***
Я не понимал, как все может быть настолько хорошо и настолько ужасно одновременно. Я ни на секунду не забывал о больной сестре, но меня продолжал мучить и вопрос о беременности Исаевой. Я не знал, к кому обратиться за советом, потому что мои друзья ранее точно с таким не сталкивались. Вдобавок, они могли бы и растрепать обо всем остальным. Мне, конечно, уже было плевать на свою репутацию, учитывая происходящее, но все же это только прибавило бы мне проблем. Я решил обратиться за советом к более опытному брату. Я пришел к нему в тот момент, когда он брал кровь у Евы. Он постоянно это делал с того дня, как ему подвезли необходимое оборудование. — Тебе помочь дойти до комнаты? — спросил я, когда Ева поднялась и слегка покачнулась. — Спасибо, я справлюсь. Как только она покинула библиотеку, я накинулся на брата с расспросами. — Ну что? Какие результаты? — Неутешительные, Ян. Похоже, тебе придется помочь мне. Быть может, вдвоем мы еще сможем как-нибудь продлить ей жизнь. — Я сделаю все, что попросишь, но сначала мне нужно спросить у тебя кое-что. Он присел на кресло, на котором еще несколько минут назад сидела сестра, и уставился на меня. — Представь, что ты на вечеринке, пьяный в хлам, переспал с девушкой, а потом она сказала тебе, что беременна... — Бо-оже, Ян... Не ожидал от тебя такого. — Он даже приподнял брови от недоумения. — Ты даже особо не пил никогда... Как ты умудрился?.. — Я даже ничего не помню. — Я тяжело вздохнул. Олег хмыкнул и призадумался с легкой ухмылкой. — Че ты улыбаешься? У нас и так проблем полно, еще это тут... — А ты уверен, что она говорит правду? У меня была подобная ситуация. Настала моя очередь удивляться. — Да-а, Ян. Со мной много чего случалось в Америке. — Как это произошло? — У меня была подчиненная, с которой я как бы встречался. Ее звали Эмили. Ия тогда уже жила со мной, что Эмили ничуть не нравилось. И как-то раз я их познакомил. Хорошо, что я сделал это, иначе неизвестно, чем бы это могло обернуться. Филиппова сразу сказала, что Эмили не для меня, ибо она какая-то стервозная. И как-то раз, моя протеже заметила, как моя девушка роется в моих же документах. Ия рассказала мне об этом, но я повел себя, как дурак, и не поверил девчонке. Прошло пару месяцев, и Эмили сказала мне, что беременна. И хотя я всегда пользовался контрацептивами, все равно поверил ей. Наверное, потому что она мне нравилась. После этого я решил помирить ее и с Ией, которой рассказал о беременности своей девушки. Ох, какой же скандал она мне тогда закатила. Угрожала, что из дома уйдет, хотя и некуда было. — Брат улыбался, когда вспоминал про Филиппову. — В итоге, она с горем пополам согласилась сходить в ресторан всем вместе. Но я и не предполагал, что пошла она не ради примирения. Я отпустил их обеих помыть руки. Там Эмили зашла в кабинку, и Ия услышала звук мочи, извини за подробности. Когда та вышла, Ия сказала, что у нее прихватило живот и осталась в дамской комнате еще ненадолго. Она зашла в кабинку, где писала Эмили. Там стояла небольшая мусорная корзина. Филипповой очень повезло, что было утро, и корзина оказалась практически пуста, за исключением кусочка туалетной бумаги, которым воспользовалась Эмили. Ия все предусмотрела. Она взяла с собой йод. Достав из корзины туалетную бумагу, она капнула немного йода на след от мочи, и он посинел. Это значило... — Что Эмили тебя обманула, — перебил я брата. — Да. Если бы бумага стала фиолетовой, тогда это бы оказалось правдой. Да, Филиппова была умна... — Она закатила мне еще один скандал дома, и практически убедила меня в том, что Эмили не беременна. Потом я, естественно, все проверил и понял, что девчонка оказалась права. Так Филиппова заслужила мое доверие, а Эмили оказалась уволена. Я усмехнулся. Это оказалось самое позитивное, что я слышал за последнее время. POV Ия Я чувствовала себя ребенком, который самостоятельно даже в туалет сходить не может. Поначалу я считала уже буквально каждый час, проведенный в больнице. Делать там было абсолютно нечего. Я только ела и спала. Как только я начинала задавать вопросы, сразу ловила колючие взгляды в свою сторону. Я не знала, когда меня наконец выпишут оттуда, но начинала паниковать, потому что меня даже на улицу не выводили. Все, что я видела, — свинцовое небо и голые деревья. Таковым мне открывался двор через грязные окна с решетками на третьем этаже. Когда меня выводили в туалет, порой я слышала истошные детские крики. Спрашивая, почему дети так вопят, я получала ответ, что они очень больны, что их пытают воображаемые монстры, которых им приходится отгонять от себя. Только много позже я поняла, что эти дети были больны шизофренией, а сама я пребывала в психушке. Но тогда у меня в голове как-то не зарождалась мысль об этом. Тогда в моей голове была кромешная тьма, пустота, в которой мне трудно было найти что-то, а точнее, невозможно. Кормили там отвратительно. Также каждый день мне ставили какие-то капельницы, от которых становилось гораздо спокойнее и сразу хотелось спать. Как-то раз медсестра забыла про них, заболтавшись с кем-то по телефону. Похоже, к своей работе она относилась не очень ответственно. Последствия были не очень хорошими. Я долго не могла уснуть ночью без этого препарата, но, когда мне это наконец удалось, сон мой был сбивчивым и беспокойным. Я просыпалась от любой мелочи. Вдруг я почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Резко распахнув глаза, я увидела над собой доктора в маске. В руке у него был шприц огромных размеров. — Что вы делаете?! — нервно спросила я, сорвавшись с кровати и отползая от нее. — Какого черта она проснулась?! — басистым голосом спросил врач у медсестры. — Я... я не знаю... — растерявшись, ответила та. — Что это за укол? — вновь обратилась я к этому человеку. — Санитаров! Срочно! — крикнул он, нажав какую-то кнопку над моей кроватью. Люди в синих одеждах моментально ворвались в палату и схватили меня под руки. — Что вы делаете?! — вопила я так, что, наверное, разбудила все отделение. — Отпустите меня! — Я пнула одного из них пяткой в глаз, но остальные двое скрутили меня. — На кровать! — приказал человек со шприцем. — И вяжите ее. Как я ни сопротивлялась, меня положили на кровать и привязали ремнями, которых я раньше даже не замечала, достаточно крепко. Они пытались схватить меня за голову, но мне удалось уцепиться зубами за палец одного из них. Я сжимала с такой силой, что голова заболела. Я начала водить зубами по пальцу, как бы разрезая кожу. Как же он кричал в те минуты! Я почувствовала, что прокусила палец. Соленый вкус крови отпечатался на кончике моего языка. А санитар все продолжал кричать, умоляя отцепить меня. — Вколите ей шесть кубиков! Пусть вырубится нахрен уже и не мешает нам! — снова услышала я тот басистый голос. Я продолжала разрезать мясо передними зубами. Я чувствовала такую ярость! Мне хотелось, чтобы кто-нибудь из них страдал. Мне хотелось вырвать им всем глаза. Мне хотелось задушить их собственными руками. То, чем они обкалывали меня, долго держало взаперти все мои эмоции. Из-за этих мразей я даже заплакать не могла. Я бы обрадовалась, если бы тот санитар остался без пальца, ибо это не искупило бы и сотую долю тех страданий, что они причинили мне. Пришла еще одна медсестра и вколола мне что-то, отчего мне сразу захотелось спать, но я изо всех сил старалась держаться в сознании, поэтому все-таки почувствовала тот укол огромным шприцем. Он пришелся мне в шею. На следующее утро я ощупала шею и нашла там другие следы. Похоже, мне и до этого каждую ночь что-то кололи, только я не замечала этого. Медсестру сменили на другую, которая ни разу не забыла поставить мне капельницу. Вскоре я потеряла счет времени за однообразием. Со мной почти не происходило ничего интересного. Как-то раз в коридоре я увидела девочку, к которой приехали родители. Они обнимали ее и за что-то просили прощение. Но я не смогла уловить их разговор, потому что меня увели в палату. — А у меня есть семья? — спросила я девушку, которая наблюдала за мной. — Не знаю. Я очень расстроилась, когда услышала это. Получается, за месяц меня никто так ни разу и не навестил. Никому, похоже, либо не было дела до меня, либо я была совершенно одна, без семьи, в свои семнадцать лет.***
В один из дней ко мне все-таки пришли посетители. Я этому обрадовалась, надеясь, что это будет миловидная женщина, моя мать, которая извинится за то, что не приходила и заберет меня из этого однообразного ада. Но вместо этого ко мне в палату вошли двое мужчин в черном. — Кто вы?.. — спросила я, прикрыв колени одеялом. — Все в порядке. Мы хорошие люди и не причиним тебе зла, — сказал один из них. — Я твой опекун и приехал, чтобы забрать тебя. Меня зовут Дмитрий. У него был массивный лоб и острый подбородок. Особой красотой он не блистал, но телосложением мог похвастаться. Меня попросили собрать свои вещи, выдали одежду, которую я раньше даже не видела, и вывели на улицу. Хотя стояла зима, я все равно была очень рада глотку свежего воздуха. Каждый мой вздох был глубоким, но побыть на улице долго мне не дали, вежливо попросив сесть в машину.