И вдруг понимаешь, что тебе это снится

Хочется... Вдоль позвоночника пульсирует ритм, полуприкрытые глаза закатываются, бедра быстрее толкаются в жаркую тесноту. Челюсти сжимаются, пальцы крепче вцепляются во влажные волосы. Хочется еще сильнее, глубже... Хочется чего-то... Брайан отталкивается от стены, подается вперед, чувствует, как мышцы сжимаются вокруг его члена, а затем расслабляются, впуская его всего целиком. Хочется чего-то... Сквозь окутывающее его смутное ощущение неудовлетворенности прорывается голос Майкла. Брайан бросает на него быстрый взгляд и выдыхает: - Блядь, Майки, дай мне минуту. Лицо Майкла, как всегда в такие моменты, на мгновение искажается от боли. Это безмерно раздражает, и Брайан прикусывает язык, чтобы с него не сорвались теснящиеся в горле слова. Он громко стонет, смотрит в спину поспешно отступающему Майклу, ускоряет темп и начинает вбиваться сильнее. Все это ему уже обрыдло. А особенно - его собственная роль во всей этой ебучей драме. Оргазм накатывает слишком быстро, Брайан этого даже не осознает, пока все не заканчивается. Ощущения рассеиваются раньше, чем он успевает вытащить из парня член. Он стаскивает презерватив, бросает его на пол и, отходя, шлепает юнца по бедру. В голове мелькает мысль, что парень, возможно, не кончил. Но Брайан тут же понимает, что ему на это наплевать. Внутри как-то муторно. Брайан выбирается из темноты, идет на звуки, что с каждым шагом становятся все громче, пока не обрушиваются на него привычной умца-умцой, пробирая до костей. Ничего не оставляя на своем пути. Хочется чего-то... большего. Он легко маневрирует среди извивающихся тел, уворачивается от распахнутых рук, от жадных пальцев, от случайных толчков бедрами. Замечает ребят, рядком стоящих у барной стойки, и закатывает глаза. Тэд все с тем же идиотским выражением лица таращится на Майкла. Брайан встречается с ним глазами и смотрит, усмехаясь, пока Тэд не отворачивается. Брайан подходит ближе, берет со стойки стакан, стоящий у Эмметова локтя, осушает его одни глотком и со стуком ставит обратно. - Ох, ну что ты, не заморачивайся! Я все равно не собирался пить. Эммет бросает на него сердитый взгляд, потом делает знак бармену повторить. Брайан пытается выхватить у него и этот стакан и смеется, когда Эммет его отпихивает. Майкл явно на него дуется. Брайан чувствует, как в животе раскручивается что-то похожее на злость, и целует Майкла в лоб, чтобы это ощущение рассосалось. А потом закидывает руку ему на плечи и ведет к выходу. - Пошли на хуй отсюда. Ничего стоящего. Они всей толпой вываливаются из «Вавилона». Ребята обсуждают его недавнюю добычу, ноют, что сами так никого и не подцепили, и Брайан уже открывает рот, чтобы бросить: «Хорош доебываться!», когда вдруг краем глаза замечает что-то на противоположной стороне улицы. Мгновенный яркий проблеск и... Майкл вдруг оказывается ровно перед ним и заслоняет собой обзор. Брайан невольно морщится, слушая, как Майкл хвалит его за верно принятое решение. - Я бы ужасно по тебе скучал, если бы ты принял то предложение о работе и переехал в Нью-Йорк, - говорит Майкл. Рано или поздно ему все-таки придется сказать... Однако прямо сейчас Брайан ничего не говорит - просто обнимает Майкла и целует его в лоб. Когда ему снова удается бросить взгляд на другую сторону улицы, там уже ничего нет – только сигаретный дым плавает в тусклом свете фонаря. *** В ту ночь ему снится свет и кровь, и боль. Красное на руках и металлический привкус во рту. Светлые волосы. Позже он поклясться будет готов, что кожей ощущал шелковистость прядей. Брайан на секунду отрывается от смеющегося рта, заглядывает в голубые глаза и вздрагивает от захлестнувшего его жара. Он просыпается со стояком и в два движения доводит себя до оргазма, мощного, продирающего насквозь. А потом проводит рукой по лицу и не понимает, откуда на щеках взялась влага. *** Когда Брайан, наконец, сообщает банде, что принял предложение о работе, Майкл на неделю перестает с ним разговаривать. Брайан выставляет лофт на продажу. Начинает паковать в коробки всякую хрень, которая вообще-то на фиг ему не нужна. Линдси вызывается ему помочь и в процессе сборов между делом рассказывает, что начала встречаться с Мелани, той самой своей подружкой-адвокатом, которая как-то помогала Брайану выпутаться из затруднительного положения. Брайан поздравляет ее и предупреждает, чтобы они не вздумали обращаться к нему за спермой, когда решат произвести на свет новую жизнь – или как там гребанные дайки это называют? Линдси легонько шлепает его по щеке, затем в эту же самую щеку целует и клянется, что он был бы последним, к кому она решила бы обратиться. Брайан чувствует легкий укол досады или чего-то другого, чему он не может найти названия, но решает не обращать на это внимания и продолжает складывать рубашки в стоящую на кровати коробку. *** Брайан получает за лофт большую сумму, чем рассчитывал. Мирится с Майклом. Приходит на прощальную вечеринку, которую друзья устраивают ему в доме у Деб. Там он слишком много пьет, трахает в ванной одного из Линдсиных приятелей-художников и начисто забывает, что не собирался обнимать Эммета и Тэда на прощание. На следующий день он садится в самолет. *** Нью-Йорк – это бесконечные вереницы высоченных строений из стекла и стали. Он холодный и отстраненный - что Брайан ценит больше, чем готов себе признаться. Он шагает по замусоренным тротуарам - мимо спешащих куда-то бизнесменов, женщин в костюмах, мужчин в платьях, людей, которые никогда не посмотрят ему вслед и не спросят, как его дела. Он и сам редко заглядывает в лица прохожих, и ему совершенно безразлично, замечают они его или нет. Все это очень похоже на свободу. Все это сильно смахивает на одиночество. Именно это Майкл каждый раз говорит ему по телефону. А еще спрашивает, нормально ли Брайан питается, не рискует ли зря. Говорит, что все они по нему скучают. Брайан полагает, что это чушь собачья. Всем, кроме Майкла (ну ладно, может, еще Линдси) с высокой колокольни плевать на то, что он уехал. А самому Майклу не плевать по таким причинам, о которых Брайан предпочитает особенно не задумываться. Раз или два он пытается наведаться в Питтсбург. Но всякий раз обнаруживает, что больше не годится для роли, исполнения которой все от него ждут. Ему хочется треснуть Тэда, когда тот спрашивает, часто ли ему приходится принимать антибиотики. Ему хочется встать из-за стола и уйти, когда все остальные принимаются ржать над этой шуткой. Вместо этого он улыбается и отбривает Тэда, замечая, что у того уж точно подобных проблем не бывает. Вписывается в привычный паттерн, становясь именно тем, кого они хотят видеть. Нет, не то чтобы он не трахается в Нью-Йорке. Трахается, конечно, - это для него все равно, что дышать. Разница в том, что в Нью-Йорке он не обязан этого делать. Это доходит до него однажды вечером, в клубе, как раз когда он толкает к стене какого-то блондинистого парня. Брайан вдруг замечает блестящий ободок обручального кольца на руке, которую прижимает к кирпичной стене. А затем переводит взгляд вниз и смотрит на свою руку, уже почти что нырнувшую парню в штаны. Он отдергивает ее и отступает на шаг. - В чем дело? Брайан окидывает парня оценивающим взглядом. Светлые волосы слишком коротко острижены, голубые глаза не того оттенка и черты лица слишком тонкие. Он качает головой: - Не заинтересован. Вид у парня такой обескураженный, что Брайан с трудом сдерживает смешок. А затем кричит вслед спешащему прочь блондину: - Привет жене и детям! Тот в ответ показывает ему фак, и тут уж Брайан дает себе волю и в голос хохочет. Домой он уходит один. И после этого случая прекращает ездить в Питтсбург. *** Не то чтобы Брайан не понимал, что когда тебе в течение трех лет постоянно снится человек, которого ты, блядь, даже не знаешь, это, в общем-то... полный пиздец. Прекрасно он это понимает. Он сам сказал Алексу, что это пиздец, - в тот раз, когда выпил достаточно для того, чтобы сломаться и позвонить специалисту. Но Алекс ответил – ничего подобного. Однако когда Алекс начинает ему втирать, что, возможно, это его собственное подсознание таким образом пытается дать ему понять, что на самом деле он хочет от жизни чего-то большего, Брайан закатывает глаза. Не стоило Алексу говорить про стабильные отношения и прочую хрень. Вот серьезно, не стоило. В общем-то, Брайана беспокоят даже не сами сны. Они снятся ему так давно, что уже даже как-то вписались в привычный ритм жизни. Тревожит его то, как он чувствует себя, когда просыпается. Словно ему нечем дышать, словно он хочет вылезти вон из собственной кожи. Иногда он просыпается от того, что его собственная рука уже обхватывает член, движется быстро и резко, а затем на живот выплескивается теплое. В другие ночи его будит застрявший в горле крик. Бывает и такое, что, просыпаясь, он все еще чувствует прикосновение странно знакомых рук. В такие моменты грудную клетку его распирает фантомная боль, природу которой он не может понять. Тогда он сворачивается клубком, сглатывает чувство, которое отказывается называть отчаянием, и борется с желанием руками выдрать навязчивые образы из собственной головы. *** - Знаешь, Брайан, неразумно просто закрывать на это глаза. Он хватает полупустую бутылку «Бима», щурится, чтобы прочитать на экране только что полученное сообщение – и нет, очки ему на хуй не нужны! – и, фыркнув, отвечает: - Я, блядь, как раз поэтому тебе и звоню. Из трубки доносится глубокий вздох. - Брайан, я тебе уже говорил, эти сны – это ты сам. Ты пытаешься сам себе что-то сказать. - Ага, точно! - Пока ты сам для себя не сформулируешь, что это значит, они так и будут тебе сниться, - раздраженно ворчит Алекс. - А ты так и будешь, пьяный в говно, звонить мне посреди ночи и требовать разъяснений. Брайан быстро набирает сообщение своему новому другу – велит тому засунуть два пальца себе в задницу и трахать себя ими, пока он не прикажет ему остановиться. - Какая чушь! - Спокойной ночи, Брайан. В трубке раздаются гудки. *** Майкл звонит ему, чтобы сообщить, что они с Профессором решили пожениться – провести какую-то там гражданскую церемонию. Брайан от души старается не рассмеяться. И проглотить «нет», так и рвущееся с языка, когда Майкл просит его стать шафером. Майкл говорит тем самым тоном, который Брайан так хорошо помнит. Тем, от которого он в свое время и сбежал. Майклу нужно его одобрение... Брайану хочется встряхнуть Майкла, напомнить ему, что он, блядь, взрослый человек и должен сам принимать решения. Но он любит Майкла, а потому не делает этого. Для Майкла это все – не какая-то шутка. Да, он действительно перерос Брайана. Нашел ту самую любовь, которую всегда хотел. Все то, чего Брайан никогда не смог бы ему дать. И все же одно Брайаново слово до сих пор может разбить ему сердце. Жизнь на расстоянии научила Брайана тому, что временами он ни хера не понимает про своих друзей. А иногда, наоборот, понимает их слишком хорошо. Две недели спустя он садится в самолет, с подарком в чемодане, и не чувствует ни малейшей необходимости ни перед кем за это оправдываться. *** Брайан не может вспомнить, когда сны стали такими подробными. Никаких больше перемешанных обрывков образов. Сны теперь словно выполнены в технологии 3D – в них можно чувствовать, прикасаться, ощущать вкус. Он не просто запоминает их, он их проживает. Знает форму каждого пальца, что касаются его бедер. Помнит все оттенки золотистого и голубого. И смех во сне настоящий – Брайан чувствует, как он зарождается внутри, ощущает его всей кожей. Он слышит, как шуршат простыни. Запускает пальцы в шелковистые пряди и вдыхает утренний запах их сплетенных вместе тел. А еще он ясно видит удар битой. Слышит звук, с которым дерево бьется о плоть и кость. Теплая кровь струится по его пальцам. Сорванное горло саднит от крика, и колени болят от соприкосновения с холодным бетоном. *** Брайан тормозит возле дома Дебби и долго смотрит на него из машины. Он готов признать, что это единственное место, которое он может считать домом. Все более или менее значимые события в его жизни произошли здесь. Притом со времени последнего такого события прошла, кажется, вечность. Он вылезает из взятого напрокат черного Линкольна. Под ботинками от Гуччи скрипит снег. Брайан поднимается на крыльцо и стучит в дверь. Дебби открывает дверь, тут же стискивает его в объятиях, ругает за опоздание и затаскивает внутрь. В доме тепло и пахнет знакомо – пастой под соусом и любимыми духами Деб «Полночь в Париже». Брайан заглядывает в гостиную, видит собравшуюся там толпу гостей и машет рукой всем сразу. Майкл крепко обнимает его и долго не желает отпускать. Брайан высвобождается, чтобы поздороваться с Беном. А потом Майкл, улыбаясь, тащит его к стоящей в углу комнаты колыбели. Лежащей в ней сверток начинает шевелиться, и из-под одеяла вдруг показывается маленький кулачок. - Брайан, познакомься, это Дженни Ребекка. Брайан протягивает руку. Кулачок разжимается и стискивается снова – вокруг его мизинца. - Ничего себе хватка! Думаю, ДжиАр будет пользоваться успехом. - Брайан! – Линди замахивается на него, а потом обнимает. – Ты не меняешься. Он не отвечает, просто обнимает ее в ответ, а потом оборачивается к Мел, стоящей чуть поодаль. Она улыбается ему и дружески машет рукой. Они с Мел, в общем, неплохо ладят. Она – хороший адвокат, и Линдси с ней счастлива. А больше Брайана ничего и не интересует. Тут в поле зрения возникает Хантер. Брайан кивает ему, но тот лишь хмурится, закатывает глаза и исчезает в кухне. Когда Майкл рассказал ему, что они с Беном собрались усыновить малолетнего хастлера, Брайан, не сдержавшись, высказал все, что думал по этому поводу. А именно: - Советую тебе привинтить болтами все более или менее ценные вещи в доме. Майкл тогда вздохнул, сказал, что доверяет решению Бена и больше об этом не заговаривал. Со второго этажа спускаются Тэд с Эмметом. И от Брайана не укрывается, как они поспешно застегиваются, оправляют одежду и по-идиотски друг другу улыбаются. Ох ты ж ебаный свет! Вик обосновался на диване. Брайан подходит ближе, наклоняется и целует его во впалую щеку. Вик сейчас выглядит хуже, чем в их последнюю встречу. Такова уж эта гребанная болезнь. Брайан несколько минут рассказывает ему о Нью-Йорке – о своей работе, о клубах, о стоящих и не стоящих внимания мужчинах. А затем старается улыбаться и не обращать внимания на ноющую боль в груди, когда Вик принимается рассказывать ему о своей развеселой юности. За обедом Брайану приходится как следует поупражняться в выработке навыков долготерпения. Он напоминает себе, что не был тут больше года и скучал по своей семейке. Да, иногда он бывает готов это признать. Про себя, конечно. И чаще всего по ночам. И все же за время обеда ему не раз приходится прикусывать язык, чтобы кого-нибудь не послать. Все эти шуточки про легендарного ебаря с Либерти-авеню... Да нет, все нормально. Он вовсе этого не стыдится, потому что... да хули там, он и в правду великолепен. Он и должен был стать гребанной легендой. Просто... Сейчас он уже не тот человек. И знает об этом. А вот остальные – нет. А вообще его не так уж много и обсуждают – и слава богу. Брайан слушает свежие сплетни. Тэд и Эммет потчуют его историей о том, как они стали парой. А он смеется, потому что... Ну, это же Тэд и Эммет. Не может же быть такого, что он единственный тут видит, что у них прямо поперек лбов написано: «Катастрофа». Впрочем, им самим он об этом не говорит. Он никогда не был человеком, пытающимся остановить надвигающийся пиздец. Он - тот, кто разруливает последствия случившегося пиздеца. В общем, он просто сидит и молча их слушает. А потом к нему подсаживается Майкл и подсовывает ему альбом с фотографиями своей дочери. Брайан очень старается не закатить глаза. Да бога ради, это нелепо, вон же ее отлично с дивана видно! Фотографий чертовски много, Майкл явно идет на рекорд – а меж тем ребенку всего месяц от роду. Майкл показывает ему снимок, сделанный во время первого посещения педиатра. Личико у ДжиАр сморщенное – кажется, ее сфотографировали за секунду до того, как разразился ор – и на снимке она ужасно похожа на Майкла. Брайан оборачивается к Бену и шепотом указывает ему на это сходство. Тот хохочет так, что диван трясется, и Брайан теперь припоминает, почему это он в незапамятные времена трахнул Профессора. А затем, слава тебе господи, пытка заканчивается, и Брайан уже собирается слинять на кухню за выпивкой, когда Майкл переворачивает последнюю страницу альбома. И Брайан внезапно застывает. В последнюю пластиковую ячейку вставлен карандашный рисунок. На нем – Линдси и ДжиАр. Брайан подмечает мельчайшие детали – очертания щек Линдси, морщинку на сгибе ее локтя, тонкие волоски на головке младенца, пушинки на одеяле. Все это так тщательно прорисовано, что Брайан невольно дотрагивается пальцами до прозрачного пластикового «кармашка», в который вставлен рисунок. Майкл замолкает и смотрит на него, но Брайан не может поднять на него глаза. - Вот это... очень здорово нарисовано. Линдси подходит посмотреть, что это они такое разглядывают, и расплывается в улыбке. - О да, невероятно. Художник очень талантлив. - Кто он? – спрашивает Брайан. - Один официант из кафе. Он классный! В правом нижнем углу рисунка стоят инициалы – Джей. Ти. Майкл что-то бубнит – о том, что кто-то там предложил ему вместе делать комикс. И Бен, перегнувшись через Брайана, гладит его по щеке. - Уверен, у вас с Джастином все отлично получится. Что-то странное творится в груди – и колючие мурашки бегут вдоль позвоночника. Брайан с силой втягивает воздух. Эммет – он сидит на полу, скрестив ноги, - поднимает голову и смотрит на него. - Брайан? Ты в порядке? Он в порядке. Ничего не случилось. - Да. Брайан с силой захлопывает альбом, поднимается с дивана и идет на кухню. Берет у Вика стакан, тут же осушает его и наливает себе еще. Мурашки вроде унимаются, и он слегка расслабляется. Вик с тревогой смотрит на него, но Брайан отказывается это замечать. Вместо этого он подзывает проходящего мимо Бена, вытаскивает из кармана блэкберри, находит там папку с фотографиями и начинает показывать снимки своего нового паркета. Ну а что, он честно посмотрел все фотографии ребенка, пусть теперь любуются его снимками. Кто-то подбирается к ним сзади. Брайан оборачивается и замечает Хантера, делающего вид, будто вовсе и не пытался заглянуть ему через плечо. Бен обнимает приемного сына и спрашивает: - Майкл говорил тебе, что Хантер закончил семестр на одни пятерки? Пацан краснеет. И Брайан вдруг вспоминает, что в былые времена Деб за хорошие отметки пекла им с Майклом шоколадный торт. - Да ну? - отзывается он и обращается к Хантеру. - И ты попросил что-нибудь в награду? Бен толкает Брайана плечом. - Не подавай ему идей. - Пытался вытребовать машину, - ухмыляется Хантер. - Но ничего не вышло. Брайан проводит пальцем по экрану, находит нужное изображение и увеличивает его, чтобы Хантеру было лучше видно. И едва удерживается от смеха, потому что у пацана реально отваливается челюсть. - Это твоя? - Ага, - кивает он. – Только купил. - Охуеть не встать! - Хантер! – одергивает его Майкл. - Бля, да это ж Корвет! К этому моменту ощущение в груди окончательно рассеивается, и Брайан на какое-то время обо всем забывает. *** Есть два сна, которые он особенно ненавидит. И, конечно, он не был бы Брайаном Кинни, если бы эти сны не были полной противоположностью друг другу. От одного из них он просыпается с саднящим от крика горлом, чувствуя, будто кровь струится по пальцам, оставляя в носу специфический запах. После он еще несколько минут не может успокоиться и унять дрожь в руках, и только потом тянется к тумбочке и нашаривает в ящике свой фармацевтический запас. Дважды за ночь сны ему никогда не снятся. Второй сон едва ли не страшнее. Он лежит в своей постели, ощущая под ладонями гладкую, нежную кожу. Вдыхает смешанный запах их тел (Брайан не задумывается, откуда ему известно, как они могли бы пахнуть вместе. Просто знает это – и все) и ощущает солоноватый привкус пота на губах. Целует порожденный его сознанием задыхающийся рот. Сердце разбухает в груди, мешая дышать. Эта чертова улыбка его просто убивает. Такая солнечная и открытая. С полных губ срывается смех, в синих глазах мерцают искры. И что-то нарастает в нем, начинает в пальцах ног и медленно поднимается вверх по телу. Он не знает точно, что это такое. Но догадывается, чем это могло бы быть. В такие ночи Брайан просыпается, быстро доводит себя до разрядки и лежит потом, чувствуя ноющую боль в груди. Он ненавидит эту боль – потому что она ничем не снимается. Поначалу он пытался заглушить ее чужими телами. Бесконечным потоком мужских тел. Когда перестало помогать, добавил галлоны алкоголя. Когда и этого стало мало, подключил наркоту. Так и действовал, пока однажды утром не проснулся и не обнаружил, что понятия не имеет, что делал прошлой ночью и куда исчезли восемьсот долларов из бумажника. Тогда он решил, что отныне его девизом будет «Благоразумие». Брайан просыпается, обнаруживает собственную руку на каменно твердом члене, закрывает глаза и перестает сопротивляться навязчивым видениям. Он выгибается, двигает рукой – быстро и резко, пока сперма не выстрелит из него горячей липкой струей. Но боль все равно не уходит. Брайан медлит с минуту, потом вытирается, встает и идет в душ. Бросив взгляд на часы, морщится, понимая, что еще нет даже полуночи. Когда это, блядь, он успел так постареть, что ложиться в постель раньше трех ночи стало для него в порядке вещей? Итак, теперь - принять душ, привести себя в порядок перед зеркалом – дорогущий мусс для волос, французский парфюм, лосьон, обошедшийся ему в пару сотен долларов. Затем надеть черную рубашку, джинсы и кожаную куртку, которую Синтия подарила ему на очередной день старения. Не слишком ли много он ей платит, раз она может себе позволить дарить Дольче Габбана? Он не думает ни о чем. Направляется в ближайший клуб - заарканить кого-нибудь на ночь, просто чтобы слегка полегчало, чтобы боль хоть ненадолго смягчилась. И мысленно напоминает себе держаться подальше от пацанов с золотистыми волосами.