(Не)влюбленные

      Кислый черный кофе из автомата и не смыкание глаз — дурные привычки Люси Хартфилии с некоторого момента.       В больнице она уже третий день, бродит по опустевшим коридорам по ночам, словно приведение, пугая и без того не очень адекватных медсестер. На ней всё еще праздничное платье, потекший от слёз макияж и дрожащие от волнения руки.       В тот вечер, держа в руках подаренные отцом ключи от их со Стингом собственной квартиры, Люси даже не думала, что забежавший в панике Роуг принесет такие вести. Такие колющие в самое сердце, забирающие весь воздух из легких новости. Стинга сбила машина. Три ужасных слова, от которых начинает тошнить, а слёзы литься сами по себе.       Открытый перелом левой руки.       Три сломанных ребра.       Внутреннее повреждение органов жизнедеятельности.       Черепно-мозговая травма.       Он не успел отскочить. Но ему просто повезло остаться в живых. — В рубашке родился, — отвечал доктор каждый раз, выходя из палаты.       Удача ли это? Судьба? Кто сбил его и почему уехал с места преступления, оставив его на мокрой дороге?       У Люси было время подумать. Его было даже слишком много. Изнуряющие, одинокие часы в больничном коридоре вели её к разным мыслям, пока за стеной прерывисто дышал Стинг. Вайс и Джудо подняли на уши всю больницу, и блондинка даже не слышала, чтобы отец Стинга когда-то так громко кричал, что было слышно даже через этаж. Но его можно понять — любимый сын в критическом состоянии, а ожидание слишком томительно для родительского сердца. Роуг и Юкино, прижимаясь плечами, сидели рядом с Хартфилией у двери в палату, пока им не дадут разрешение войти. Они готовы были взять низкий старт, бежать наперегонки, когда только доктор махнет рукой. Чени смотрел на опущенный взгляд Люси, но помочь ей не мог. Даже сама блондинка не могла себе помочь. — Можете войти, он очнулся, — доктор вышел из палаты, прикрыв за собой дверь. — Отец! — крикнул Роуг Вайсу в конец коридора — они с Джудо пили кофе. Мужчины ездили домой, чтобы переодеться и взять Стингу кое-какие вещи, поэтому сейчас на них не было костюмов — только чистые хлопковые рубашки и брюки.       Вайс поспешил к палате, а Люси, встав за спиной Чени, впивалась ногтями в ладони от волнения. Теперь она боялась больниц. Она помнила, как заходила к матери в палату, когда та умирала. И всё повторялось — снова кто-то близкий попал в это место с ежедневным кварцеванием, а Хартфилия стоит напротив палаты и боится войти. Боится, что если войдет, потеряет его.       Толпа завалилась в палату, разглядывая изнеможденную, побитую фигуру Стинга на больничной койке у окна. Он полусидел, откинувшись на подушку, и разглядывал, как вышедшее вчера солнце высушивало все лужи на асфальте. Его лицо с многочисленными ссадинами было таким усталым, что если бы не все эти капельницы и гипс, то можно подумать, что он с кем-то подрался. — Сын! — Вайс первым рванул к своему ребенку, а блондин, медленно повернув голову, улыбнулся бледными губами. — Я так волновался. — Я живучий, пап, — ответил парень, пытаясь ответить на отцовские объятья, но сломанная рука порядком мешала.       Парень редко звал Вайса «папой», но сейчас это было нужно им обоим.       Палата наполнилась гулом радостных голосов, а Хартфилия только внимательно смотрела на лицо блондина. Стояла на входе, словно собиралась чуть что, сразу же убежать, и вглядывалась. Собирала слёзы в уголках глаз и пыталась унять быстро бьющееся сердце. — Чего стоишь там, Хартфилия? — голос Стинга был такой веселый, словно его три дня назад не сбила машина и его не нашли в критическом состоянии. — Хочешь тоже пообниматься?       Люси отрешенно кивнула и медленными шагами двинулась к больничной койке, а отцы, собравшиеся у нее, расступились, позволяя Эвклифу полностью рассмотреть блондинку. Его улыбка спала с лица, когда он увидел перед собой светловолосое приведение. Хотел было уже накинуться с насмешками про её вид и одежду, обрезанные волосы, которые ей всё же невероятно шли, но девушка всхлипнула и бросилась к нему на шею.       Он не помнил, чтобы Люси часто плакала. Последний раз её слёзы были предназначены для Лейлы. А сейчас она трясется в плаче из-за него и от этого неприятно колет в груди. Парень испытывает сейчас еще больше дискомфорта, чем прежде, но не отстраняется. Как-то грустно улыбается, а слова сами срываются с губ: — Я знал, что ты в меня влюблена.       Стинг чувствует, как Хартфилия дергает за волосы на его затылке, и шипит от боли, скорее театрально. Он улыбается, а Люси прижимается еще крепче, пытаясь рассчитать силу, чтобы не добавить парню еще больше переломов.       Она отстраняется и разглядывает гипс на его руке. Не хочет встречаться с ним взглядом, сама не понимая почему. — Люси, может, всё-таки поедешь домой, раз уж Стинг пришел в себя? — спросил невзначай Вайс.       Хартфилия отрицательно мотнула головой, дав понять, что не будет торчать дома, пока Стинг тут. — Хотя бы переоденешься.       Блондинка взглянула на свой наряд, понимая, что со дня рождения так и не сменила его. Даже не заметила. Девушка неоднозначно кивнула и поднялась с краешка кровати, на котором сидела. — Мы отвезем тебя, — сказала Юкино и кивнула Роугу, чтобы тот шел на выход. Парень кивнул и похлопал брата по ноге, словно говоря «я еще вернусь».       Часть семьи покинула комнату, а мужчины взглянули на блондина каким-то тяжелым взглядом. Вайс присел на то место, где еще несколько секунд назад сидела Хартфилия, а Джудо примостился в кресле напротив кровати. — Сын, не хочу портить твоё и так не лучшее состояние, но разговор серьезный, — произнес Вайс, сцепив руки в замок на коленях. — Я знаю, о чем ты, отец. — Лицо Стинга казалось сейчас таким взрослым и решительным, и парень прекрасно знал, о чем пойдет разговор. Всё совершенно не так, как происходит в фильмах, когда тебя сбивает машина, и ты просыпаешься — если просыпаешься — с амнезией как минимум последних нескольких дней. Эвклиф всё помнил. — Но я хочу разобраться в этом один. Это моё дело. — Сын… — Папа, я разберусь, — Стинг кивнул очень уверенно, на что его отец только тяжело вздохнул.       Та самая дурацкая черта характера всех мужчин их семьи — если что-нибудь задумал, ничто не сможет его переубедить.

***

      Роуг припарковал машину у главных ворот особняка, заглушив мотор. — Переоденься, прими душ, мы подождем тут, — произнес парень, повернув голову к Люси, сидевшей на заднем сидении. — Ладно, — тихо отозвалась она, вынырнув из машины под теплые лучи солнца, вступив белыми мокасинами в лужу. Выругавшись, Хартфилия двинулась к дому и вскоре скрылась за дверью особняка.       В машине повисла тишина, а Юкино тяжело вздохнула, переводя взгляд в окно. Роуг взял жену за руку, а девушка даже не повернула голову, только улыбнулась. — Что будем делать? — спросила Юкино, взглянув на мужа.       Пальцами свободной руки Чени постукивал по кожаной обивке руля, но не спешил отвечать на вопрос супруги. Что они могут сейчас сделать? Он подключил лучших людей, чтобы найти виновника, да еще и этот Нацу Драгнил маячит перед глазами. Этот парень слишком неожиданно объявился, и у Роуга были подозрения, что он замешан в этом. Но обвинять без доказательств, конечно, никто не станет. Да и не факт, что он вообще имеет к этому хоть какое-то отношение, и брюнет ошибается. Сейчас они могут только ждать результатов и молиться, чтобы всё разрешилось, как можно быстрее. — Ждать, — ответил Чени. — Миссис Редфокс обещала взяться за дело. Но так много нерешенных вопросов, что у меня начинает болеть голова. А ты что думаешь? — Машину мы найдем, водителя тоже, я уверена, — отозвалась Юкино. — Но чувство, будто это еще не всё. Не конец. — Будем надеяться, что чувство тебя подводит.