. - Насколько я понимаю, беременность твоя так же ничем хорошим не отличилась? – уточнил Саске. - У нас с мужем отсутствовала как таковая совместимость. В общем, это обоим было изначально понятно, потому я долго не решался обзавестись его меткой. Именно она однажды загасила сопротивляемость моего организма. Так мне объяснили врачи, предупреждая о серьезных осложнениях возникшей беременности. Но за возможность отцовства я цеплялся из последних сил. Загибался, безбожно худел, хотя жрал как не в себя. А ещё мой болевой порог значительно снизился. Несколько раз меня уговаривали на прерывание, а позже на родоразрешение, мотивируя тем, что серьёзно рискую своей жизнью. Но я стойко настроился тянуть до того срока, когда растущий во мне омега будет считаться именно ребёнком, а не выкидышем. Всё закончилось тридцатью неделями. Чем именно – вам известно. Слушая Аями, Саске наскоро фиксировал в свой блокнот важные, по его врачебному мнению, моменты. Психиатру действительно требовалось как можно больше информации о физическом и психическом состоянии своего пациента, так как омегами он не каждый день занимается. - И всё-таки, никак в толк не возьму, - нахмурился вдруг Учиха, спрятав исписанный до корки блокнот обратно в карман, - не проще ли было просто убрать тебя? Или я чего-то не догоняю? Аями пожал плечами, отводя задумчивый взгляд куда-то в сторону. - Полагаю, Сейджи хотел растоптать мою гордость и раз и навсегда пресытить во мне вечно голодную самку, которая по своей несчастливой природе как бездонная яма, если понимаете, о чём я. Это дурно сказывалось на чужом самолюбии и моём здоровье. Муж очень постарался, чтобы на моей стороне не осталось ни одной правды, а, значит, хотел, чтобы я жил. Покойник не потребовал бы столько растрат и заморочек. Кроме того, Сейджи играл роль сердобольного самца, уповая на мои провалы в памяти. Это было хуже чем отвратительно. Уже тогда до мозга костей хотелось вгрызться в его глотку. Устало вздохнув, омега припал головой к подушкам и ненадолго прикрыл глаза, чтобы затем вновь прожигать взглядом своего задумчивого доктора. - Понятия не имею, почему рассказал вам всё это. Выслушав раздосадованную реплику Аями, Учиха усмехнулся. - Наверное, потому что я тебя спросил. А ещё потому, что всем нам порой нужно выговориться. Тебе уж точно. И давно. Омега нахмурился, переваривая выводы альфы. - Может быть, - вывод Аями прозвучал с долей сомнения. Будто у него на факт своей откровенности имелась совсем иная версия, но о ней он предпочёл не распространяться. – Странно, судебные приставы по пути сюда язвительно обещали, что я достанусь истинному фашисту в качестве экспериментального материала. Как дохлая лягушка для практик по биологии. Но, почему-то вместо фашиста я вижу дотошного врача. - Дабы не рассеивать мрачный и таинственный туман вокруг своей персоны, отвечу, что экспериментов ты и без меня уже натерпелся, - Учиха милейше улыбнулся, сквозь полумрак всматриваясь в циферблат наручных часов. Минувший сеанс общения с Аями неожиданно затянулся, и этот факт скорее забавлял, нежели напрягал. - Уходите? – возможно, Саске слишком много о себе возомнил, но в вопросе омеги ему послышалось огорчение. - Да. Так уж вышло, что на сегодняшний вечер ты не единственный мой пациент, - Учиха вернул свойственную себе серьёзность. - Кстати, к одиннадцати подойдёшь в процедурный. И не забудь, о чём мы с тобой договаривались. Доброй ночи. Миновав крошечный коридор палаты, альфа покинул её, оставив за собой холодный шлейф собственной энергетики, тенью залёгшей в пространство пациента двести сорок семь. - Доброй ночи, - в пустоту вторил Аями, плотнее кутаясь в широкий свитер.