Под защитой кроваво-антрацитовых крыльев

      Когда Рэйчел с силой швыряет о пол грузового вагона, а следом за ней в этот самый вагон забирается и Зак, она еле сдерживается, чтобы издать вопль боли. Всё же, выбранный ими путь до невозможного экстремален — через чёртову границу США и Канады до Аляски. А там — где карты лягут. Может, в Анкоридж, может, в Джуно, или вовсе выбрать городок с населением меньше десяти тысяч человек. Главное, подальше от того места и поглубже туда, где больше нет и никогда не будет смертной казни. Туда, где Зак в безопасности. Смерть хуже зимнего холода, в конце концов.       Поднимаясь на колени, она чешет затылок и недовольно жмурится — кажется, через пару часов там будет шишка. Довольно неприятно. Зак даже не пытается составить виноватое выражение лица, и Рэй это даже немного привычно. Он сделал всё, что было в его силах, чтобы выполнить свою часть плана, и ей это вполне понятно. Сердиться — глупо.       Пристраиваясь у стены, Зак укладывает аккуратно свою косу, а сам прикрывает глаза. Усталость валится на него огромным комом, и он сдерживается из последних сил, чтобы не спать. — Ты можешь отдохнуть, — шепчет Рэй и садится рядом с ним. Когда она рядом с ним, ей куда спокойнее, пусть Зак и ворчит, что упираться в эти острые кости — то ещё удовольствие. — С этим шумом только и делать, что отдыхать, — фырчит он и морщится, даже через бинты видно. Рэйчел забавляет смотреть, как сквозь прорези на бинтах, как образуется складка между теми местами, где у людей находятся брови. — Шумом?       Зак смотрит на неё, как на умалишённую, а после безнадёжно машет рукой и ворчит: — Чучух-чучух, чучух-чучух, аргх, как же бесит! Неужели нельзя ничем перекрыть это дерьмо?       Рэйчел смотрит на него сперва с недоумением, а после, не сдержавшись, начинает хихикать в кулак и широко улыбаться. Всё же, Зак до ужаса милый. — Хочешь, я могу попеть. — Колыбельная от мамочки? — Зак ухмыляется, но эта ухмылка добрая. Тёплая. Родная. — Ну валяй.       И Рэй поёт. Достаточно для того, чтобы Зак слышал её громче, чем грохотание поезда. Её голос нежный, высокий, и поёт, кажется, что-то около религиозное, про Рождество. Сейчас не Рождество, но Заку нравится. Обнимая покрепче этот мешок с костями, он закрывает глаза.       Рождество — это же вроде знак великих изменений? Чёрт знает, может, и в этой Аляске их жизнь изменится в лучшую сторону?..       Зак не любит надеяться на судьбу, но сейчас и в самом деле хочет думать, что они будут счастливы. Хоть самую малость.