Kardemomme

Он смотрит. Смотрит так, будто сожрать собрался - вот прямо сейчас, за мгновение. Исак чувствует, понимает - ни моргнуть, ни вдохнуть не успеет. И даже чуть подается вперед, захлебываясь терпким ароматом парфюма и самого Эвена. В горле горячо-горячо, а ладони потеют так сильно, что очень хочется вытереть их о джинсы. Лицо Эвена все ближе. Зрачки так расширились, что глаза кажутся черными. Затягивают, гипнотизируют. Как в дурацких девчачьих историях о вампирах. Пленительных кровопийцах со сладкими поцелуями. Получается вдохнуть как-то рвано. Легкие ошпаривает, а кровь в висках долбит так рьяно, словно еще мгновение, и черепушка взорвется к хренам рождественской петардой. Может, тогда это помешательство наконец-то отпустит? Пальцы впиваются в край стола так, что больно. Уже дыхание на лице, уже кончики загнутых ресниц касаются лица. Не щекотно. Почти лишает сознания. Плавит кости, превращает мозги в кисель или в дым. Сладкий, с привкусом сыра, кардамона, марихуаны. — Ты так смотришь, Исак, - его дыхание щекочет губы. Его дыхание пьянит и отключает рассудок, как будто кто-то щелкнул рубильником, вырубил предохранитель. "Это как игра. Игра, в которой тебе будет больно", - верещит кто-то там, глубоко в голове. Верещит тихо-тихо задушенным сорванным голосом. Как на заезженном диске. Тебе будет больно. — Так смотришь... так дышишь... так губы облизываешь... Не слова, не голос - гипноз, какая-то мантра, заклинание, темная магия из древних пророчеств. Может, что-то из культа Одина? Или вуду? Исак Вальтерсен, у тебя разжижение мозга. Определенно. И гул в голове заставляет оглохнуть. Громче, чем Boeing, заходящий на посадку. — О чем ты думаешь? - глухим шепотом, заставляя волоски на затылке, шее, руках встать дыбом, а табун мурашек броситься врассыпную по коже. "Думаю, что от тебя надо бежать, не оглядываясь. Думаю, что ты меня выпьешь досуха, а потом и не оглянешься. Думаю... Не могу больше думать..." — Исак? Зависнуть, замереть, умереть, раствориться только от того, как светлая прядка красиво падает на лоб. Стянуть бы эту повязку и просто протянуть руку, пропуская волосы сквозь пальцы. Почему-то кажется, что они пахнут травой и миндалем. Не кажется. Не кажется, потому что так близко, потому что уже пьет его, глотает, не давая дышать. — У тебя какая-то крошка. Вот здесь, - и пальцем от виска вниз по скуле. Легко, почти не касаясь. Чувствуя, как колет кожу, обмирая от того, как вздрагивает Эвен и опускает на мгновение ресницы, прикрывая глаза. — Почему ты боишься? "Потому что ты погубишь меня" — Я не боюсь. Какая разница, правда? Потом...он подумает об этом потом. А сейчас - не то что в сторону не шагнуть, не оттолкнуть, не отстраниться. Никак. Даже глаз не отвести. И правда, как будто гипноз. "Я бы смотрел на тебя вечно. Не только смотрел". — Что же ты делаешь со мной, Исак? Не соображаю совсем. Слышишь, как сердце стучит? И тянет руку к своей груди, тянет на себя, зажимая между своим телом и столом. И смотрит, так смотрит, пробираясь под кожу, впитываясь, просачиваясь куда-то под ребра. И не вынуть уже, не выковырять, не избавиться. — Не бойся. Близко, так близко. И когда губы касаются губ - это разряд тока, это взрыв в каждой клеточке тела, это такая нежность, что струится по венам, заменяя кровь. Наверное, это похоже на смерть. "Не бойся". "Я не боюсь. Я не боюсь, что бы там ни было дальше".