B R O K E N

— Давай, гони! Гони же! — надрывно кричит Эндра и сразу же заливается истерическим смехом. Я жму на газ, стараясь оторваться от преследователей. Гонки на мотоциклах по ночному городу с друзьями — отличное времяпровождение, скажу я вам! Эндра сидит ко мне спиной, привязанная к байку верёвкой, и мы мчимся на предельной скорости, рассекая улицы. Я так сильно возбуждён, что кажется, будто сердце стучит прямо в висках, а по глазам бьёт адреналин. Эндра кричит так громко, что я слышу её даже сквозь шум мотора, сквозь шлем на голове. Кожаная куртка не даёт замёрзнуть телу, на котором, кроме этой вещи, больше ничего нет — я знаю, что после гонки мне будет очень жарко, и стараюсь не надевать ничего, дабы не вспотеть потом. Кроме того, люблю, когда Эндра раздевает меня, и лишняя одежда только отнимает время зря. Я готов отдать полжизни за те моменты, когда её ловкие ручки расстёгивают на мне куртку, как касаются горячей после гонки кожи, как оставляют на торсе мокрые слюнявые поцелуи её губы, как она тихо шепчет, что любит меня. Она — моя половинка, мой соулмейт, и мы всегда будем вместе. Я отчётливо помню тот день, когда мои часы на запястье остановились. Тогда я шёл по улице, полной людей — весной, когда цветут акации, всегда много народу гуляет по городу. Самое время для того, чтобы встретить свою половинку. Много раз слышал о том, как это происходит, но, как оказалось, я оказался совершенно не готов к встрече со своей судьбой. Словно вспышка осветила всё вокруг, а в груди стало больно, да так, что потемнело в глазах и стало до невозможности трудно дышать. Я остановился, ощущая, как холодеет рука — начиная с кончиков пальцев и до запястья с циферблатом, на котором остановилось время. Согнувшись от внезапной боли, я опёрся ладонями о колени, опустил голову и задышал часто-часто, стараясь не потерять сознание. Говорят, такое тоже возможно. Придя в себя, я распрямился, оглянулся по сторонам в надежде найти взглядом ту единственную, предначертанную мне судьбой, и увидел её. В нашем мире невозможно знать заранее, кем будет твоя половинка, но почему-то я всегда был уверен в том, что мне достанется именно девушка. Так оно и вышло. И это было поистине прекрасно. Но это было уже после, а пока что я стоял один посреди толпы, пытаясь прийти в себя и найти своего соулмейта. В глазах всё ещё резало, а боль в груди совершенно не хотела униматься, и я даже закашлялся сначала. А люди продолжали идти. Кто-то шёл, не обращая на меня никакого внимания, кто-то перешёптывался, глядя в мою сторону. Несколько человек даже проверили свои часы, но, видимо, убедившись в том, что в этот раз встреча с судьбой их миновала, продолжали движение. Я огляделся. Часы на запястье стояли, следовательно, мой соулмейт должен находиться рядом. И я нашёл его. Точнее, её — хрупкая, смуглая, юная, в белых наушниках, она стояла метрах в ста от меня, облокотившись о фонарный столб и закрыв глаза. Слишком характерно, чтобы не заметить её состояния. Девушке не было плохо, нет — это были такие же признаки, как и у меня. Пошатываясь, я направился в сторону своей судьбы, которая была, скажем так, не совсем в моём вкусе. Всю жизнь я обращал внимание на миловидных пухлых блондинок с голубыми или серыми глазами, но провидение решило связать меня с худенькой и высокой брюнеткой, чьи волосы водопадом непослушных кудрей рассыпались по плечам и спине, немного закрывая лицо. Она была одета в короткое зелёное платье, едва доходившее до колен, прозрачные капроновые колготки и белый джинсовый пиджак с рукавом чуть ниже локтя. Запястья прикрывали зелёные митенки. На ногах — белые ботфорты, в тон им — белая беретка на голове, что съехала сейчас набок. — Простите, девушка, вам помочь? — чувствуя себя последним идиотом, несмело произнёс я, переминаясь с ноги на ногу. Она открыла свои глаза, оказавшиеся такими же карими, как и мои, оглядела меня с головы до ног и отрицательно покачала головой. Очевидно, моя половинка ещё не поняла, что же такое произошло с ней сейчас. Решив действовать, я подошёл к ней поближе, взял за руку и стянул митенку. В любом другом случае этот поступок не остался бы безнаказанным — в мире соулмейтов категорически запрещено смотреть на запястья постороннего. Лишь родные или близкий человек имели на это право. Её реакция была вполне ожидаемой, но я оказался проворнее: поднеся своё запястье к её руке, я взглядом указал, куда смотреть. Незнакомка открыла рот в немом удивлении, увидев, что наши часы остановились, показывая одно и то же время. С тех пор мы вместе — вот уже два года прошло, а я помню нашу встречу в мельчайших подробностях — так, словно она произошла вчера. Эндра была старше меня на пару лет. Мы были с ней совершенно разными людьми, эдакие скромница и хулиган. Она любила классику во всём: строгая, но отнюдь не лишённая романтизма одежда, классическая музыка, театры, оперы и балет, классическая литература… Даже круг общения был поразительно отличающимся от моего. Эндра не любила шумных компаний и отвязных вечеринок, предпочитая им тихие вечера в окружении таких же скромных и умных ботаников. Однако, она вовсе не была скучной — отнюдь, рядом с Эндрой всегда было интересно и весело. Когда мы шли с ней вместе, прохожие недоуменно поглядывали на нас. Вся такая изысканная и элегантная Эндра в каком-нибудь облегающем платье и аккуратной прической — будь то высоко собранный хвост или лёгкие локоны, и я — в рваных на коленях джинсах, в длинной, почти до колен, футболке, поверх которой обязательно была небрежно накинута очередная рубашка в клетку; кроссовки или кеды, и обязательно немного лохматый. Но нам нравилось это, нравилась наша непохожесть стилей. Эндра всегда говорила, что противоположности притягиваются, а в дисбалансе можно найти свою гармонию. Мы никогда не пытались изменить друг друга, подстроить под себя, и от того наш союз был ещё более ценен для нас. Даже странно, как таких совершенно разных людей можно было связать одной нитью, сделав их единым целым. Эндра была восхитительной, самой лучшей для меня, и не было на свете дня, когда я не благородил бы судьбу за такую пару. В нашей стране каждый имеет свободу выбора, а жить отдельно от родителей в возрасте даже пятнадцати лет считается нормальным. И мы с Эндрой жили то у меня, то у неё, наслаждаясь нашим счастьем. Она говорила, что ушла из отчего дома совсем недавно. Я же покинул родные стены, едва переступив порог своего четырнадцатилетия, и с тех пор живу один. Государство заботится о каждом своём гражданине, но и не позволяет процветать тунеядству, подбирая для каждого подходящую сферу деятельности. Эндра работала в интернате для детей с ограниченными возможностями, а я зарабатывал на жизнь, работая водителем такси в дневную смену. Всегда любил скорость. За рулём автомобиля днём, ночью я пересаживался на более удобный для меня байк, и нередко пропадал до рассвета, катаясь по улицам и участвуя в гонках. Поначалу Эндра скептически отнеслась к такому опасному, по её словам, развлечению, но всё кардинально изменилось после того, как я предложил ей поучаствовать вместе со мной. После долгих споров и отговорок Эндра, наконец, согласилась, и с тех пор сопровождает меня на каждый заезд — не всегда в качестве участницы, но всегда как любимейший зритель и самый лучший болельщик на свете. Вот и сегодня у нас был двойной заезд — каждый участник старался прийти к финишу первым, везя позади себя привязанную и сидящую к нему спиной девушку. Эндра была помешана на скорости, казалось, не меньше меня, и сейчас громко и радостно смеялась, предвкушая такую скорую победу. Разве мог я подвести свою половинку и лишить её такой радости? Стрелка спидометра уже давно зашла за все возможные показатели, и до финиша, по сути, оставались уже считанные метры. Кейли — наш стартер — уже вовсю махала флагом, стоя на белой черте, и я, едва не задев девушку, первым пересёк заветную линию. Знаю, сегодня меня ожидает ещё одна ночь победителя, которую устроит мне моя Эндра. Проехав ещё немного, я заглушаю двигатель, быстро слезаю с байка, снимаю шлем и отвязываю мою любимую, освобождая наверняка уже затёкшие руки от пут крепкой верёвки. В глазах Эндры — безумие, страсть и азарт. Калейдоскоп эмоций взрывается в мозгу ярким фейерверком, когда, сорвавшись с места, она бросается мне на шею, радостно крича. Не существует для меня ничего — ни этой толпы, кинувшейся поздравлять нас с очередной победой, ни приехавших следом других участников заезда, ни криков, ни шума — ничего. Лишь только она и её красивые карие глаза, ещё помутнённые от эйфории и смотрящие на меня с невыразимой любовью. — Мой победитель, — восхищённо шепчет на ухо Эндра, а я лишь стою и дурацки улыбаюсь, будучи не в состоянии в полной мере прочувствовать этот момент, насладиться им. Сегодня мы уезжаем домой сразу после заезда — завтра предстоит тяжёлый день, нужно немного поспать — что маловероятно, ведь я так сильно жажду получить своё вознаграждение за победу. И оно не заставляет себя ждать: едва оказавшись за дверью небольшой уютной квартирки Эндры, мы беззастенчиво предаёмся страсти, скидывая одежду с разгорячённых тел. Эндра знает своё дело: расстегнув мою куртку, она осторожно, будто дразня, проводит ладонями по телу, спускаясь всё ниже, к широкой резинке спортивных штанов, чтобы просунуть туда свою руку, коснуться моего самого слабого места, которое уже сильно напряглось и упёрлось в неё, так близко стоящую сейчас ко мне. Это была её любимая игра — пользоваться моей беспомощностью, дразнить мою сущность, зная, что совсем скоро я накажу её за эту маленькую шалость. А пока что мы стоим в тёмной прихожей, жарко целуясь. Рука Эндры сжимает мою жаждущую плоть, в то время как моя ладонь проделывает аналогичное с её уже обнажённой грудью. Наши губы давно мокрые, а языки касаются друг друга быстро-быстро, участвуя в этих безумных поцелуях и распаляя ещё сильнее. Несдержанный рык срывается со рта, когда Эндра вдруг убирает свою руку, заставляя меня мучиться. Схватив её за зад, я приподнимаю Эндру, и она обхватывает мою поясницу. Не переставая целоваться, мы направляемся в спаленку, желая как можно скорее погасить пожар, бушующий сейчас в наших телах. Резкий, грубый, лишённый всякой романтики и прелюдий секс всегда был фетишем такой утонченной и изысканной с виду Эндры. И я всегда давал ей это, делая то, что она хочет — трахал её жёстко, бесцеремонно, на любой поверхности, в любом месте — в примерочной магазина, общественном туалете, капоте своей машины — всё равно где, лишь бы была подходящая возможность. Мы не доходим до кровати — увлечённые процессом, буквально падаем на пол и продолжаем начатое уже на твёрдом холодном покрытии. Эндра мурлычет от удовольствия, когда я в очередной раз резко проникаю в неё, нарочно причиняя боль. Чем больнее, тем приятнее — вот её девиз, и я, пожалуй, с ней согласен. Всё, что так сильно нравится ей, так же привлекает и меня. Слабое свечение наших часов не в силах разогнать темноту, царящую в спальне, но свет ни к чему. После того, как мы встретились, часы начали новый отсчёт, показывая, сколько времени мы проводим вместе. Отправной точкой стал момент, когда мы встретились взглядами, понимая, что наш час настал. Был ещё один, теперь уже не сильный удар наших сердец, толкнувший нас в объятия друг друга, и с тех пор мы неразлучны. Я кусаю её грудь; сильно, до синяков, сжимаю красивые бёдра, двигаясь всё быстрее. Эндра уже кричит, выгибаясь навстречу, и нас обоих словно ударяет током, бросает в пучину невероятных ощущений, кружит в бешеном танце экстаза. Это слишком круто, чтобы быть реальностью. Обессиленно падая на пол рядом с Эндрой, я совсем не чувствую спиной холода, словно паркет подо мной тоже нагрелся. Эндра несколько раз кусает меня за мочку уха, и это означает, что ей понравилось. Что ж, завершение дня оказалось прекрасным. Вымотанный до предела, я засыпаю в обнимку с любимой быстрее, чем успевает восстановиться наше сбитое донельзя дыхание.