One More Night

Тишина окутала комнату, когда Микки посмотрел на Йена, пытаясь осмыслить слова, которые с таким жаром вырвались из его уст. Слова, которые Микки жаждал услышать столько лет, после стольких испытаний, но которые он так и не услышал. Слова, которые сам он не боялся говорить, снова и снова, хотя они никогда не были сказаны в ответ. Определение для эмоций, о которых ранее он вовсе не знал, а Йен научил им, вдохновил на них, вытащил все их в наиболее естественном и чистом виде. Слово, которое не существовало в его мире, пока в нем не появился Йен. Слово, только не само оно, а в виде имени рыжего, которое он в буквальном смысле выгравировал на своей коже трясущимися от боли руками. Которое уничтожало его, но которого в то же время было недостаточно. Которое дотла сжигало его самого и все вокруг него, но одновременно пыталось обуздать бушующий пожар. Которое вызывало эмоции, защищающие его, как стальная броня во время сражений. Благодаря этому он отталкивал стоящих впереди людей, терпел и шел дальше, потому что он стоил этого… Они стоили этого… Годы внесли свой вклад, заставив его сердце обливаться кровью, но любить внутри, а не снаружи. Он нашел эти эмоции в самом себе и наполнил этим словом всю свою душу. 29 лет жизни яркими вспышками пронеслись перед глазами: видеоряд из самых значимых моментов, лица, которые когда-то появлялись в его жизни и которые он вряд ли еще хоть раз увидит, эмоции, люди, которых он должен был любить, но не любил, люди, которых он любил, но не должен был. — Не надо, — тихо ответил Микки спокойным голосом. В интонации не было ни злости, ни печали. — Я люблю, Микки. Я всегда любил, ты ведь знаешь это? Любил. Люблю, — он поднялся и сел рядом, прилив энергии пронзил его, быстро возвратив сломанное тело к жизни. — Я люблю те… Микки прервал его, покачав головой в безмолвном «нет», и уставился своими бледно-голубыми глазами в зеленые. — Просто… не надо, — он поднес руку к рыжим волосам и пропустил пальцы через влажные пряди. Он смотрел на него и пытался успокоить бурю, виднеющуюся в его глазах. Йен все понял и угрюмо кивнул. — Душ? Ты весь грязный, — в ответ Йен снова кивнул, на этот раз улыбнувшись, и скатился с кровати. — Помнишь, в начальной школе мы намазывали клей на наши ладони, соединяли их, а потом пытались их медленно рассоединить? Я сейчас чувствую что-то такое же по всему телу. Микки слушал Йена, следуя за ним в роскошную ванную комнату. — Больной придурок, — Микки засмеялся, одновременно снимая майку. Он включил воду в кабинке и начал ждать, пока польется теплая вода. — Ты вдыхал этот клей, а не намазывал его на ладони. Йен улыбнулся, захватив с собой два чистых махровых халата. Микки залез в душевую кабинку, почувствовав на своем теле сразу три потока воды, льющихся из разных душевых насадок. Из потолка вообще будто лился чертов дождь. — Я, блять, даже объяснить не могу, насколько ахуенно снова чувствовать это, — он вздохнул, впитывая в себя каждую каплю, которую предоставлял ему этот восхитительный душ. — Чувствовать это со мной? — спросил Йен, залезая следом за ним. — Нет, самовлюбленный ебантяй. Душ! — Микки засмеялся. — Этот душ делает мне так хорошо, как ты никогда не сможешь. — Да, я о таком вообще представления не имею, — он подставил свое тело под теплые струи воды. — Я серьезно, — Микки повернулся лицом к спине Йена, взял гель для душа и начал вспенивать его, массируя мягкую кожу веснушчатых плеч. — Потрясающе, — Йен в блаженстве закрыл глаза, опрокинув голову и подставив лицо под воду. — Собирался рассказать мне, что происходит… — напомнил Микки. — Все так хуево, — не изменив положения головы, ответил рыжий. — Другие вещи или с тобой? — И то, и то, похоже. — Кокс? — Все плохо. Я знаю. Теоретически, да, принимаю его, но он просто веселит меня. Это как… — Йен повернулся к Микки лицом и убрал мокрую прядь черных волос с его лба. — Таблетки все еще помогают, понятно? Но они заставляют чувствовать себя безжизненным. Вне зависимости от того, насколько, например, хорош коктейль в баре, подсознание все еще затуманено, не знаю… Но кокс… — он облизнул губы и задумался, подбирая слова, — это единственная действующая на меня вещь сейчас. Я жажду его, понимаешь? Появляется эйфория, и мне не нужно существовать в следующие недели до того момента, пока все не вернется на свои места. Он как ответ на все вопросы. Будто только с ним я могу быть настоящим собой. Не знаю, в этом, блять, никакого смысла нет, но что есть, то есть. — Есть смысл. Я не говорю, что эта идея самая лучшая, но в ней есть смысл, — Микки кивнул. — Ты уже взрослый мальчик, Галлагер. Не могу говорить, как тебе жить, но все равно старайся держать все свое дерьмо под контролем. — Я знаю, — согласился Йен. Он выключил воду и снял с крючка белый, пушистый махровый халат, предлагая его Микки. — Ага, щас, — фыркнул Микки, вылезая из кабинки. Он схватил два белых полотенца: одно обвил вокруг бедер, другое накинул на плечи, пока Йен обволакивался в свой халат. — Ну, что еще? — попытался продолжить разговор Микки, пока проходил обратно в спальню. Он залез на кровать, поднял тяжелое одеяло и забрался под него, а затем, повернувшись на левый бок, прикрыл глаза, откинувшись на подушку, и зевнул, ожидая ответа. — Ты сейчас все простыни намочишь, — пробурчал Йен, резко сдернув с бедер Микки полотенце и бросив его на пол. Он снял халат, успевший впитать почти всю влагу его тела, и бросил туда же. Йен залез к Микки под одеяло, опуская голову на ту же подушку, оставляя всего несколько сантиметров между их лицами. — Дела с Тео идут на ура. Действительно. Но все сложно, — смутился Йен. Должно быть, это было странно — лежать здесь, с Йеном, разговаривать с ним о его новых отношениях… Но, это таковым не ощущалось. — Насколько сложно? Йен рассказал Микки про разговор на его последней встрече с Маргарет и Шоном и про то, каким разоблаченным он себя чувствовал. Он описал, как страстно желал быть идеальным, не только в глазах Тео, но и в глазах всей публики, чей взор теперь всегда был на нем, и признался в том, как было тяжело встречаться с реальностью. Он говорил о своей жизни около часа, пока Микки терпеливо и внимательно слушал, каждый раз требуя продолжения. — Не то чтобы я любил внимание… — он улыбнулся впервые за их разговор. — Да ну, ты? — наигранно удивился Микки. Йен сократил расстояние между ними и поцеловал его саркастичные губы. Одновременно он потянулся к ладоням Микки, переплетая их пальцы, радуясь тому, что брюнет не запротестовал. — Серьезно, все звучит очень тяжело, мужик. Дохера всего, с чем нужно разобраться. — Знаю. Так тупо говорить сейчас о таком, учитывая все, что было раньше. — Не тупо, — Микки замотал головой, снова мягко впиваясь в губы рыжего. — Твой парень достаточно поддерживает тебя, так? Йен на мгновение вздрогнул от упоминания Тео, но затем лишь кивнул головой. — Это хорошо, — честно признал Микки. Он был рад, что кто-то ценил Йена. Он понимал, что не всегда и не у всех это получалось. Часть Микки все еще чувствовала грусть от того, что это был не он, он не мог этого отрицать, эта часть, возможно, все еще любила Йена, но другая — более крупная — была рада отсутствию таких «приключений» в жизни Микки. Йен проходил через трудные времена, и, даже несмотря на наличие нового человека, готового справляться с его дерьмом, кто знает, что могло бы происходить, будь Микки все это время здесь. — Засыпай, — прошептал Йен, одновременно протягивая руку к выключателю, погружая комнату в полумрак. Он снова прижался к Микки, даря ему последний поцелуй, прежде чем провалиться в сладкий сон. * — Куда ты собрался? — сонным голосом прохрипел Йен, зажмурившись от яркого утреннего света. Он приоткрыл глаза, увидев, как Микки натягивает на себя штаны. — Сколько сейчас? — Десять утра, соня, — Микки подошел к кровати и наклонился, оставляя на лбу Галлагера поцелуй. — Есть дела. — Какие дела? — Йен сел, облокотившись на спинку кровати, и потянулся. — Блять, меня как будто поезд переехал. — Очень важные дела, — Микки засмеялся, посмотрев на Йена с наглой ухмылкой. — Бранч. — Придешь еще? — он в удивлении поднял брови. — Нет времени, бранч, говорю же, — он приступил к застегиванию пуговиц на своей рубашке. — С каких это пор ты ходишь на бранчи? — усмехнулся Йен. — Ты тут не один, кто стал модненьким, Галлагер, — Микки был в замечательном, приподнятом настроении. Он действительно не мог дождаться этого гейского свидания. — Ты идешь на свидание... — осознал Йен, распахнув глаза в завороженном удивлении. — Не будь таким удивленным, рыжий лобок, — сорвался Микки, но не резко. — Ты не ходишь на свидания, — медленно, как аксиому, произнес Йен, все еще не веря своему умозаключению. — Видимо, хожу, — усмехнулся Микки. — В общем, надо идти. — Ну и с кем же ты идешь на бранч? — спросил Йен, выплевывая из себя слово «бранч». Теперь он ненавидел бранчи. Что это вообще, блять, такое — бранч? — С ахуенным копом, — как ни в чем не бывало, ответил Микки, хватая с прикроватной тумбочки пару пакетиков презервативов и демонстративно кладя их в кошелек. — Спасибо, — подмигнув, добавил он, засовывая кошелек в задний карман джинсов. Ошарашенный, будто бы получивший пощечину, Йен все еще сидел на кровати, когда Микки в буквальном смысле вылетел прочь из номера.