Все исправить

— Я хочу вернуть все, как было, — решительно сказал Лёва. — Я хочу все исправить! Бортник посмотрел на все ещё сидящую рядом с ним колдунью и буквально выпытывал из неё какие-то слова. Причём, ему было абсолютно до башни, что она ему скажет, лишь бы не молчала. Молчание его всегда настораживало или выводило из себя. Страшно злило. И она не смолчала. — Я не стану тебя выкручивать из ситуации, — отрицательно закачала головой ведьма, — но могу тебе немного помочь. Глаза Лёвы сверкнули радостью и благодарностью. Впервые он обратил взор на старушку, не затуманенный злобой и ненавистью. Его глаза излучали веру и надежду, и он подчинился своему внутреннему предчувствию. Он поверил. В ту же секунду, как по волшебству, они переместились в обиталище Шуры. Остановившись в прихожей, пожилая женщина что-то странно буркнула себе под нос, что Лёва не смог расслышать, а потом продолжила уже обращаясь к нему: — Здесь самое важное — вера. И не твоя, а его вера в тебя. Запомни: вера. Есть вера — все возможно. После этих слов колдунья исчезла. Как и любила — неожиданно. — Подожди, но я ничего не понял… — сказал Лёва, но его уже никто не слушал. Он нерешительно прошёл вперёд, озираясь по сторонам и по прежнему ничего не понимая. Заглядывая в зал, он увидел, лежащего на разобранном диване, Шурика. Мужчина просто смотрел в потолок и думал о чем-то своем. Лицо его было печально и по щекам Лёвы едва не заструились слёзы от такой тоскливой картины наполненной пессимизмом и отсутствием жизни. Он продолжал идти. Переступив, наконец, порог, он подошёл к дивану, на котором лежал его мужчина и, решив присесть, случайно задел гитару, что лежала в ногах. Её струны противно и разлажено забренчали и, с глухим стуком в сочетании с дребезжанием струн, упала на пол. Шура подскочил на ноги, оглядывая комнату, как ошпаренный. Но ничего не было, взгляд его был направлен в точности на Лёву, вот только войдёт он пустоту. Тогда мужчина, злясь на самого себя, поднял гитару, плюнул на все и завалился обратно, решив, что задремал и сам спихнул. Лёва в это время, с охреневшими глазами, стоял около свернувшегося клубком и повернувшегося к стене Шурика и наконец понял слова старухи. На самом деле, все было не так мудрено, как посчитал растерявшийся Лёва. Тут же он метнулся в кухню, кусая ногти в мыслях, как бы теперь воспользоваться таким даром и не испугать друга. На глаза очень удачно попалась початая банка сгущенки. «Была — не была!» — воскликнул Лёва, принимая глупость его больных мыслей и потянулся к ней. Рука Лёвы, который явно ожидал обратное, не прошла насквозь. Он смог обхватить её своими тонкими, аккуратным пальцами и поднять. Сейчас он чувствовал себя полным дебилом, радуясь до слез, что смог взять в руки какую-то банку. Но это было таким достижением на самом деле. — Спасибо, что веришь в меня… — сказал Лёва сам себе, а на деле же, мысленно обращался другу. Не теряя времени, улыбающийся как умалишённый, солист вернулся в зал. Совершенно забыв о своём желании не напугать друга, он со всей скорости запрыгнул на диван, который от веса провалился под ним, пробуждая Шуру от дремы. То перевернулся на спину, оглядываясь квартиру — никого. Лёва вновь с грустью смотрел в глаза испуганного Шуры. — Ты меня не видишь… — жалобно выдохнул солист, — Но… Тогда Бортник, вновь радостно сверкнув глазами, сбросил слезу с щеки. Тут же, поставив банку сгущенки рядом, он со всей своей силой дернул полы мятой рубашки друга в противоположные друг от друга стороны. Пуговицы разлетелись в разные стороны, с глухим стуком об пол. Шура онемел и не смог двинуться. Он просто смотрел в пустоту и не видел ничего, в то время, как в мозгу Лёвы плясали чертики. Дрожащая рука счастливого солиста вновь взяла банку и он, наклонив её, вязкой жидкостью, принялся за задуманное. Он просто лил содержимое на оголенный торс Шуры и каждую секунду поглядывал на гитариста. Нервно сглатывая тот, с огромными глазами наблюдал за творящимся с неподдельным ужасом в душе. Лёва хотел уж было от счастья все оголенное тело изрисовать, но обходясь скромно — своим именем, он не пожалел. Глаза Шуры, что видел это, покраснели, когда до него дошла суть. — Лёвчик… — с придыханием, шепнул еле слышно Уман, и не смог сдержать слез. Он неуверенно вытянул руку вперед и Лёва был готов к тому, что рука пройдет сквозь, но все было иначе. Шура осторожно провел по невидимой щеке друга, все никак не в силах увидеть. Коснулся носа, провел по губам, шее. Лева, положив свою руку ему на грудь, в надежде успокоить, вляпался сам же в свою писанину. Он усмехнулся и не думая ни о чем, просто облизал ладонь и приник к дрожащим губам друга в сладком поцелуе. — Это ты! — всхлипнул Шура, не раскрывая глаз, в перерывах между очередными поцелуями. — Да, — ответил Лёва, — Это я! Нет, закрыв глаза, гитарист вовсе не пытался сбежать от правды. Дело было в том, что когда зрение не сует перед нами картинки, мы становимся куда более зрячими. На духовном уровне. Вот так и Шура. Закрыв свои глаза он вспоминал черты своего друга и чётко представлял его перед собой. Его не уложенные стилистами, растрепанные волосы, его сильные руки, что сейчас ласково гладили Умана по прессу, размазывая вязкую сладость. Его губы, заимевшие еще более сладкий вкус, от прикосновения которых замирало сердце. С крепко сомкнутыми веками, Шура обхватил за спину Лёву, повалил на себя и перевернулся. Будучи уже сверху, он стянул с себя домашние шорты и нижнее белье. Ему казалось, что он слышит сбитое дыхание друга, слышит его тихий шепот и слова о лихорадочной страсти. И так было на самом деле. Лёва в неспособности спокойно лежать, принял попытку стянуть с Шуры рубашку, что была безнадежно запачкана и порвана. Но попытка не увенчалась успехом и он забил. Шура, помогая возбужденному Лёве снять с себя треклятые, до невозможности узкие, штаны и стесняющее белье, успевал чертыхаться, так как терпеть их не мог. Стянув с себя футболку, солист обхватил член Шуры, провоцируя его. Он убийственно медленно водил по нему, опускаясь к самому основанию и поднимаясь. Гладил большим пальцем головку, и возобновлял свои действия, вынуждая его постанывая и, ускоряясь, поддаваться в сжатый кулак Лёвы. От того Лёва начинал быстрее действовать руками, а Шура бесстыдно продолжал шевелиться в руках солиста. В воображении гитариста так ярко отобразился его возлюбленный друг, что все происходящее его еще больше распыляло. Как будто и не было всей этой мутоты с ведьмами и перед ним был сейчас его Лёва. Видимый. Живой. Настоящий. И он любил его всем своим большим сердцем. Он отстранился на мгновение и нашарил где-то в тумбочке резинку. Опьяненный желанием, Шурик натянул на себя презерватив и вернулся к солисту. Он вновь сначала попытался растянуть Лёву, что бы не навредить ему. Сначала одним пальцем, следом другим, потом двумя. Сквозь сжатые зубы Бортник стонал и тихо просил не останавливаться, чего Шура и сам не желал. Когда Уман вынул пальцы, Лёва все сделал сам. Он вскочил и, повалив друга, сел на его член, зная, что его ожидает. От пронизывающей боли Бортника передернуло и он упал на испачканную грудь друга, будто соприкасаясь и сливаясь с ним душами. На деле же он лишь наслаждался его близостью, заставляя того ерзать от нетерпения и исступления. А вязкая, приторная жидкость еще больше разжигала огонь страсти в обоих. Обвязывая их тесными узами, скрепляя между собой своей приторностью и делая их единым целым. Шура прижал его к себе и поддался бедрами вверх, начиная неспешные движения внутри. Весь измазанный сгущенкой, Лёва постанывал и слизывал ее с груди друга. Это извращение ему казалось таким заводящим, что он позволял себе гулять языком по груди Шуры. Посасывал, прикусывал, оставляя за собой следы. После чего Бортник оторвался от тела не ласково сжимающего его ягодицы друга и уперся дрожащими руками в его пресс. С каждым движением и хриплым стоном Шуры, Лёва активнее насаживался на него, пошло ударяясь о его бедра, улавливая нарастающий темп, выгибаясь и чувствуя, что сейчас взорвется. Теперь гитарист, возжелав помочь другу прийти к финалу, грубо обхватил руками его закаменевшее достоинство, стал ускоренно мастурбировать. И тогда их накрыло. Почувствовав как член друга запульсировал внутри него, Лёва кончил прямо в руку Шуры и снова упал носом в сладкую грудь, обессиленно засопев. — В следующий раз попробуем варенье, извращенец! — захохотал Шура. — Обязательно! — ответил Лёва и Шура услышал это, — Обязательно! — повторил он.