Осенью холодает

      Если есть что-то важное, то это важное - ты.       Мы разговаривали, сидя у окна в душной библиотеке. На улице громко играли в футбол третьегодки, еще громче их подбадривали кохаи. Иногда из окон учительской, расположенной прямо напротив библиотеки, выглядывали преподаватели и просили школьников быть потише, но их голоса тут же тонули во всеобщем гвалте. Из-за шума за окном наш обмен обрывистыми фразами трудно назвать разговором, но это был первый раз, когда Шинтаро решил побыть со мной откровенным, так что глупо сетовать на какие-то неудобства. Наверное, он выбрал такое неудачное место, чтобы чувствовать себя более защищенным: звук собственного голоса в тишине порой может обескураживать.       За три года нашей с Мидоримой дружбы я так и не смог накопить знаний о нем как о человеке. Иногда он рассказывал о семье, домашней рутине, посещенных в разных поездках и коротких семейных путешествиях местах, но во всех этих рассказах он очень ловко обходил себя. Он говорил фразы вроде: “отец так хорошо отзывался…”, “матери пришлось по вкусу…”, “сестра выглядела такой восторженной…”; но когда кто-то спрашивал его личное мнение, Мидорима всегда отделывался общими фразами и замолкал. Если хочется остановить его рассказ о чем-либо, просто нужно спросить, что он по этому поводу думает.       Поначалу такая закрытость раздражает, но со временем к ней привыкаешь. Когда я понял, что главное в отношениях с Мидоримой не обмен впечатлениями или эмоциями, а доверие, все стало проще для нас обоих.       Но я даже не представлял, насколько плохо я понимаю его.       За три года нашей дружбы я так и не увидел, чтобы Мидорима подпустил к себе кого-нибудь так же близко, как он смог подпустить меня. В каком-то смысле, это мне льстило. Но в то же время было неприятно наблюдать, каким одиноким он выглядел, стоило мне переключить внимание на кого-то еще.       Мы разговаривали в библиотеке, потому что в такую погоду сюда точно никто не придет. Даже полупризрачная работница библиотеки, и та куда-то испарилась. Шинтаро мягко царапал левой рукой лакированную столешницу, ладонь едва заметно подрагивала. Мне было непривычно видеть его таким, каким он был. Каким он был? Я все еще с трудом подбираю прилагательные, потому что они не описывают того, как легко он прятал смущение и смятение за холодностью и невозмутимостью. Но не зря я все три года старшей школы был его единственны другом: я видел все. - …Я поступаю в медицинскую академию в Токио, вступительные испытания начинаются через два месяца, - размеренно говорил Мидорима. Я понимал, к чему он клонит, но все же решил уточнить. - Весенний турнир как раз заканчивается через месяц. Ты три года готовился к этим экзаменам, легко все сдашь. Уточнить. - Шин-чан? Мидорима старался смотреть строго, но в его взгляде отчетливо проступало сожаление. - Я уже объявил о своем уходе из клуба, - спокойно проговорил он. – Команда сильна. Вам не составит труда выиграть и без меня. Это не было неожиданностью. Мидорима уже давно начал подталкивать талантливого второгодку из второго состава на свое место шутера. И все же мне не хотелось отпускать его из команды до окончания сезона. Нас связывал только баскетбол, и если Мидорима покинет клуб, то у нас не будет никаких причин оставаться друзьями. Так я думал. - Что ж, Шин-чан, твоя мечта сбылась, не придется мне больше тебя доставать, - я старался говорить обычным дурашливым тоном, чтобы не выдавать сожаления. – Смотри, как все просто: ушел бы ты из команды раньше, не пришлось бы столько страдать. Мидорима удивленно приподнял брови. - Ты решил бросить школу? – серьезно спросил он. – Баскетбол не самая важная вещь в жизни, ты не можешь тренироваться вместо уроков, когда на носу выпускные экзамены. - Не понял. Шин-чан, ты о чем? - Если мне не придется страдать, значит ты решил бросить занятия за пару месяцев до выпускных экзаменов и больше не появляться в школе. - Конечно нет, - я прыснул со смеху. – У меня еще есть какие-то надежды на светлое будущее и не все из них касаются баскетбола. Мидорима задумчиво кивнул. - Куда ты собираешься поступать? – спросил он. - Понятия не имею, - смущенно потупился я. – Буду смотреть по экзаменам. Что более-менее вытяну, туда и пойду, наверное. Мидорима явно хотел что-то сказать и почти уже открыл рот, но передумал. Повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь выкриками снаружи. Мне внезапно захотелось, чтобы очевидное прозвучало. - Смотри-ка, как все выходит. Мы целых три года провели вместе, а через два месяца выпустимся и больше никогда не встретимся. Только сказав это вслух, я осознал, что это значит: мы действительно разойдемся, ведь у нас больше нет причин быть друзьями. - Мы могли бы встречаться на баскетбольных матчах, и я бы наконец смог тебя победить, - продолжил я. – Но Шин-чан такой прилежный, у него явно не будет времени на бесполезный клуб.       Эта язвительность была неожиданной даже для меня. Мидорима молчал, поджав губы. Я и не ждал от него ответа. Мне самому были неприятно, что я позволил себе выплеснуть на него свою обиду. Он этого не заслужил.       Я прислушивался к звукам снаружи, ожидая, когда они стихнут. - Шин-чан, пожалуйста, учись хорошо. Мидорима снова промолчал. Я решил, что разговор окончен и осторожно начал подниматься. - Такао, - встрепенулся Мидорима. – Подожди. Я сел обратно. Мидорима снова замолчал, смущенно придумывая, куда деть руки. - Такао, - снова начал он. – Я думал, мы друзья. Я подозрительно замер. Голос Мидоримы звучал строго и невозмутимо, но на скулах играли красные пятна, заметно выдавая его смущение. - Я думал, - тем же спокойным голосом продолжал Мидорима. – Что друзья остаются друзьями, несмотря на расстояние, нанодайо. - Ты хочешь продолжить со мной общаться? – удивился я. - Да, - последовал незамедлительный ответ. - Зачем? – сказал я быстрее, чем подумал. Мидорима потупился. Мне внезапно стало очень легко на сердце. - Ну надо же, - весело начал было я. – Три года ходил, ворчал, как же ты мечтаешь от меня избавиться… - Я знаю, - скривился Мидорима. – Ты тот еще фрукт. - Ты ко мне привык? – понимающе усмехнулся я. Что ж, это тоже неплохой исход. - Нет. Мидорима так внезапно изменился в лице, что мне стало страшно, по спине пробежали мурашки. Он ждал, не поднимая головы, несколько минут. Я не понимал, что происходил. - Шин-чан? Мидорима наконец поднял лицо, но тут же спрятал его в ладонях. - Нет, не привык, - продолжил он. – Я не привык к тебе. Я...я влюблен в тебя. Было удивительно тихо, но мне все равно показалось, что я ослышался. Мидорима сидел передо мной, опустив голову, убитый своим признанием. Я был ошарашен.       Несколько минут ни один из нас не смел шевельнуться. Я чувствовал, как по шее течет струйка пота, как слиплась челка, как рубашка приклеилась к спине, но не мог даже поглубже вдохнуть. Время будто застыло, и любое мое движение должно было возобновить его ход.