Стальная рука Матери

      К утру прояснило и сильно похолодало, отчего весь металл покрылся обильной росой. Раздражённо ругаясь, Фуриоса пыталась протереть и смазать протез, но тот выскальзывал из-под культи. Макс, поначалу цедивший отвар из принесённых гостьей сушеных листьев и молча наблюдавший за ее мучениями, после злобного взгляда, брошенного в его сторону, отставил кружку в сторону и помог управиться с капризным механизмом.       – Всегда так маешься? – спросил он её, вновь взяв кружку.       – Нет. Обычно я помогаю себе ногами. Просто сейчас не хочу разуваться, – она шевельнула железными пальцами и что-то подкрутила на плече. – Ну, что ты решил?       – Соглашусь, пожалуй.       – Вот и славно, - пробормотала Фуриоса. Еле уловимая улыбка скользнула по её губам.       – Как отвёзем Перехватчик?       – Возьму на стройке тягач и утащу твою игрушку в гараж. Идёшь со мной?       Макс покачал головой.       – Лучше подожду здесь.       – Как хочешь.       Трактор приехал через полчаса, по дороге собрав нехилую толпу любопытных. Фуриоса страшно ругалась на тех, кто сдуру лез под траки, люди вопили, трактор дымил, лязгал и тарахтел. Макс впал в тихую панику. С трудом удерживаясь от побега, он подцепил Перехватчик на буксир и забрался в кабину тягача. Процессия двинулась в обратном направлении.       – Мой тебе совет, – прокричала Император. – Если кто-нибудь из Совета будет привлекать тебя к каким-нибудь левым работам, то шли её подальше. Подчиняешься мне напрямую. И ещё: мне, как военачальнику, выделили личное помещение. Места там достаточно, загоним твой металлолом туда. В общем гараже его быстро пустят на переплавку. В свободное от обязанностей время идёшь к механикам и гонишь кого-нибудь из них, лучше всего Канистру, в мою берлогу.       Трактор тем временем заполз на платформу. Фуриоса заглушила мотор, поморщившись, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Начался долгий и нудный подъем.       – Нужно только учить молодняк?       – Нет. Водить Военгрегат. Ходить в разведку. Сражаться. Все то, что делаю я. Надо, чтобы хоть один из нас оставался в Цитадели.       – Хммм…       – На провокации не поддавайся. Ребята у нас хорошие, но будут испытывать тебя на прочность. Мелкие подлянки, розыгрыши, шуточки…       – Какие еще шуточки? – нахмурился Макс, тут же засомневавшись в правильности своего выбора.       – Грязные. Кстати о грязи. Разберёмся с машиной – пройдёшь санобработку, – она приоткрыла один глаз, покосилась на Макса. Подумав, добавила, – После меня.       Процедура под гордым названием «санобработка» проводилась в лохани с горячей водой – роскошь, которую изредка могли позволить себе обитатели Цитадели. Наскоро ополоснувшись, Фуриоса погнала Макса отмокать от многолетних наслоений пыли и пота. При виде ванны он явно опешил, уставился на женщину, словно спрашивая её: «И что, это всё для меня? Правда, можно?» – и так потешно это выглядело, что она захохотала, прижав локти к ноющим ранам. Макс смутился и выставил её за кровельный лист, игравший роль ширмы. Брякнули сброшенные ботинки, прошуршала одежда, булькнула вода – и все стихло.       Вскоре в берлогу влетела Даг и с порога зашипела:       – Что ты натворила? Внизу всё гудит, вот-вот вспыхнет бунт!       Это было явное преувеличение. Толпа рассеялась, как только стало припекать солнце.       – Я только забрала то, что мне понадобилось.       – Что тебе понадобилось? Эта развалюха?! Да она не стоит того бензака, который ты из-за неё сожгла!       – Эта развалюха, – Император брякнула стальной ладонью по крыше Перехватчика – мне и даром не нужна. Но она позарез нужна моему заму, а он позарез нужен мне. Для него не пожалею ни бензака, ни воды. Боец, помаши нашей правительнице ручкой.       Никакой реакции не последовало, и тогда она заглянула за ширму.       – Надо же. Заснул.       Даг тоже подалась посмотреть, но Фуриоса, сверкнув зубами в ехидной улыбке, тихо произнесла:       – Осторожнее, Даг. Там мужчина, и он не одет.       Та побледнела и отпрянула.       – Зачем ты его сюда притащила? Кто он такой?       – Воин. Когда окрестные банды придут за нашей водой, он один будет полезнее, чем весь твой Совет Матерей.       – Ты привела сюда чужака!.. – в ужасе прошептала Даг. – Сначала он сожрёт свой паёк, а потом предаст нас.       – Я ручаюсь за него. Паёк он отработает, не паникуй.       – Не паникуй? Говоришь, не паникуй?! Может, ты хочешь навязать нам ещё одного Несмертного? Или сама метишь на его место? Что, этот бродяга – первый в твой личный гарем?       – Не заставляй меня думать, что я совершила ошибку, когда выкрала вас из Хранилища.       – Когда мы предлагали нанять бойцов в дальних поселениях, ты упёрлась рогом…       – …и тысячу раз объяснила, почему не стоит этого делать…       – …продолжила вбивать свою ересь в детские головы…       – …а ты знаешь, что говорят девушки про твои речи о «свободе»?..       – …теперь назло нам притаскиваешь сюда какой-то шлам…       – Захлопни пасть! – Фуриоса сорвалась на крик и с силой ударила в стену кулаком, ободрав ребро ладони.       Даг сжалась, сразу растеряв запал и превратившись в испуганную девчонку. В наступившей тишине слышно было только всплеск за ширмой и тяжёлое дыхание разъярённой женщины.       – Я пытаюсь решить вопрос нашего выживания, – успокоившись, заявила Фуриоса, – в то время как тебя волнуют проблемы, далёкие от жизни. Если бы ты хоть раз попробовала высунуть нос чуть дальше Водяной Башни, то поняла бы меня. Но ты предпочитаешь подпевать Совету, который впустую тратит мое время, отвлекает людей от работы и всюду вставляет палки в колеса. Займись уже своим огородом и не лезь туда, в чем не разбираешься. Выметайся отсюда.       Даг открыла рот, собираясь огрызнуться, но осеклась и унеслась прочь, громко хлопнув дверью.       – Все еще хуже, чем я думал, – прокомментировал Макс. – Почему ты сразу не сказала ей, какой именно… кхм… «шлам» тут плавает?       Фуриоса вздохнула.       – Она обозлилась бы ещё больше. Мы уже ругались из-за тебя.       – Хммм?       – Девчонка почему-то решила, что ты обязан был остаться. Обвинила меня в том, что ты исчез.       Вновь заплескалась вода, и Макс зафыркал и заворчал, словно заглохший движок.       – Теперь ясно.       – Что?       – Удивлялся, зачем ты опять спросила мое имя. Думал, Даг передаст, а она обиделась, – он насмешливо хмыкнул и добавил. – Дитё малое.       – Когда ты назвался ей?       – Я не ей говорил. Тебе.       – Мне ты ответил «не важно».       – Это позже было. Ты умирала. Она рядом сидела. Держала катетер, чтобы кровь шла. Все слышала.       Макс, босой и без рубахи, в одних штанах, вышел из-за перегородки, стряхивая капли с волос. Фуриоса невольно скользнула взглядом по его рукам, плечам, груди, животу… и поймала себя на том, что забыла дышать.       – Кхм… Это может стать проблемой… – пробормотала она и, поймав удивлённый взгляд, пояснила. – Если до Совета дойдет твоё имя, тебя выставят из Цитадели. В лучшем случае. Не знаю, что может взбрести им в головы.       – Рокатански.       – Что?       – Фамилия моя. Рокатански. Можно так звать.       – Ррррроккатански… – попробовала она слово на вкус и припечатала. – Внушительно. Ребятам понравится.       Макс ненавидел их. Длинные, извилистые, душные и холодные, скудно освещённые вонючими керосинками, эти коридоры снились ему в кошмарах. Он даже обернулся – проверить, не несутся ли следом улюлюкающие психи с лицами-черепами, – но никого не увидел. Ссутулившись и сунув сжатые кулаки в карманы куртки, он обречённо побрёл вслед за Фуриосой.       Она шагала впереди, показывая дорогу, и изредка бросала реплики, поясняя, куда ведет тот или иной отнорок. Там пищеблок, пайку вечером заберёшь. Там лазарет, чёрт бы его побрал. В той стороне арсенал. Это выход на вершину, но нам там делать нечего. А это – учебка. Эти чумазые рожи – твои спиногрызы. Спиногрызы, это мастер Рокатански, теперь он будет вас учить. Счастливо оставаться.       И ушла.       Спиногрызы… Чумазые рожи… Цыплячьи шеи, торчащие рёбра, отрастающий пушок на макушках – и глаза, глаза, глаза. Карие, серые, зелёные, голубые, посаженные глубоко и выпученные, с эпикантусом и без. У одного – заплыл фингалом. У другого правый глаз карий лишь на две трети; ещё одна треть в цвет левого, серого. Этот великолепно косоглаз. У этого три разнокалиберных зрачка. И все, абсолютно все глаза были направлены на Макса и горели любопытством.       Ну-с, и что же нам может сказать этот чудик?       А он не знал, с чего начать и терзался сомнениями – чего ради он ввязался в эту авантюру? Разглядывая цитадельский молодняк, Макс пытался уловить малейший намёк на то, что он должен сделать, и почти не удивился, когда нашёл то, что искал. Один за другим мальчишки начали переводить внимание на стену за его спиной – на пару футов выше и правее его головы, – а любопытство сменялось испугом и отвращением. В наступившей тишине ясно стал слышен сухой скрежет хитиновых пластин.       Максу был знаком этот звук. Знаком настолько хорошо, что тело отреагировало раньше, чем мозг смог опознать источник звука. Нож вонзился в щель между сочленениями кошмарной твари и на пару мгновений пришпилил её к стене, но не удержал тело, забившееся в конвульсиях. Сколопендра обрушилась на пол и попыталась уползти, когда её голову размозжил тяжелый ботинок.       Макса однажды укусила подобная тварь, чуть меньше этой. Тогда он всерьёз думал отрезать себе ногу, чтобы яд не пошёл дальше. Обошлось, но впечатлений хватило.       Молодняк тут же окружил Макса, чуть не прижав его к измазанной ихором стене, и восхищённо загалдел:       – Песчаный дракон…       – Футов пять, не меньше.       – Он убил дракона!       – Во даёт! Не глядя!       – Круууто!       – Дядь, а научишь нас так же ножиком кидаться?       Все тут же смолкли, ожидая, что ответит Макс. А он, глядя на этих истощённых и бледных детей, вдруг вспомнил слова, обронённые Фуриосой. «Одни овощи», так? Что ж, это можно исправить.       - В другой раз. Есть дело поважнее.