One More Night

Микки никогда ни с кем не расставался. Он знал, чего делать не нужно. Йен научил его. Он не должен был делать это с Джейком. Но он… Он просто не мог, не мог быть с человеком, который ставил ему такого рода ультиматумы. Это не было связано с Йеном. Ну, может только совсем немного, но по большей части здесь все было о Микки. Речь шла о независимости, свободе и уважении. Микки обещал взять под контроль свою жизнь, найти счастье, позволить себе жить на поставленных им же условиях. Именно после того, как, сидя в тюрьме, он узнал, что Терри умер, Микки поклялся жить не для кого-то, а только для себя. Он понял, что нормально — быть эгоистом, потому что он тоже был человеком. Он состоял из костей, крови, плоти, сердца и души. Он был жив и заслуживал этой самой жизни. Терри пытался сломать его. Отец провел всю жизнь, пытаясь уничтожить своего родного сына. Йен тоже иногда тянул его вниз, и Микки знал, что не мог этого отрицать. Но он больше никогда не будет сломлен, и не потому, что физически он был силен, а потому, что в тюрьме он окончательно принял себя и добил свою сущность, свой внутренний стержень до стального состояния. Ничто не могло разрушить его, потому что теперь он был нерушим. Если ему будет необходимо, он сам обратится к своему внутреннему состоянию, вытянув оттуда необходимую силу, возможность выживать и процветать для чего-то большего, чем просто своего существования. Он вырос на законах улиц, от которых уже невозможно было отказаться. Уважение. Любовь могла быть мимолетной, податливой, могла зависеть от темперамента людей, но уважение было именно тем принципом, которым Микки никогда бы в жизни не смог пожертвовать. Джейк не уважал его так, как нужно было уважать. Он четко дал это понять, когда поставил ему ультиматум. Он не уважал прошлое Микки, даже если оно было тесно связано с Йеном. Он не уважал его прошлые отношения, которые были важнее любых других в его жизни. Он не уважал его чувства и ностальгию, которые шли рука об руку с его ответственностью. Он не уважал факт того, что Микки был верным и что ему можно было доверять. Он не уважал факт того, что Микки бы ему не изменил. Он не уважал право Микки самому решать, с кем ему общаться. Он не уважал его автономию. Поэтому Милкович больше не мог этого делать. Он задумывался о том, не зашел ли слишком далеко или не испортил ли все сам, но в конечном итоге это не имело никакого ебанного значения. Он знал, чего хотел, а чего не хотел, и он не хотел Джейка. Не такого. * — Кажется, ты принял решение, — сказал Джейк, с самого начала закаливая себя перед разговором, который они начали. — Не должен бы был принимать это решение, если бы кое-какой ублюдок не давил бы на все дерьмо, — выпалил Микки. В его голосе играли нотки извинения, но и ухмылка не сползала с губ. — Так это все? — выдохнул Джейк. Он уже знал. Он понял все именно в тот момент, когда увидел, как Микки смотрел на Йена. Милкович никогда не смотрел на копа так же. Он знал. Наверное, именно поэтому и начал давить. Микки кивнул. — Это все. — Окей, — спокойно ответил Джейк. Слезы даже не думали подступать, ведь все они уже закончились пару дней назад. — Ты будешь с ним? — мягко спросил он, удивляясь, зачем он продолжал мучить самого себя. — Честно, я не знаю, — Микки пожал плечами. — Я думаю, ты всегда был с ним, — ответил Джейк, выглядя немного любопытным. — Нет, все совсем не так, — запротестовал Микки. — Ты не был, типа, отвлечением. Уже много лет прошло. Все не так. Джейк кивнул. — Не знаю, что еще сказать, — признался Микки, покусывая свою нижнюю губу. — Спасибо? — Спасибо? — усмехнулся коп. — Не знаю, — Микки начал некомфортно себя чувствовать. — Может, еще увидимся как-нибудь… — Надеюсь, что нет, — с тенью улыбки, ответил Джейк. — Я, вероятно, арестую твой зад в таком случае. — Да уж, не хотелось бы этого, — Микки улыбнулся в ответ. — Серьезно, если поступит вызов, и я найду вас двоих, выбивающих дерьмо друг из друга, то арестую обоих. Не буду закрывать глаза в очередной раз. Джейк вроде бы звучал серьезно, но Микки заметил знакомую игривость в его глазах. Он подошел к нему, аккуратно положил ладонь на его шею и слегка погладил, в следующий момент развернувшись и направившись в сторону двери. — Эй, Микки, — окликнул его Джейк, пока тот не успел исчезнуть. Милкович обернулся, готовый услышать последние слова копа. — Береги себя. * Как только имя Микки всплыло на дисплее его телефона, Йен уже мчался со всех ног. — Хочешь встретиться, чтобы я выслушал все, что ты хочешь сказать или типа того? — спросил Микки в своей обычной непринужденной манере. Было поздно и темно, но он, не останавливаясь, бежал по мостовой. Едва дыша. Холодный ветер наполнял его легкие, окутывал его лицо. Пару раз он чуть не поскользнулся на льду, но продолжил бежать, изо всех сил рассекая руками воздух и расталкивая случайных людей, которые все еще гуляли по ночному городу. Было бы разумнее запрыгнуть в вагон метро, ибо таким образом добраться до назначенного места получилось бы гораздо быстрее, но он должен был прочувствовать это. Сконцентрироваться на себе и на центре гравитации. С каждым шагом наступало раскаяние и искупление. Ему нужно было добежать, остановиться, сделать все то же самое, а затем ждать и беспокоиться. Он стоял, прислонившись к старому цепному забору, докуривая свою сигарету. — Ты прибежал сюда? — улыбнулся Микки, удивленно поднимая брови, смотря на запыхавшегося Йена. — Нужно было немного воздуха, — ответил Галлагер, ухмыляясь. — Иди сюда, идиот, — Микки не знал почему, может это были воспоминания от места, улыбка на лице рыжего или его растрепанные волосы, но он неосознанно протянул руки вперед и крепко обнял Йена. Он поднял руку выше, чтобы потрепать его волосы, когда Йен тепло выдохнул в изгиб его шеи. — Выглядишь здоровым. — А ты выглядишь замерзшим, — ответил Йен, отрывая себя от Микки, и трением своих ладоней попытался согреть руки брюнета. — Здесь пиздец как холодно, — согласился Микки, переминаясь с ноги на ногу. — Все еще сможешь перелезть? — Я? — рассмеялся Йен. — Больше волнуюсь за тебя, скоро же 30, мм? — Йен залез на забор и перепрыгнул его, улыбнувшись Микки через сетку. — Ты идешь, старичок? Микки сделал последнюю затяжку и выкинул бычок на землю. Он перекинул через забор свой рюкзак, давая Йену возможность поймать его, а затем сам непринужденно перелез через ограждение. — Не такие уж мы и старые, а? — усмехнулся он, выглядя жутко гордым. — Видимо, нет, — ответил Йен, и оба парня пошли через поле, которое не было покрыто ярко-зеленой травой, как летом, а лишь грязью и почти растаявшим снегом. — Знаешь, что дерьмово? — Мм? — Микки внимательно смотрел на профиль Йена, ожидая ответа. — Все еще некуда пойти, — с ухмылкой ответил Йен, переводя свой взгляд на Милковича. — Десять лет прошло, а мы все еще живем со своими братьями. — Ты живешь с Липом? — застонал Микки, садясь на холодную металлическую скамейку для команды запасных. Она была более хрупкой, чем он ее помнил, но по сравнению с остальными она все еще стояла. Микки потянулся за своим рюкзаком и, открыв его, вытащил два теплых пледа. — Черт, да ты пришел подготовленным, — удивился Йен, обернув один из них вокруг себя и садясь рядом с Микки. — Ты тут не один бойскаут, Галлагер, — пошутил Микки, накидывая свой плед на плечи и плотнее в него укутываясь. — Лип? — Да, денег вообще нет, поэтому занимаю его диван, пока не накоплю на снятие своей квартиры или типа того. Йен согнул ноги в коленях, прижал их к груди и облокотился на тонкую деревянную стену. Он отвел взгляд на поле, пытаясь вспомнить последний раз, когда они были здесь вместе. — В клубе, должно быть, хорошо заработаешь, а? — Ага, — кивнул Йен. — Не лучшее занятие, ты знаешь, но деньги хорошие и быстрые. Других вариантов пока все равно нет. — Скучаешь по своей мажорской машине и пентхаусу в Карлтоне? — начал дразнить Микки, интонацией выделив название отеля. — Совру, блять, если скажу, что нет, — усмехнувшись, ответил Йен и посмотрел на Микки. — Хороша была та машина, а? — Ахуенно хороша, — кивнул брюнет. — В газетах писали, что он бросил тебя… — Не совсем. На самом деле я бросил его, но это не так уж и важно теперь. — Для меня важно, — начал Микки, но быстро остановился. — Ну, то есть… важно, что это ты принял решение и понял, что будет лучше для тебя, — он все еще пытался не сказать чего-то лишнего. Микки остановился на секунду и отвел взгляд от Йена, кончиками пальцев потерев свой нос. — Ты скучаешь по нему? — Иногда, да. Имею в виду, он был милым, но… — Галлагер остановился, собирая всю свою силу и решимость в кулак, — это не было правильно. Он не был… тобой. Микки дернулся, повернув голову обратно к Йену, чтобы столкнуться взглядом с его ярко-зелеными глазами. — Извини, — быстро поправил себя Йен. — Не собираюсь неуважительно относиться к твоим нынешним отношениям и все такое, я просто хочу, чтобы ты знал, что я чувствую. Не хочу казаться эгоистом, просто, в том месте наружу вылезло много всего, что ты должен знать. Но я не буду говорить, если ты не захочешь выслушать. — Говори, если думаешь, что тебе станет лучше от этого, — ответил Микки, пытаясь скрыть свое по-настоящему дикое желание услышать то, что сейчас хотел сказать Йен. Рыжий облизал губы и кивнул головой. — Я никогда не прощу себя за то, что не навещал тебя, Мик. Это было чертовски низко, и ты заслуживаешь намного лучшего, чем это. Лучшего, чем я. Йен прочистил горло. Эмоции начали подкрадываться к уголкам его глаз, но он продолжил, потому что знал, что он был должен Микки правду, должен эти извинения, хотя их больше никогда не будет достаточно. — Я должен был остаться с тобой, когда начал принимать лекарства. Я знал, что хотел быть с тобой, но это было слишком тяжело, а я был ебанным слабаком, — казалось, что признание своей слабости эмоционально причиняло Йену боль, но он держался и продолжал. — Мне чертовски стыдно, что я так поступил. Я просто не сразу это осознал. Он знал, что речь становилась бессвязной, но Микки продолжал слушать. — Знал, что это всегда было куда сложнее для тебя, но я был эгоистом, блять. Начал закидываться, чтобы заглушить все это. Встретил Тео и подумал, понимаешь, что смогу двигаться дальше… Йен схватил уголок своего пледа и начал вытирать им слезы, которые внезапно начали выкатываться, не желая останавливаться. — Я реально дико старался двигаться дальше, — он усмехнулся сквозь слезы. Влажный ком застрял в горле, заставляя голос звучать хрипло. — Что за ебанный идиотизм? Микки не ответил. Он пытался переварить все огромное количество вырвавшихся эмоций Йена. Здесь наконец-то было все, что годами он надеялся услышать. Он мог лежать на своей металлической кушетке, уставившись в потолок, задумываясь о том, вспоминал ли Йен о Микки, скучал ли Йен по нему так же, как скучал он? С каждым днем он все чаще думал о том, что Галлагер его больше не любит. Любил ли он его когда-либо? Микки плотнее завернулся в плед, потому что ему было необходимо сильнее почувствовать тепло, безопасность. — Как я мог забыть тебя? — спросил Йен, отчаянно нуждаясь в ответе. Его глаза молили, а нижняя губа начала дрожать. — Ты — каждая чертова часть меня. Каждое воспоминание, каждый смех, каждый страшный момент, ты — все. Как я мог двинуться дальше и забыть все это? — он снова вытер глаза. — И самое тяжелое из всего этого то, что я знаю, что ничерта тебя не заслуживаю. Я проебался в каждой мелочи, и я знаю, что не заслуживаю. Микки так сильно кусал свою губу, что уже чувствовал соленый металлический вкус собственной крови. Он заставлял себя не выпускать эмоции. Отгонял подступавшие слезы с беззвучным «не надо, не надо, не надо». Он должен был дать Йену выплакаться. Это была его очередь, не Микки. Он не хотел отдавать ему свои слезы, он хотел забирать его. — Ты скажешь что-нибудь? — спросил Йен, буквально умоляя его сделать хоть что-то. Ударить его, сказать ему заткнуться, закатить глаза, сплюнуть, что угодно. — Ты закончил? — тихо ответил Микки. — Я, вероятно, никогда не закончу извиняться за это дерьмо, — искренне признался Йен. — Мик, я действительно люблю тебя. Всегда любил. Я, блять, на самом деле люблю тебя. — Сейчас закончил? — снова спросил Милкович. — Уже сказал, что никогда не перестану… — Да, я тоже, — перебил его брюнет. Он вытащил руки из-под пледа и, обхватив лицо Йена, страстно притянул его к своим губам. Он поймал его дыхание и выдохнул в ответ, даря тому жизнь. Их языки переплетались друг с другом, не в состоянии находиться еще ближе. Ближе, ближе, еще ближе друг к другу, хотя это попросту было невозможно. Больше не было холодно.