(Не)влюбленные

      Люси бежит по коридору своего особняка, а страх — необъяснимый, тугим комком поселившийся в животе, — разъедает ее мозг, как кислота. Она оглядывается назад, по сторонам. Останавливается, совершенно не понимая своё рвущееся наружу сердце, своё желание рвануть со всех ног как можно дальше, ведь убегать, собственно, не от кого.       Хартфилия толкает дверь в спальню родителей.       Здесь пахнет хлоркой и какими-то лекарствами. Стены такие белые, как и пол, что режет глаза. Комнату будто засыпали снегом.       Всё слишком стерильно, от чего неприятно колет где-то внутри, а тревога поселяется в теле блондинки.       Она не понимает, почему комната превратилась в «это». Больше похожую на больничную палату комнату Люси обводит взглядом, понимая, что перед ней совершенно чужая спальня. Не такой она помнила её.       На тумбочке стоит огромный букет маминых любимых цветов, и Хартфилия подходит ближе к ним и к заправленной белым одеялом постели. Что-то тянет ее и отталкивает одновременно.       Но вдруг белые простыни окрашиваются в красный. Словно на них пролили густую краску.       Люси прикрывает ладонью рот, а глаза расширяются от ужаса, который ее охватывает. Слёзы душат, и девушка мотает головой в стороны, лишь бы прогнать их. Отходит на пару шагов назад и срывается с места, покидая спальню.       Безжизненная, по-мертвецки белая рука свешивается с края кровати, словно вдогонку Люси, а с кровати на пол течёт темно-алая кровь, заливая белоснежный пол.       Люси просыпается. Словно выныривает из бака с холодной водой. Тело бьет мелкая дрожь, и блондинка замечает, что теплое одеяло скомканное лежит у ее ног, а лоб покрыла испарина. Сердце бешено бьется, и девушке кажется, что сон был уж слишком страшным и настоящим. Страшнее, чем убийца, гонящийся за тобой с ножом или бензопилой, как обычно снится после просмотра фильмов ужасов.       Люси включает ночник на тумбочке и садиться на кровати, свешивая ноги вниз. Так жутко, что даже оставаться в комнате не хочется. Стены словно давят, сжимают ее хрупкое тельце до тех пор, пока не раздавят.       Хартфилия подскакивает с постели и выбегает за дверь. Прислоняется спиной к деревянной поверхности и кидает взгляд на золотистые росписи на ней. Слишком страшно.       Босиком Люси спустилась на кухню. Она даже не чувствовала холода от мраморного пола. Он словно приводит ее в чувство.       Возвращаться в комнату так не хотелось. Не хотелось видеть ее темноту. Не хотелось снова видеть этот сон.       Люси налила себе стакан воды и села за барную стойку, подперев лоб рукой. Час ночи, все спят, и лишь Хартфилию мучают необъяснимые кошмары.       Семья Эвклифов всё еще гостит у них на зимних праздниках, поэтому все мужчины сейчас видят красочные сны в своих теплых постелях. Люси им завидовала, за один присест выпив целый стакан воды.       Оставив стакан на стойке, блондинка поднялась со стула, но увидев в арочном проёме чей-то силуэт, отошла на пару шагов, пробормотав что-то типа «о, Господи». Выключатель на стене щелкнул, озарив светом кухню, и Хартфилия увидела заспанное лицо Стинга, который недовольно потирал глаза, пытаясь проснуться. — Что ты делаешь? — спросил парень хриплым голосом.       И Люси смогла спокойно выдохнуть. Ничего страшного не произошло, думала она, это всего лишь Стинг. — Тоже самое могу спросить тебя.       Девушка обняла свои голые плечи руками, потирая одну ступню о другую, пытаясь согреть свои закоченелые ноги. — Я услышал, как хлопнула твоя дверь и проснулся. У меня чуткий сон. Всё в порядке?       Стинг снова щелкнул выключателем на стене, и свет погас. Люси вздрогнула и сделала пару шагов к Эвклифу, словно только он сможет ее защитить от этой темноты. На инстинктивном уровне Хартфилии хотелось прыгнуть в объятья единственному человеку в комнате лишь бы спастись.       Рассказать ли ему, думала Люси. Но чем он ей поможет. Пока их отношения в стадии «разработки», пока они начали налаживаться, и Хартфилии не хотелось что-то портить, могла ли она взвешивать на него еще что-то? Но ей было страшно. Правда, страшно. До дрожи в ногах и тошноты. Словно она нашла труп и не смогла сдержать рвоты. — Мне приснился кошмар, — сказала Люси и подошла к Стингу еще ближе, что почти дышала ему в грудь. Только сейчас она заметила насколько он высокий. — Что там было?       Он, правда, хотел знать, думала девушка, или просто хотел отвязаться. Но кому-то нужно было рассказать, иначе Люси сойдет с ума.       Стинг ждал, глядя на блондинку, которая несколько раз уже оглянулась по сторонам.       Неужели сон так напугал ее? Парень не смог объяснить себе своё желание спуститься и проверить, кто не спит в час ночи, но он это сделал, вместо того, чтобы снова заснуть, как обычно это бывало. И сейчас он ждал, пока Люси выдавит из себя хоть слово. — Я не хочу возвращаться в комнату, — единственное, что произнесла она.       В ее глазах стоял такой ужас, словно, если Люси зайдет обратно в комнату, то не выйдет оттуда живой. Блондин понимал. Кошмары Стингу снились лишь после смерти матери. Там была мама и вечно повторяющаяся авария, которую он видел своими глазами. Сон стоял, словно на повторе, и прошло достаточно времени прежде, чем парень смог от этого избавиться. — Пойдём.       Стинг осмотрел дрожащую уже от холода девушку и, обхватив ее за плечи, повел на второй этаж. Хартфилия перебывала в оцепенении и внутренне вопила. Сейчас он запихнет ее в комнату и закроет дверь. И она не сможет сопротивляться ни ему, ни своему страху остаться одной в темноте.       Они двигались по коридору, и когда комната Люси была всё ближе, девушка лишь сильнее напрягалась. Ее пугало то, что она опять увидит там, что почувствует.       Но ее комнату Стинг пропустил и открыл дверь в свою. Хартфилия удивленно посмотрела на парня, а потом на свою дверь, которая была совсем рядом, но так отталкивала от себя. В глазах застыл немой вопрос, а Эвклиф лишь закатил глаза, чувствуя, что опять хочет спать. — Давай, заходи, или я передумаю.       Замявшись на пороге, Люси всё же ступила на территорию блондина, а когда дверь за ней захлопнулась, лишь вздрогнула. В комнате тоже было темно, но девушка не чувствовала той пугающей атмосферы, что витала в ее спальне. Парень подтолкнул Люси к кровати, откинув ей одеяло. Она чувствовала себя маленьким ребенком, который проснулся посреди ночи и прибежал в комнату родителей, а они, проснувшись, пытались уложить ее обратно в свою постель. Всё так и было, почти.       Хартфилия легла под одеяло, а Стинг накрыл ее сверху пледом и перебрался на вторую половину кровати.       Всё было так необычно.       Совсем скоро так и будет — они будут спать в одной постели, под одним одеялом, в одной комнате. Могла ли Люси к этому привыкнуть? Может быть, со временем. А сейчас ей кажется это необычным спасательным кругом от ее кошмаров. Таким правильным спасательным кругом. Словно всё так и должно быть. — Так что ты видела? — спросил Стинг. Он повернулся к Люси лицом.       Девушка, лёжа на спине, повернула к нему голову, наблюдая, как сильные руки подмяли под голову подушку. Комната была темной, но шторы Стинг не задернул, поэтому с улицы просачивался тусклый свет от белых, глубоких сугробов снега. — Спальню родителей, — Люси перевернулась на бок и взглянула на блондина, — настолько стерильную, что щиплет в носу от этой чистоты. Там стояли хризантемы, мамины любимые цветы. А потом много крови, слишком много. Столько, будто собрали пакеты с кровью со всех больниц и вылили на кровать. Мне было так страшно. Я убежала из комнаты, а вдогонку с кровати свесилась рука мертвеца. — Люси замолчала, прокручивая у себя в голове сон, снова ощущая эту тревогу. — Что он может означать? — Ничего, — резко ответил блондин и прикрыл глаза. — Абсолютно ничего. Лишь плохой сон. Мне тоже снились. — Долго? — Целый год после смерти матери.       Люси хотела спросить, как умерла его мать, сколько ему было и много других вопросов, но понимала, что на эту территорию лучше не входить. Лучше не бередить старые раны, не расковыривать их опять. Она ничего не знала о матери Стинга. Никто никогда не говорил о ней. Это было как табу.       Люси прикрыла глаза, думая, что разговор окончен, но Стинг заговорил снова. — Она погибла в аварии. И каждую ночь я видел всё снова и снова, ту аварию, как повторяющийся фильм ужасов на DVD. — Как её звали? — Делия.       Какое красивое имя, подумала Люси. Но эта женщина всё еще оставалась для нее загадкой. Тайной за семью замками в доме семьи Эвклиф. Так хотелось узнать о ней больше; внезапно это стало жизненно необходимо, но Люси подавила в себе этот внезапный порыв и просто прикрыла глаза, решив больше ничего не спрашивать.       Стинг смотрел на Хартфилию и думал. Возможно, он ошибся, что начал рассказывать о своей матери, но ночью всегда раскрывается больше тайн, чем в светлое время суток. Так уж устроена жизнь. Ночью занавес приоткрывается, и оттуда просачиваются слова, которые больше всего в жизни хочется не говорить.       Стинг так и заснул, вспоминая о своей матери.

***

— Я, конечно, ожидал подобного, но не так быстро, — произнес Роуг, стоящий у изголовья кровати своего брата, наблюдая за спящими подростками.       Он по-доброму усмехнулся, отошел на пару шагов от кровати, разогнался и, как ребенок, прыгнул на пару. — Подъем, голубки! Время завтрака! — кричал Роуг, улыбаясь.       Подростки подскочили, непонимающее осматривая источник шума. Люси залилась краской, вспоминая, что она не у себя в комнате, не в своей постели, а рядом с ней не ее плюшевый Хэппи. Стинг закатил глаза, рассматривая довольную физиономию брата. — Чего ты лыбишься? — хмыкнул блондин, откидывая одеяло. — Не думал, что это случится так скоро. — Ты о чем?! — воскликнула смущенная Люси. Девушке было так неловко, что она даже забыла, что с утра выглядит не самым лучшим образом. — Да ладно тебе, — улыбнулся Роуг, — лучше пойдемте есть. У нас сегодня вафли. — Отлично, люблю вафли, — вскочила Люси с постели и выбежала, как ошпаренная, из комнаты с красным до кончиков ушей лицом. — Дурачина, — толкнул брата Стинг в плечо и тот повалился на кровать, хохоча. — А что, ты хотел проснуться первым и смотреть на ее спящее лицо? — приторно-сладким голосом сказал Ченни. — Ты сёдзе-манги перечитал? Еще чего! Лучше пошли завтракать.       Стинг широкими шагами пересек комнату и вышел в коридор, а Роуг лишь улыбнулся в удаляющуюся спину, покачав головой.