Как хочется почувствовать порой, что где-то на Земле или на небе Есть лучик света с близкой мне душой, который может безусловно в меня верить…
Эти два придурка вконец замучили Зейна. Нет, ну вот надо же начинать день с тошнотворно-милого щебетания по телефону? Луи, засранец, будто специально воркует с Гарри, постоянно хихикая. Да и Томлинсон, иногда ночуя у друга, вконец замучил его. Он уже не помнит, когда его ванная была свободна, а не постоянно занята Луи. Этот нахал может не вылезать из воды часами, умудряясь ворковать с Гарри даже там. Не то чтобы Зейн был против, просто, черт, ему одиноко и мысленно он тоже представляет себе своего соулмейта, думая, как бы разговаривал часами с ним. В очередной раз услышав смех этих голубков из гостиной комнаты его студии, Зейн вымученно простонал. Он не спал всю ночь, дорисовывая новую картину, смысл которой не понимает даже он сам, а сейчас Луи громко хохочет, не давая отдохнуть. Через минуту брюнет слышит топот ног и двухголосое бормотание, приближающееся к его комнате, и он не успевает понять, что происходит, как в комнату врываются счастливые парни, направляясь прямиком к его кровати. — Луи, твою мать! Кха… — тело друга наваливается на него со всей своей мощью, и, несмотря на то что внешне хрупкая фигурка Луи выглядела легкой и почти что невесомой, в действительности все было совершенно наоборот. — Вставай, ленивая задница, в твоей квартире кончилось молоко, нет, ну вот представляешь, Несквик есть, а молока нет? — последнее предложение было обращено уже к Гарри. — Почему это, когда дело доходит до уборки квартиры и похода в магазин, квартира внезапно становится моей? — возмущению Зейна не было предела. Луи проигнорировал вполне разумный вопрос брюнета и, стащив с того одеяло, провозгласил: — Зейни, сходи за молоком, — глаза парня внезапно округлились, когда его взгляд невольно зацепился за свежую картину, еще пахнувшую масляной краской и свежим оформлением багета. — Кто это? — ехидная ухмылка расцвела на лице Томлинсона, а Гарри, все это время стоявший и с любопытством рассматривающий комнату, обратился с таким же немым вопросом в глазах. — Не имею ни малейшего понятия, это получилось машинально, — Зейн передернул плечами, еще раз окинув стройный силуэт парня на картине взглядом. — Да что ты говоришь! Я уверен… — у Луи снова не получилось договорить, потому что на этот раз его перебил Гарри. — Да это же Лиам! — воскликнул кудрявый, резко подлетев к картине, завороженно вглядываясь в мазки, что четко представляли собой красивого подтянутого парня со светлыми коричневыми волосами и глазами цвета карамели. На последнюю произнесенную Стайлсом фразу по телу Зейна пробежал рой мурашек, и тот, не поняв совсем не стандартную реакцию тела, встряхнул головой. — Это точно он, Лу, ты же видишь эту родинку на его плече в виде половинки сердца? — Вижу, черт, так реалистично, — восхищенно произнес шатен. — Такая действительно есть только у Лиама, Зейн, почему же ты не сказал нам раньше, тебе нравится Лиам? — Да кто, черт возьми, этот Лиам?! — возмущенно вскочил Зейн, запустив левую руку в копну черных, уже достаточно отросших волос. — Ты же его нарисовал, да еще так подробно, разве не знаешь? — сейчас в голосе Гарри звучала настороженность. Парень закусил губу, внимательно наблюдая за растерянным Зейном. — Нет, не знаю. Этот образ уже второй месяц приходит мне в голову и совершенно не дает покоя! Вот я и решил его нарисовать, сегодня даже заснуть получилось, пока Луи не разбудил, — сквозь зубы процедил Малик, недовольно зыркнув на Томлинсона, что невинно похлопывал глазками, обнимая за талию своего парня. — Странно, — сейчас Гарри выглядел на удивление задумчиво и даже взволнованно. — Зейн, ты уверен, что вы ни разу не встречались? Может, соприкоснулись где-нибудь в автобусе или на улице? — Нет, не было ничего такого, а что ты хочешь этим сказать? — Возможно, ты встретил своего соулмейта или был близок к нему, сам того не подозревая. — челюсть Зейна автоматически отвалилась на пол. — Рот закрой, тепло не трать, — все тот же ехидный Луи снова влез в разговор и теперь в предвкушении потирал ладошки, надеясь наконец найти вечно угрюмому Зейну его истинную пару. — Бляя, плевать, ты говорил, у нас молоко кончилось. Вот и отлично, без молока не проживем, пойду куплю, — втихаря решил слинять брюнет, но чья-то рука резко легла на плечо. Зейн вздрогнул, а Луи протяжно взвизгнул, отдернув руку. Брюнет обернулся, и карие глаза посмотрели в обиженные голубые. — Зейни, да что же с тобой происходит? — возмущенно пропищал Томлинсон, потирая руку, которая секунду назад была под высоким напряжением. Зейн чисто машинально выпустил энергию молнии, шибанув Луи зарядом. — Ох, господи, прости, Лу, я не хотел… — брюнет уже собрался подбежать к другу, когда его осторожно остановил Гарри. — Подожди, Малик, сейчас твои силы становятся мощней, постарайся не прикасаться к людям внезапно, да и желательно чтобы мы тоже не пугали тебя, — добродушно объяснил кудрявый, но было видно, как сильно он переживает за Луи. — Я так думаю, что совсем скоро ты встретишь своего соулмейта, — прямолинейно высказал он мысль, что крутилась у него на языке уже пять минут. Глаза Зейна комично расширились, пальцы рук подрагивали, а кончики волос начали приподниматься. Все происходило будто в замедленной съемке. Между скрещенных пальцев начали образовываться мельчайшие заряды, сначала медленно, потом все быстрей и больше. Маленькие молнии наэлектризовали пространство в радиусе трех метров от Зейна. Гарри среагировал молниеносно, он быстро стянул шерстяной свитер с растерянного Луи и отбросил его в самый дальний конец комнаты. Через секунду по свитеру уже блуждали электрические заряды. Сами парни отошли от Зейна на безопасное расстояние. Молния — опасная штука: так как таких людей на всей планете очень мало, то их стихия плохо изучена, и механизм ее действия остаётся тайной. Брюнет чувствовал, как искорки электричества щекочут его лицо, руки, тело. В один момент все прекратилось. Молнии пропали, будто их и не было, и только испуганное лицо Луи и обеспокоенное — Гарри напоминало, что секунду назад их всех могло убить. — Зейн, я думаю, что твой соулмейт точно не за горами, — тихо прошептал Томмо и прижался оголенной грудью к его личному источнику тепла — Гарри. — Гхм, да, все возможно, — брюнет быстро одел порванные черные джинсы, накинул на футболку джинсовку и, прихватив кошелек, покинул квартиру с громким хлопком двери. Оставшись одни в квартире, парни задумчиво обернулись на картину и одновременно выпалили: — Звоним Лиаму! ***Ему не нужно слышать моих слов, чтобы понять мои переживания. Ведь нас связует нежность и любовь, которой не мешают расстояния…
Зейн вышел на улицу, полной грудью вдыхая прохладный воздух. Близился апрель, но температура не желала переступать отметку в «+10», и сейчас Малик пожалел, что не надел что-то потеплей легкой джинсовки. Вывеска супермаркета приветливо блестела на фоне серой улицы, и брюнет прошел внутрь здания. Разнообразный шквал запахов тут же ударил в нос, а от огромного количества людей зарябило в глазах. Заприметив стойку с молочными продуктами, кареглазый схватил упаковку молока и приостановился. Было ощущение, будто кто-то пристально смотрит на него. Настолько пристально, что он кожей лопаток чувствовал, как буравят его спину. Мгновенно крутанувшись на пятках, он осмотрелся вокруг, но ничего подозрительного не увидел. Только женщина с ребенком на руках, катившая тележку, находилась рядом с ним. Передернув плечами, он ускорился и решил поскорей попасть домой. Его прошлое не отличалось радужными воспоминаниями и хорошим детством, скорее, он до сих пор чувствовал презрительные или завидные взгляды дружков из средней школы. Его не любили из-за стихии молнии. Этот дар считался по-настоящему редким и необычным. Отличительной способностью «молнии» была совершенная совместимость со всеми стихиями, что существовали. Если другие ребята с детства знали, что их соулмейтом будет огонь или земля, то Зейн не знал совершенно ничего. Считалось, что у него даже было право выбора, ведь любой, кого бы он ни выбрал, подошел бы ему стопроцентно. Малик же не считал это привилегией или наградой судьбы, скорее, он терпеть не мог свою стихию, особенно долбанную судьбу, что наделила молнией именно его. Он даже думал о самоубийстве, но все-таки у него есть голова на плечах. Он просто не мог. После трех неудачных попыток он сдался, но каждая из них нашла свое место на его теле. Абсолютно все: и удачи, и разочарования. Его собственное тело стало холстом для жизненной истории, что будто клеймом каждый раз напоминало о том или ином событии в его жизни. Его творческое «Я» не могло сидеть на месте, и он начал делать эскизы. Брюнет пробовал рисовать с малого, постепенно все больше и больше углубляясь в мир художественных творений, тщательно выбирал смысл и место. Его первым рисунком стала игральная карта, символизирующая шулера, обманщика, ложь. Зейн понимал, что он не один такой в городе, но мысль, что сейчас ненавидят и презирают именно его, — угнетала. Хотелось выть и биться в клетке раненным зверем от безысходности, но он выбивал из своей воли последние частицы силы, заставляя свой стальной стержень становиться еще крепче, еще несгибаемей. Вторым рисунком, а после и татуировкой стало «Friday?» Он ждет и надеется на то, что скоро это закончится. «Вальтерр» Имя деда Зейна на арабском. Дед был тем, кто защищал его и заменял ему родителей. Зейн любил его и всегда прислушивался к дедушкиным рассказам. Дед всегда говорил ему гордиться своей стихией, возможно, это и дало ему сил пережить насмешки и унижения. Но сейчас, согласитесь, он сам скорее мог угрохать кого-нибудь в подворотне, чем дать себя или своих друзей в обиду. После этих, пока что, всех татуировок ему предложили подработку в тату-салоне, аргументируя тем, что парень талантлив и креативен. Как они узнали? У Зейна тогда не было друзей и близких знакомых, которым можно было вылить душу, поэтому парень рассказал тату-мастеру обо всем. Мастер не проронил ни слова. Внимательно слушал. Позже, в следующий его приход в салон, Зейна пригласили, как потом оказалось, к главному мастеру. Он-то и предложил брюнету подработку. Именно подработку, так как на тот момент ему было 16. С ответом Малик немного задержался, ведь не знал, как отреагирует дед. На пару татуировок он согласился, но ведь это разные вещи. Главным фактором принятия решения стала смерть любимого деда. Парень больше не мог полагаться на кого-любо другого и принялся за работу. Сначала это были мелкие заказы, но потом он начал совершенствоваться и постепенно становился довольно популярен, а этот бизнес, как известно, приносит хорошую прибыль. Уже в старшей школе Зейн сблизился с Луи, особенно после того как сделал ему парочку хороших татуировок на запястьях и ключицах. Парни сдружились и спустя несколько лет, к одиннадцатому классу, стали не разлей вода. Карьера Зейна пошла в гору не только в сфере татуажа, но еще и в профессиональном художественном мастерстве. Он добился своего места в жизни, только нужно ли ему все это? ***Говорят, что сильные не плачут. Говорят, им нипочём гроза… Просто эти люди часто прячут Красные от слёз глаза…
— Что за пиздец, чувак? — с непониманием в глазах спросил рыжий паренек, что в очередной раз наблюдал падение друга. — Черт, Эд, да не знаю я! Мне кажется, что я сошел с ума. Везде мерещиться его лицо, оно повсюду! — коротко стриженный шатен схватился за голову и вцепился пятерней в волосы. — Особенно когда я делаю трюки, стоит мне только хорошенько разогнаться и прыгнуть, как лицо незнакомца всплывает перед глазами, закрывая мне весь обзор. Я просто перестаю видеть все, что меня окружает, везде только его карие глаза, — парень спрыгнул с рампы и, наступив мыском кед, подкинул скейтборд прямо себе в руки. — А значит, кто-то влюбиииился, — протянул Эд и насмешливо посмотрел на Пейна. — Лиам, когда ты успел найти соулмейта? — Чтоооо? — глаза шатена чуть не вылетели из орбит. — Ширан, я понятия не имею, кто он, и вряд ли когда-то его видел. Просто у меня ощущение, что мы уже встречались, вот и все. — Он твой соулмейт, зуб даю. Короче, опиши мне его, — рыжеволосый положил руку Лиаму на плечо и выжидающе уставился. — Ну, он черноволосый, с карими глазами темного цвета, я бы сказал, цвета коньяка, — Лиам сделал паузу, красноречиво поглядывая на Ширана, что еще чуть-чуть и лопнет от смеха. — Ресницы длинные, черные, ей-богу, как у девчонки, только настоящие, а само лицо худое, будто он днями не ест, с выпирающими скулами. — Кого-то он мне напоминает, — спустя некоторое время пробормотал Эд и хотел было продолжить, как вдруг тишину скейт-площадки разрезала мелодия звонка. Ширан краем глаза заметил, как удивленно раскрылись глаза у друга, после того как тот поднял телефон. Лиам нахмурился и весь подобрался, как дикий дворовый пес, что месяцами терпел издевательства людей. Мускулистые плечи чуть ссутулились и голос стал тверже. — Гарри, не неси чушь, какой к черту соулмейт? — Пейн никак не мог понять, чего хочет от него друг. — Лимо, мы с Луи нашли сегодня кое-что крайне интересное, приходи в студию, адрес скину эсэмеской, и не вздумай опоздать! — закончил Стайлс и скинул трубку, и слова не дав сказать Лиаму. Шатен тяжело выдохнул и, попрощавшись с Шираном, встал на свой скейт. Лиам был сиротой с двенадцати лет, и дело вовсе не в том, что его родителей сбила машина или разбился их самолет, просто с самого детства его воспитывала одна только мать, что с возрастом все слабела и слабела. Он никогда не видел своего отца, да и не стремился узнать даже его имя. Ну зачем ему знать имя того, кто стопроцентно не знает о его существовании? Вот именно: Незачем. Он и сам со всем справился — и со смертью единственного родного человека, и с проблемой своего будущего. Скейт под ногами, многочисленные подработки — и вот он уже самостоятельный человек. Восемнадцать — это уже не пять, не маленький, сам справился. Его стихией был воздух, такой же свободный и независимый, как и сам Лиам. Он мог днями проводить на рампах, гоняя на скейте и выполняя просто немыслимые трюки. Невидимые воздушные крылья за его спиной никогда не давали насмерть расшибиться, в этом был огромный плюс, и даже то, что он не нашел своего соулмейта, не лишало его единственной поддержки — воздуха. Отталкиваясь левой ногой, он ловко перепрыгивал бордюры, объезжая многочисленные препятствия. Над головой небо меркло, тучи сгущались, и уже совсем скоро первая капля упала на лицо парня. Проигнорировав начинающийся дождь, Пейн продвигался по адресу, указанному в эсэмеске. Квартал за кварталом, улица за улицей, Лиам ехал все дальше и дальше, не сбавляя скорость. На мрачных улицах Лондона исчезли даже вечно спешащие люди, разыгрался по-настоящему мощный ливень, и небо загрохотало над городом. Первая вспышка молнии заставила Лиама еще сильней ускориться, перспектива замерзнуть вовсе не прельщала. Поменяв ногу на правую, он заметил довольно высокий бордюр и сгруппировался, чтобы его перепрыгнуть, но пожарный гидрант, что был установлен совсем рядом, зацепил колесико его скейта. Огромная вспышка озарила небо, и Лиам понял, что на всей скорости сбил кого-то, при этом бережно обхватив тело незнакомца руками. В первые секунды никто не понял, что происходило. Лиам сел, утягивая руками за собой незнакомца, и, когда тот в ответ оперся ладонью на плечо Пейна, короткие молнии заискрились по рукам Лиама. Они настолько быстро пробежались по его телу, что кареглазый не почувствовал и капли боли. Все его мысли занимал лишь худощавый брюнет, что не менее удивленно осматривал потоки воздуха вокруг себя. Когда парень, сидящий в его объятиях, поднял свой взгляд, Лиам умер. Это были те самые глаза цвета терпкого коньяка, искрящейся шоколадной глазури, мерцающих пузырьков шампанского — глаза его