Золотой рассвет. Часть 2. Последний Союз

По всем подсчетам предводителей союзного войска, в Барад-Дуре уже давно должна была кончиться еда, а уж где осажденные брали воду, для всех оставалось полнейшей загадкой. Однако вражеская крепость по-прежнему держалась, более того, ее обитатели отнюдь не выглядели изможденными и вполне твердо стояли на ногах, не прекращая ожесточенного сопротивления. Войско Запада несло огромные потери от стрел, копий и снарядов Врага, наполненных самовоспламеняющейся смесью, но никто не знал, что с этим делать и как заставить Саурона наконец покинуть свое неприступное убежище. Однажды Трандуил, новый король эльфов Зеленолесья, решился на отчаянный шаг. Он собрал наиболее храбрых эльфов из своего войска и, дождавшись, пока Черный Майа организует очередную вылазку, хотел было ворваться с кучкой своих удальцов в один из боковых выходов Барад-Дура. Он надеялся либо удержать его до подхода подкрепления, либо, если повезет, даже попробовать пробиться к главным воротам и открыть их союзному войску. Однако эльф не ожидал, что Саурон окажется намного хитрее его — Враг давно просчитал намерения зеленолесского короля. Поначалу все шло в полном соответствии с планом: Саурон устроил вылазку, и эльфы, преследуя врагов, бросились к боковым воротам крепости, но тут случилось нечто непредвиденное. Изо всех вентиляционных отверстий и отдушин на головы зеленолесских смельчаков полилась горящая смесь. Многие из попавших в западню эльфов сразу вспыхнули, как факелы, и сгорели заживо, некоторые все же смогли выбраться, пусть и получили при этом тяжелые ожоги, благо на помощь к ним почти сразу подоспели Нолдор Гил-Галада. В воздухе стоял жуткий смрад горелой плоти. Король Трандуил тоже отделался отнюдь не легким испугом — когда боевым товарищам удалось все-таки вытащить его из вражьей ловушки, он был без сознания, почти вся левая половина лица и тела была сожжена до мяса, а местами и до костей. Больше месяца сын Орофера боролся со смертью; несмотря на все усилия врачей, у него началась сильная лихорадка, раны загноились, и все боялись, что он не выживет. Однако в какой-то момент ему все же стало лучше, и он встал на ноги, хотя теперь его красивое лицо уродовали страшные шрамы, к тому же король Зеленолесья ослеп на один глаз. *** Перед началом войны предводители союзного войска искренне полагали, что все закончится очень быстро, но Саурон по-прежнему спокойно сидел в своей крепости, в то время как армия его врагов за семь лет осады была практически обескровлена. Их главнокомандующий чувствовал себя совершенно растерянным и беспомощным, словно он не эльфийский король, а маленький ребенок, у которого не получается писать закорючки, и он плачет от обиды и отчаяния. Неделя шла за неделей, месяц за месяцем, лучшие воины гибли у него на глазах, Анарион убит, Трандуил остался одноглазым калекой, а Саурону хоть бы что! Сидит себе в своей крепости, словно у него гарнизон не уменьшается, и радуется жизни, будь он трижды проклят! Однажды вечером к Гил-Галаду, который напряженно размышлял о том, как его войску все-таки выбраться из затруднительного положения и окончательно разделаться с Сауроном, пришел один из приближенных Исилдура и сказал, что его повелитель срочно хочет видеть короля Нолдор. Тот сразу пошел к нему, по дороге продолжая думать о насущных делах. Может быть, его друзья-нуменорцы придумали какой-то выход? Однако Исилдур, вопреки его ожиданиям, приготовил своему дальнему родичу совсем другой сюрприз. — Aran, в свое время вы просили меня, если я вдруг встречусь в бою с той женщиной, что командовала нападением на мою крепость, не убивать ее, а привести к вам живой, — сказал он, и по его знаку двое воинов-дунэдайн вывели вперед Эрилиндэ со связанными за спиной руками. — Попала к нам во время сегодняшней вылазки из Барад-Дура. Я сдержал слово, но будьте осторожны, я вам уже говорил, что она очень опасна. На вашем месте я бы сразу ее прикончил, на ее руках кровь стольких моих людей, что я сбился со счета. Эльф окинул девушку внимательным взглядом — не ранена ли, не нужна ли ей помощь? Нет, вроде цела, на ногах держится твердо, одежда не порвана, лишь на щеке ссадина. — Спасибо, — кивнул он Исилдуру, — теперь мне хотелось бы все же побеседовать с ней с глазу на глаз. Отведите ее ко мне. — Aran, вы уверены? — тот смотрел на темную эльфийку с опаской. — Я вам серьезно говорю, не стоит… — Исилдур, не надо так за меня переживать, я не маленький ребенок и не вчера взял меч в руки, — твердо ответил король Нолдор, — я просто хочу во всем разобраться и понять, почему она, будучи из нашего народа, служит Врагу. Более того, не так давно она клялась мне в любви. Я хочу с ней поговорить и очень прошу всех вас мне в этом не мешать. — Ну ладно, воля ваша, — развел руками сын Элендила, которому стало не по себе от того, с какой неприязнью на всех косилась пленная военачальница Саурона, — только будьте бдительны и предельно внимательны, я не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Гил-Галад подумал было, что вопрос улажен, как тут внезапно откуда-то сзади до него донесся голос Элронда: — Простите, мой король, но тут я согласен с Исилдуром, — подобострастно произнес он. — Она действительно опасна. Убейте ее, пока не поздно, иначе она убьет вас — и хорошо, если только вас. Он резко повернулся к своему герольду, глаза его полыхали бешеным гневом. — А ну, замолчи немедленно, — бросил он непривычно жестким и резким тоном, сам удивляясь тому, как зло и раздраженно отвечает Элронду, которого обычно всегда защищал от чужих нападок. — Я сам разберусь, что мне с ней делать, без ваших советов. Убирайся отсюда и не показывайся мне на глаза, пока я сам тебя не позову. *** Вернувшись к себе, король Нолдор отослал охрану и строго-настрого запретил кому-либо его беспокоить — он все еще не терял надежды на то, что сможет помочь своей возлюбленной и спасти ее от злых чар Саурона. Наверняка она согласилась служить Врагу отнюдь не по доброй воле и не в здравом уме и трезвой памяти. Она могла попасть в руки слуг Моргота, а там для Саурона не составило труда подчинить себе разум и волю перепуганной до полусмерти, а то и раненой Эрилиндэ. Оставшись с девушкой наедине, он подошел к ней поближе, слегка коснулся ее растрепанных волос. — Эрилиндэ, — тихо начал он, — я и не думал… Почему ты ему служишь? Тебя заставили, да? Тебя пытали, запугивали, твои близкие в заложниках у Саурона? — король Нолдор говорил едва ли не со слезами в голосе. — Скажи мне, и я попробую тебе помочь! Мы вытащим их из Барад-Дура! Поверь, я не причиню тебе зла! — Развяжи мне руки, тогда будем разговаривать, — эльфийка неловко передернула затекшими плечами, про себя думая, что настало время брать инициативу в свои руки, потому что этот слишком правильный и щепетильный Светлый первым ее не проявит и в штаны к ней не полезет. Надо же, еще и думает, что Саурон ее не то воли лишил, не то силой заставил за него сражаться! — Думаешь, мне удобно вот так тут стоять? У меня, между прочим, уже все болит. Гил-Галад потянулся за ножом и осторожно разрезал веревки. Голос разума отчаянно твердил — остановись, прекрати, что ты делаешь, это враг, она убьет тебя! — но жалость к Эрилиндэ оказалась сильнее, чем все его доводы. Он и в самом деле ожидал, что девушка вырвет у него нож и убежит или вонзит его ему в сердце, но уж никак не того, что она схватит его за руку и положит его ладонь себе на грудь. Эльф вздрогнул, ощутив под своей ладонью мягкое женское тело — он впервые делал что-то подобное. Отбросив нож в сторону, он накрыл другой рукой и вторую грудь девушки — она идеально легла в его ладонь, словно и была создана именно для нее. — Ну что, король Нолдор? — прошептала Эрилиндэ, легко поглаживая руками его спину. — Хочешь меня? Красивая рубашка, но без нее ты смотрелся бы лучше. У Гил-Галада от неожиданности пересохло во рту. — Ты… что… делаешь… — только и смог вымолвить он. Она принялась в страстном исступлении покрывать его лицо и шею быстрыми, яростными поцелуями. — Я больше не хочу ждать. Ты же меня любишь, я знаю. Давай же, возьми меня. Ложись со мной. Только клятву именем Эру я тебе давать не стану, я его ненавижу. В голове эльфа еще мелькнула мысль о том, что он делает что-то неправильное и уж точно поступает вопреки всем законам и обычаям эльдар, но желание обладать Эрилиндэ оказалось куда сильнее. Он уже не мог оставаться бесстрастным перед соблазнительными изгибами ее тела, совершенно забыв, о чем с ней говорил буквально пару мгновений назад. — Ну так что, ты хочешь меня? Я жажду большего, — она игриво дернула его за упавшую на лоб черную прядь. Гил-Галад на мгновение замер, а потом решительно ответил: — Хочу. Король Нолдор всегда ценил чистоту — и свою, и чужую, но тут уже не устоял и не обращал внимания больше ни на что вокруг. Не помня себя и не осознавая окружающей действительности, он быстро сорвал с себя одежду, притянул девушку к себе — ее глаза казались ему почти черными из-за расширившихся зрачков. — Как долго я ждала этого дня, — прошептала она хриплым от страсти голосом, путаясь в завязках и лихорадочно сдергивая с себя штаны, рубашку и белье. — Ты рядом, и это лучше всего на свете. Долго я гадала, как ты выглядишь без всего, и сотни раз представляла это в своей голове, но действительность превзошла все мои ожидания. — Что, нравлюсь? — приглушенно проговорил он, окончательно забывая обо всем на свете, даже о том, что его возлюбленная — военачальница Саурона. Да, так нельзя, нельзя, но что делать, если уже не можешь совладать со своей страстью? Эрилиндэ живет во тьме, и теперь тьма подобралась совсем близко уже к нему самому, хотя он так ее боялся. — Ты мне не просто нравишься, — горячо шептала девушка, продолжая его целовать. — Я тебя безумно люблю. В моих мыслях только ты. Звездочка моя ясная… ведь у тебя пока что еще никого не было? Ну, в смысле… Эрейнион молчал и ошарашенно смотрел на нее, одновременно с тем продолжая держать пылающие жаром ладони у нее на пояснице. Что она такое говорит? — У меня тоже, — она прижалась щекой к его плечу, лицо ее горело. — Так что ты… поосторожней. Он от безумного возбуждения чувствовал едва ли не физическую боль, но никак не решался перейти к тому, чего они оба так давно хотели. Вот она, роковая черта: он держит в объятиях совершенно обнаженную Эрилиндэ. Было еще не поздно ее оттолкнуть и одеться, но король Нолдор этого не сделал. Вместо этого он неловко просунул руку между ее бедер, где все было влажным и горячим, провел пальцами по нежным складкам. Девушка откинула голову назад, втянула в себя воздух, стиснув зубы — говоря по правде, ей хотелось кричать от удовольствия, но она боялась перебудить весь вражеский лагерь и привлечь к ним внимание. То-то будет позор, если эльфы и дунэдайн застанут своего предводителя в таком виде. Высвободившись из его объятий, она легла на постель, закинув руки за голову, и широко развела колени, открывая его жадному взору самое сокровенное. Гил-Галад почувствовал, как у него от сильнейшего вожделения зазвенело в ушах, он не отрывал взгляда от обнаженной Эрилиндэ, темные волосы которой разметались по одеялу. — Ну что же ты медлишь? — прошептала она. — Хватит! Иди ко мне! Мне уже надоело ласкать себя самой одинокими ночами и представлять себе, что это делаешь ты! Он больше не колебался и не думал о том, чтобы остановиться; страх и смущение исчезли. Недолго думая, он лег рядом с ней и, осторожно лаская внутреннюю поверхность бедер девушки, нащупал вход в ее тело. Эрилиндэ вскрикнула от боли и неожиданности, почувствовав быстрое и решительное проникновение — природа не обделила короля Нолдор мужским достоинством, и оно было явно немного великовато для ее лона, еще не знавшего любви, но в следующее мгновение прижалась к нему еще сильнее и вцепилась в его плечи ногтями, умоляя ни в коем случае не останавливаться. Оба они уже почти не осознавали происходящего, видя лишь друг друга, когда их накрыло волной невообразимого, не сравнимого ни с чем в мире наслаждения. *** Элендил, узнав от сына о пленении темной эльфийки и странном желании Гил-Галада поговорить с ней наедине, сильно встревожился и испугался. Он был наслышан о том, что Эрилиндэ очень искусна в военном деле, а король Нолдор всегда был эльфом добрым и доверчивым, поэтому Элендил понимал, что прислужница Саурона вполне может воспользоваться случаем и причинить вред его другу. Он недолго колебался и решительно пошел к Гил-Галаду. К его удивлению, никого из охраны рядом не было. Обеспокоенный Элендил заглянул в один из эльфийских шатров неподалеку. Заспанный телохранитель короля Нолдор, протирая глаза, вяло объяснил нуменорцу, что Гил-Галад сам отослал охрану и строго-настрого запретил его беспокоить. — Так-то вы заботитесь о своем повелителе, бросили его наедине с этой мерзавкой! — грубо заорал на эльфа Элендил и бросился к одиноко стоявшему в отдалении белому шатру Гил-Галада, в душе уже опасаясь, что заглянет внутрь и увидит там труп своего лучшего друга с глубокими ранами в луже крови. Однако почти у самого входа он остановился, замер и прислушался: до него донеслись более чем странные звуки. Было похоже на то, что пленница то ли стонала, то ли плакала, то ли тихо о чем-то умоляла. Элендил растерялся: истязать врагов, тем более женщин, его друг однозначно бы никогда не стал, а вот у Элронда точно хватило бы и ума, и совести на такое грязное дело. Положив руку на эфес Нарсила, он подумал, что сейчас ему однозначно придется заступаться за девушку, если вообще не драться с герольдом Гил-Галада, и слегка приподнял полог, ожидая узреть нечто ужасное. Открывшаяся ему картина оказалась вовсе не страшной, хотя лишила короля дунэдайн дара речи: неподалеку от входа валялась сброшенная смятая одежда, а чуть поодаль его лучший друг в чем мать родила держал в своих объятиях на ложе совершенно обнаженную прислужницу Саурона, которая тихо постанывала. Поначалу Элендил перепугался, решив, что его приятель спятил и решил надругаться над пленницей, поскольку у эльдар не было принято спать со своими избранниками до брака, но, приглядевшись, заметил на лице эльфийки выражение явного блаженства — судя по всему, мордорской военачальнице очень нравилось то, что с ней делают. Увлеченная друг другом влюбленная парочка в пылу страсти даже не заметила чужого присутствия, и Элендил, покраснев до корней волос, отшатнулся и задернул полог. Ужас какой! Хорошо еще, что больше никто не видел эту непристойность, надо и в самом деле на всякий случай предупредить охрану Гил-Галада, чтоб близко не подходили! *** Гил-Галад проснулся рано утром, когда еще только-только начало светать, и, повернув голову, увидел рядом мирно спящую Эрилиндэ — сейчас она выглядела как будто доверчиво-беззащитной и улыбалась во сне, подложив руку под голову. В его памяти сразу всплыли события прошедшей ночи, и он залился краской стыда от сознания того, что натворил. Он спал с военачальницей Саурона, с одним из заклятых врагов сил Света, а теперь… теперь никак не мог на нее наглядеться и с тревогой ждал того мгновения, когда она наконец проснется. Что делать, что сказать? Вскоре Эрилиндэ тоже открыла глаза, сладко потянулась, посмотрела на своего возлюбленного. — Сейчас я самая счастливая женщина во всей Арде, — наконец нарушила она напряженную тишину. — Звездочка моя ясная, за эту ночь можно отдать всю жизнь. — Ты не голодна? — неловко спросил Гил-Галад, чувствуя неодолимое желание откинуть одеяло и еще раз увидеть Эрилиндэ обнаженной. — У меня тут есть немного хлеба и яблок. — А я сыта твоей любовью, — она, угадав его мысли, но понимая, что он стесняется, сама стянула с него одеяло и безо всякого смущения стала целовать его грудь и живот, а потом прижалась щекой к бедру. Мгновение спустя он, снова потеряв голову от страсти, уже отвечал на ее ласки, будучи не в силах совладать с захлестнувшей его жаждой снова обладать Эрилиндэ. Потом он прижимал утомленную девушку к себе и с болью думал о том, что они не смогут провести так весь день — или всю жизнь. Надо было что-то сказать, но он никак не решался. — Эрилиндэ, — наконец начал он, — я не хочу, чтобы кто-то из наших, пока война не закончится, видел нас вместе. Она загадочно улыбнулась. — Я знала, что ты это скажешь, — к его удивлению, в голосе эльфийки не звучала обида. — Уходи к своим, — с явным сожалением сказал король Нолдор. — Я отпускаю тебя. Я надеюсь, что… Эрилиндэ не дала ему договорить — Гил-Галад с наслаждением ощутил, как она закрыла ему рот поцелуем. — Мы с тобой обязательно еще встретимся, — она встала с кровати, подобрала смятую одежду и начала ее натягивать. — Потом. После всего. Совсем скоро. А сейчас — до свиданья. Береги себя и не лезь под стрелы. И да, не доверяй кому попало. Гил-Галад пропустил все ее слова мимо ушей, глядя, как она осторожно приподнимает полог, осматривается — нет ли кого вокруг? — и незаметно выскальзывает наружу. Рассветное небо на востоке уже не было серо-сиреневым, оно сияло всеми ярчайшими оттенками золота. *** Простившись с Эрилиндэ, Гил-Галад оделся, умылся и вышел на улицу. После прошедшей ночи мир казался ему каким-то странным, непривычным, хотя вокруг вроде бы ничего не изменилось; вместо радости, которую следовало бы ощущать после обладания женщиной, которую любишь всем сердцем, он чувствовал растерянность и неловкость. А что, если кто-нибудь вдруг догадается… Да нет, быть такого не может, у него же на лице не написано. И как неправильно все вышло, без клятв, без брачного пира. В лагере он столкнулся с Элендилом и Исилдуром: оба посмотрели на него так, что он почувствовал себя еще более неуютно. Неужели заметили его распухшие от поцелуев губы и багровые засосы по всей шее? Спохватившись, он дрожащими руками прикрыл горло капюшоном плаща. Нет, точно знают или все поняли. — Aran, я за вас вчера очень испугался, — осторожно начал Элендил. — Вам не следовало… ну… хорошо, что вы вообще живы. Нельзя быть таким доверчивым. Гил-Галад покраснел и опустил глаза. Судя по всему, все-таки знает. Он, конечно, вряд ли кому расскажет, но все равно неприятно вышло. — Вы меня, конечно, простите за такую дерзость, вы просили вас не беспокоить, — его друг тоже смущенно отвел взгляд, — я все-таки краем глаза заглянул к вам. Потом, правда, сразу ушел, но всю ночь просидел как на иголках, она же могла вас убить. — Ну не убила же, — Гил-Галад попытался изобразить как можно более беспечный тон. — Я уже говорил: не надо так за меня переживать, все хорошо, я вполне в состоянии себя защитить. — А она… — начал было Исилдур, но решил все же не вмешиваться в разговор, а то еще отец потом отчитает за то, что он повел себя неприлично. — Я взял с Эрилиндэ слово, что она больше не поднимет оружия против меня или кого-либо из моего войска, — ответил эльф, не вдаваясь в подробности, — после чего отпустил ее на все четыре стороны. Думаю, этого достаточно. Элендил промолчал. Исилдур, в душе не переставая удивляться тому, как Гил-Галад мог так легко поддаться чувствам и совершить столь опрометчивый во всех отношениях поступок, вместе с тем поймал себя на кощунственной мысли о том, что завидует его любви — такое не для всех и уж однозначно не для смертных. — Aran, — вдруг вырвалось у него, — а что, если она от вас забеременеет? — Исилдур, — возмутился его отец, — да как тебе не стыдно! Вы об этом даже не думайте, — он снова посмотрел на Гил-Галада, стараясь, впрочем, не встречаться с ним взглядом, — насколько я знаю, у эльфов дети без взаимного желания обоих родителей не появляются. — Вообще-то я дело говорю, — перебил его сын. — Да какое ты имеешь право перечить собственному отцу! — рявкнул на него Элендил. — К тому же… — Отец, я давно не дитя и прекрасно знаю, что такие вещи не обсуждают на людях и об этом нельзя говорить даже с лучшими друзьями, — Исилдур сделал паузу, пытаясь дать отцу понять, что вовсе не хотел продемонстрировать Гил-Галаду незнание простейших правил приличия, — но беда в том, что если это… действительно случится, то ты можешь себе представить, где и в каком окружении будет расти сын или дочь твоего друга и соратника и чему несчастного ребенка там научат? Черной магии? Издеваться над пленными? Или жечь людей заживо во славу Моргота? Слово вы с нее, говорите, взяли? — он слегка повысил голос, обращаясь к эльфу. — Да для прислужников Саурона слово ничего не значит. И любая клятва тоже. Они как рассуждают: если мне от этого ничего не будет, так это именно что пустая болтовня, и все эти слова и клятвы можно легко нарушить. Король Нолдор почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Да, вот по поводу этого у него даже мыслей не возникало… при иных обстоятельствах он бы безумно обрадовался известию о том, что у него будет ребенок, но сейчас ему отчаянно хотелось, чтобы все обошлось, ведь мерзавец Саурон будет только рад возможности заполучить в свои грязные лапы наследника рода Финвэ и воспитать его как своего верного прихлебателя. Может, это была ловушка, он нарочно подослал к нему Эрилиндэ и та сдалась в плен только для виду? Надо же было так глупо попасться! В это мгновение он вспомнил и о дочери своего покойного брата Келебримбора. Что с ней стало? — Надо было послушаться Элронда, — вырвалось у него. — Он же мне советовал. Великие Валар, нет, нет, я бы никогда не смог… — Успокойтесь, я же вам сказал, что ничего не случится, — попытался приободрить его Элендил, видя, что его лучший друг растерян и едва ли не готов разрыдаться от отчаяния, осознания собственного бессилия и горького сожаления о непоправимом. — Если вы сами сознательно не хотите иметь ребенка, то зачатия просто не произойдет. Элронда же вам в любом случае слушать не следовало, потому что убить женщину, какой бы она ни была — поступок в высшей степени скверный и недостойный любого человека или эльфа, в котором осталась хоть капля благородства. Мы не орки и не морэдайн, чтобы совершать подобное. — Понимаете, aran, просто у нас в семье в свое время случилась очень большая беда… — Исилдур, не надо, — попытался остановить его отец, но тот решил идти до конца. В их роду было много неприятных тайн — Эльдарион, Аглахад, Зимрабет, которые Элендил считал чем-то настолько жутким, что об этом не следует ни с кем говорить, но его сын решил, что Гил-Галад имеет право знать. — Отец, хватит, — решительно возразил он. — Если бы ты не делал вид, будто ничего не произошло, и твой друг был в курсе событий, может быть, он смог бы избежать неприятностей, а теперь благодаря твоему упорному молчанию расхлебывать это придется всем нам! Так вот, вы знаете, что у моего деда Амандила был родной брат, Элентир, которого люто ненавидел Ар-Фаразон за то, что он был тоже влюблен в его жену Тар-Мириэль. Когда он понял, что королева предпочитает ему своего двоюродного брата, то женился на другой женщине, и у него родилось двое сыновей — Нолондил и Аглахад. Оба, мягко говоря, оказались людьми не самого хорошего поведения. Если старший был очень жестоким, то младший предпочитал разгульный образ жизни, за что его постоянно ругали дома. Сами понимаете, ему это было неприятно. Я не знаю всех подробностей, но в один прекрасный день Аглахад сбежал из дома и попросился на службу к Ар-Фаразону. Как я смог понять по тем обрывкам слухов, которые до меня доходили, ушел из Роменны он не один — прихватил с собой старшую дочь Нолондила, Мериль. То, что он увел ее из родительского дома — может, и правильно сделал, потому что мой дядюшка не особо церемонился со своей семьей, собственную жену бил до потери сознания, а дочери родной, как люди поговаривали, так вообще сломал руку. Но вот что было потом… Гил-Галад испуганно сгорбился и втянул голову в плечи, кутаясь в плащ, как будто ему было холодно — а может, его и в самом деле знобило от потрясения. Побледневший Элендил смотрел куда-то в сторону. — Они жили при дворе Ар-Фаразона, — продолжал тем временем Исилдур. — Все было хорошо, если бы тому не взбрело в голову приволочь в Нуменор Саурона. Тот быстро втерся ко всем в доверие, благо он это умеет, задурил Аглахаду голову и племянницу его несчастную своим вниманием не обделил. — Помнится, ты спрашивал, — наконец решился вставить верховный король дунэдайн, — почему у нас такие нравы строгие и мы нашу молодежь так от всего бережем. А вот поэтому — когда в юности у человека кровь кипит, много ль ему надо, чтоб в беду попасть. Саурон подсунул моему двоюродному брату одно из своих колечек, умело убедил всех в том, что Келебримбора убил не он и вообще они со своими Кольцами Власти всем чуть ли не добра желали, а с Мериль так еще хуже обошелся. Наплел ей с три короба своей грязной лжи, теперь уже про любовь… — Он над ней надругался? — сдавленным голосом спросил Гил-Галад. — Где там надругался, сама согласилась, дура, — Исилдур сделал глубокий вдох, словно собираясь с силами перед тем, как продолжить рассказ. — Теперь у меня есть, как я мог сам видеть на последнем званом обеде у Ар-Фаразона, куда нас пригласили, два племянника и племянница, думаю, догадываетесь, чьи дети. — Какой кошмар, — король Нолдор отступил назад, в это мгновение окончательно осознав, что наделал. Все было подстроено, если бы Элендил и в самом деле не пытался скрыть семейный позор, а с самого начала рассказал все другу, он бы, возможно… Хотя что теперь говорить, сделанного не воротишь. Исилдур, впрочем, решил не отнимать у эльфа последнюю надежду на то, что все удастся исправить — это было бы слишком жестоко. — Знаете, — пояснил он, нервно теребя в пальцах кончик переброшенной через плечо косы, — мы с отцом не смогли вовремя предостеречь наших близких, чтобы они не попали в капкан Саурона, и не оградили их от этого. Можно, конечно, найти сколько угодно оправданий, и все они будут обоснованными, потому что вскоре после того, как Враг стал советником Ар-Фаразона, Верным запретили приезжать в Арменелос без дозволения короля, но тем не менее в том, что случилось с Мериль и Аглахадом, есть доля и нашей вины. Однако сейчас мы близки к победе, и наш долг состоит в том, чтобы не просто собраться с силами и окончательно уничтожить Саурона, но и вырвать из его когтей тех, кто нам дорог. Это будет трудно. Очень трудно, потому что даже когда мои дядя с сестрой и ваша возлюбленная окажутся свободны от его влияния, пройдет какое-то время, прежде чем мы сможем до них докричаться и объяснить, кем на самом деле был этот мерзавец и какое зло причинил всем нам. Ваш брат в свое время отказался вас слушать, за что и поплатился. Нам же не следует терять надежды. Мы найдем слова, чтобы их убедить, найдем способ сломать чары Врага. Вы не смогли спасти Келебримбора, но вы поможете Эрилиндэ, и ваш сын или дочь вырастет свободным эльфом, а не прислужником Саурона! Гил-Галад, слушая его, казалось, даже воспрял духом и слабо улыбнулся. — Ты все верно говоришь, — согласился он с Исилдуром, — я предлагаю вот что. Давайте завтра же соберем военный совет и придумаем какое-нибудь решение, чтобы наконец взять крепость Саурона и покончить с ним самим. — Хорошо, — согласился Элендил, — завтра в полдень. *** Услышав о новом военном совете, Исилдур попытался изобразить искреннюю радость от того, что война, возможно, скоро закончится, но на деле он чувствовал себя настолько мерзко, что дальше просто некуда. Буквально сразу после того, как его люди отвели темную эльфийку к Гил-Галаду, курьер привез ему письмо от жены, в котором она вместо того, чтобы в очередной раз рассказать о насущных делах и об успехах маленького Валандила в изучении Квэнья, наконец решилась открыть супругу очередную страшную семейную тайну. «Мой дорогой Исилдур, — писала она, — возможно, после того, что я тебе расскажу, ты возненавидишь меня за то, что я молчала столько лет, но у меня не было другого выхода. Если бы я открыла тебе все еще в Нуменоре, всей нашей семьи, возможно, уже не было бы в живых, и наши сыновья так бы и не появились на свет. Я знаю, что на самом деле произошло с Исилвэн, дочерью твоего дяди Нолондила, и кто в этом виноват. Сейчас мы не бессильны и не бесправны, как раньше, и можем за себя постоять. После того, как погиб твой брат Анарион, я решила, что все-таки настало время поведать тебе правду. Отомсти Мордору за наших родичей!» Письмо было закапано слезами, во многих местах чернила расплылись — было видно, что Фириэль горько плакала, вспоминая страшную трагедию. Дальше на нескольких страницах жена Исилдура подробно описывала, как над несчастной девушкой безнаказанно надругались двое морэдайн, от которых она и зачала ребенка, как она оказалась единственным человеком, которому Исилвэн смогла довериться в своей беде, и пыталась помочь ей избавиться от плода насилия, пока родители не заметили — все же знали, каким человеком был Нолондил, как обе они до последнего надеялись на помощь Исилдура, который хотел было замять дело и по-быстрому выдать опозоренную девушку замуж за хорошего человека, но родители Исилвэн все испортили… Сын Элендила, читая послание жены, поймал себя на том, что ему самому на глаза навернулись непрошеные слезы, когда он вспомнил свою несчастную троюродную сестру. В бессильной ярости и злобе он сжал кулаки, в то же время понимая, что Фириэль поступила правильно, не сказав ему ничего — он ведь тогда в гневе точно пошел бы и убил сыновей Абарзагара за содеянное, а потом арузани вырезали бы всю его семью, и смерть его родичей и слуг точно не была бы легкой. Скомкав письмо, он сунул его под подушку — только бы отец не увидел, ему это знать совершенно незачем. Сейчас Исилдур чувствовал зависть к собственной жене в том, что она женщина и ей можно рыдать в голос, никого не стесняясь: ему было так жаль Исилвэн, а он не смог ничем помочь, не защитил, не спас, хоть и пытался. Какой-то злой рок навис над его семьей, на которую сыплются одни несчастья… Хотя выход из этого положения есть, и Фириэль сама подсказала его мужу: разделаться с Сауроном, отомстить мордорским выродкам за сестру и брата! Пощады Врагу не будет. Пусть ответит за то, что случилось по его вине.